Шаги за спиной

Герасимов Сергей Владимирович

Только этого не хватало. Они без зонтика. Они будут стоять в арке и целоваться.

Они действительно целовались. А как же любовь до смерти? – почти обиделся Валерий. Как же предсказание? Но ведь было еще одно предсказание – она не доживет до двадцати лет. Придется и ее тоже. А как она его целует, просто извивается. Гадина.

Со мной, со мной она была другой!

Тамара действительно изменилась: она была в черной короткой юбке (непривычно короткой, потому что несколько раз поправила ее сзади, потянув вниз), в черных туфельках на

каблучках, с распущенными волосами. Ее волосы были перекрашенны в черный и на глазах были темные очки. Ноги темные как у негритянки – еще бы, целый месяц на берегу, да еще за чужой счет. Новый любовник был японцем. С японским типом лица. Плевать – японец или китаец, но из этого дома он сегодня не выйдет.

В скверик зашел пьяница и обрадовался, увидев человека:

– Молодой человек, разоритесь на десять тысяч!

– Пошел, – холодно сказал Валерий.

– Никаких претензий. А все потому, что я никого не граблю! – последнюю фразу пьяница прокричал очень громко и Тамара с японцем обернулись. Валерий налился холодной злостью. Она стала совсем другой за этот месяц. Она стала намного лучше.

Новое платье, новые туфельки, новые украшения. Золотая пряжка на пупе. Здоровенная. И здорово идет. Конечно, не золотая, но дорогая. Все за мои деньги.

Дождь сбивал листья с деревьев. Деревья шелестели и шевелили голыми ветвями. Кажется, я уже когда-то видел это, – подумал Валерий. Но когда? И где? Как будто заноза в сердце и невозможно вытащить. Дождь, который смывает все. Наверное, так бывает всегда, когда кончается что-то.

Тамара с японцем перестали целоваться и быстро перебежали к подъезду. Значит, она его все же пригласила, – подумал Валерий. До последнего мгновения он не верил. Ну что же.

Он подождал еще минут десять-пятнадцать, потом перебежал к стенке, так, чтобы его невозможно было заметить из окна, прошел у стены (от стены воняло мусором) и вошел в подъезд.

А вот и лифт. Лифт здесь интересен. Он ездит бесшумно, а открывается с грохотом. Кнопочки сделаны на двадцать четыре этажа, хотя этажей всего семь.

Он нажал шестую кнопку и лифт бесшумно тронулся. Пистолет он держал под пиджаком, у подмышки. Недолго тебе осталось, узкоглазый. 

131

Тамара и Кир вошли в лифт.

– Какой этаж? – спросил Кир.

– Седьмая кнопка.

Лифт бесшумно двинулся. Открылся с грохотом. Тамара отперла дверь кваритиры номер сорок четыре.

Она разулась и прошла в зал. В комнатах было темно.

– Почему ты не включаешь свет?

– Так приятнее. Я люблю сумерки. А ты?

– Наверное тоже.

– В любви не бывает «наверное».

Квартира была очень уютной, и очень деревянной – все из настоящего дерева: шкафы, шкафчики, паркет, облицовка стен, массивный стол в комнате для гостей. Мягкие тяжелые шторы, за которыми сверкают молнии, пока беззвучные.

Глухонемые демоны – повторю, потому что лучше сказать невозможно.

– Повезло,

проскочили до дождя, – сказал Кир.

– Не говори, пожалуйста, этого слова.

– Какого?

– Повезло. У меня с ним связаны тяжелые воспоминания.

– Извини.

– У меня нечего есть, – сказала Тамара, – только холодная ветчина и хлеб. Пить тоже нечего. Будешь?

– Давай.

Он поцеловал ее в шею, за ухом, успев откинуть волосы; она улыбнулась и убежала. Сделала бутерброды, вернулась, улыбаясь.

– Твоя улыбка светится в сумерках, – сказал Кир.

– Не отвлекайся.

– Как ты можешь этим заниматься? – спросил Кир. – Ведь Бог это запрещает.

– У меня свой собственный Бог. И, кажется, он самый правильный. Он ничего не запрещает, кроме как портить людям жизнь и ничего не требует, кроме как помогать, если ты можешь помочь. А вызываю ли я духов, ему все равно.

– Ты в это действительно веришь?

– Сейчас убедишься. Я делала это сто тысяч раз и всегда получалось.

Она расстелила на столе большой круглый листок со многими значками (листок был отпечатан типографским способом, как приложение к самоучителю) и положила на него блюдце.

– Что теперь? – спросил Кир.

– Теперь задернуть все шторы и зажечь три свечи. Смотри, какие молнии!

Она подошла к окну и вдруг замерла, будто наткнулась на невидимую стену.

– Что-то увидела?

– Нет, это только показалось.

– Что?

– Не приставай, не скажу.

– Я не отстану.

– Показалось, что вижу знакомого. Он как-то странно бежал через двор. Но только вначале показалось; это не он. Почему гроза немая?

Она задернула шторы, но молнии все равно синевато проблескивали сквозь ткань. Поставила треугольником свечи и зажгла их.

– Что теперь? – спросил Кир.

– Теперь нужны наши руки. Да. Твои руки нужны мне, но не приставай, пожалуйста. Будь серьезнее. Клади свои так, чтобы все десять пальцев касались блюдечка. Да не так, чтобы только прикасались. Теперь я.

– Ну и что?

– Теперь можно задавать вопросы. Сначала простые.

Например: сколько нас в комнате? Прикасайся чуть-чуть и слегка двигай пальцами, но не толкай блюдце.

Блюдце слегка поупрямилось и остановилось на цифре два.

– Это еще не показатель, – сказал Кир.

– Ты пришел? – спросила Тамара таким загробным голосом, что Кир подавился улыбкой. Нельзя смеяться над чужой верой.

– Да, – ответило блюдце.

– Ты красно-черный дух?

– Да. Я свободен.

– Почему?

– Потому.

– Что-то он не очень информативен, – заметил Кир. – Мог бы и объяснить.

– Как тебя зовут? – спросила Тамара.

– Не зовут, – ответил дух.

Тамара объяснила:

– С ним нужно говорить, как с маленьким ребенком. Его нужно правильно понимать. Сейчас он сказал, что его не зовут обычно; обычно он приходит сам и причиняет несчастья. Он злой дух.