Шахматы как модель жизни
Шрифт:
Мы инстинктивно чувствуем наступление кризиса, но обычно не осознаем его и не предпринимаем рациональных действий. Но если мы сохраняем бдительность, то можем распознать тревожные признаки и принять меры для сокращения ущерба от кризиса или даже использования его с выгодой.
Сложность ситуации можно оценить по количеству элементов и, что более важно, по количеству возможных взаимодействий между ними. В начале шахматной партии на доске всегда находятся 32 фигуры, но никто не назовет начальную позицию сложной. Фигуры противоборствующих сторон разведены и не взаимодействуют друг с другом. О сложности можно говорить лишь тогда, когда силы сторон вступают во взаимодействие. Когда напряжение этого взаимодействия
Мы должны следить за возрастанием напряжения и оценивать последствия принимаемых решений. Другой важный объект наблюдения — развилки, возникающие на нашем пути. Людям свойственно придерживаться выбранного мнения так долго, как только возможно, и эта склонность не всегда бывает нездоровой. Трудности наступают тогда, когда ради сохранения нескольких возможностей мы оттягиваем неизбежное принятие решения. В развитии любой ситуации наступает момент, после которого мы только потеряем, если будем и дальше медлить с выбором.
Очень редко необходимость выбора возникает неожиданно; обычно у нас есть достаточно времени, чтобы заранее обдумать возможные варианты. Откладывая решение до последнего момента, мы лишаем себя стратегического преимущества. Если мы предвидим наступление кризиса задолго до его начала, то успеваем правильно распределить свои силы.
Каждый кризис имеет фактор времени — по определению. Даже предупреждение о глобальной опасности, приближающейся со скоростью снежной лавины, оставляет человечеству хотя бы крайне сжатые сроки для принятия необходимых мер. Но обратное верно не всегда; можно испытывать острую нехватку времени, не находясь в критической ситуации. Если ставки низки или отрицательный результат не предвидится, всё сводится к элементарному беспокойству.
Шахматист в цейтноте передвигает фигуры и переключает часы с предельной скоростью. В эти моменты шахматы напоминают скорее детскую компьютерную стрелялку. Очень важно не превращать время в столь исключительный фактор, что все остальные факторы утрачивали бы значение.
Гоночный автомобиль движется по замкнутому маршруту, что не требует особых навыков предвидения, в отличие от управления обычным автомобилем в городских условиях. В реальной жизни мы мчимся по автостраде с бесчисленными развязками на разных уровнях. Лишь немногие из них снабжены четкими указателями, и каждая требует от нас принятия очередного решения. Когда «указатели» начинают расплываться или совсем исчезают — это признаки наступления очередного кризиса.
Иными словами, чем труднее определить качественное различие между альтернативами, тем вероятнее, что положение выйдет из-под контроля. В отличие от осложнений, о которых говорилось выше, такая ситуация может возникнуть даже при наличии всего лишь двух или трех возможностей для выбора. Франклин Рузвельт заметил, что во время Второй мировой войны самым трудным решением для него был выбор командующего высадкой союзных войск в Европе. Многие полагали, что этот пост должен был достаться Джорджу Маршаллу — командиру, который пользовался особым доверием американского президента. Но он достался Дуайту Эйзенхауэру, и по весьма трогательной причине: Рузвельт не мог допустить, чтобы его ближайший помощник (и лучший стратег) покинул его в критический момент войны. Высадка в Нормандии была кризисным моментом не только в силу исключительной сложности и необратимого характера операции, но и в силу самой очевидной причины — огромного вложения ресурсов. При таких высоких ставках и тяжелых последствиях в случае неудачи ситуация является критической независимо от того, насколько велики шансы на успех.
Психологи, специалисты по логике и этике любят составлять головоломки, вынуждающие нас уравновешивать кризисные факторы. Представьте, что вы командуете подразделением в тысячу солдат и находитесь в очень опасной ситуации. Существует два выхода в безопасное место: длинный путь через заснеженную долину и короткий по опасной горной тропе. Если вы пойдете через долину, то потеряете 40% своих людей, а если рискнете пойти через горный перевал, то с вероятностью «пятьдесят на пятьдесят» либо спасете всех солдат, либо они все погибнут. Что вы выберете? Насколько должно измениться процентное соотношение в условиях задачи, чтобы вы изменили свой первоначальный выбор?
Исполнительному директору компании приходится решать, следует ли уволить 407 сотрудников или же обойтись без увольнений, но с риском полного краха компании. Во всех делах, от вложения наших сбережений до планирования отпуска, нам приходится решать, стоит ли идти на риск или избрать наиболее безопасный путь. В конечном счете, решение зависит от нашего характера и предрасположенности к риску. Но если вы будете постоянно следовать первому побуждению вместо того, чтобы проводить хотя бы элементарный анализ ситуации, то постепенно ваше интуитивное мышление превратится в умственную косность.
В русских народных сказках мы не раз встречаем героя, который останавливается на распутье перед камнем с тремя надписями, каждая из которых сулит ему тяжкие испытания. Опасность неустранима, вопрос лишь в том, чем рискнуть. В реальной жизни варианты выбора редко бывают такими ясными. Наши решения всегда представляют собой компромисс между желанными приобретениями и неизбежными потерями. Увлекшись тем, что можешь приобрести, упустишь из виду то, что можешь потерять.
Как следует поступать в подобных ситуациях? Часто возникает желание разрубить узел, вместо того чтобы его развязать. По преданию, такой метод сослужил хорошую службу Александру Македонскому в Гордии, но нет смысла подходить с мечом к шахматной доске, балансовому отчету или бизнес-плану. Иногда простого и однозначного решения не существует. В некоторых случаях приходится развязывать узел, чтобы сохранить веревку для других целей. Уклонение от принятия мелких и на первый взгляд незначительных решений в пользу одного «всеобъемлющего» решения кажется очень привлекательным, но в результате мы часто сжигаем за собой мосты, которые могли бы пригодиться нам в будущем.
Ошибки с обеих сторон
Если бы я не сыграл с Карповым 119 партий, то не смог бы выиграть решающую 120-ю. Поражение в 23-й партии севильского матча слишком травмировало бы психику, и я не успел бы собраться на последнюю схватку за чемпионский титул, до которой оставалось менее суток. В чем заключался мой «секрет подготовки»? Я просто расслабился, поиграв в карты с товарищами по команде, и получил добрых пять-шесть часов предутреннего сна.
Общий счет нашего чемпионского марафона был тогда 16:16 при 87 ничьих, и выигрыш 120-й партии означал победу не только в матче, но и во всем безлимитном поединке. Так почему же я играл в карты и отсыпался, вместо того чтобы заниматься дебютной подготовкой? Дело в том, что после 119 партий с Карповым мы за оставшиеся несколько часов уже не могли обнаружить ничего нового. Поэтому мы наметили лишь общую стратегию — и на этом остановились: важнее было восстановить нервы и силы. Это выглядит странным, учитывая мое обычное усердие в чисто шахматной подготовке, но в данном случае речь шла о правильном распределении ограниченных ресурсов. Отказавшись от форсирования событий в дебюте, я выбрал стратегию, предусматривающую не взрывной выброс энергии, а постепенное горение.