Шахматы с Машиной Страшного суда
Шрифт:
Предисловие
Ирано-иракская война – один из самых жестоких военных конфликтов конца ХХ века. По сути, он явился попыткой иракского диктатора Саддама Хусейна подчинить молодую Исламскую Республику и завладеть богатейшими нефтяными месторождениями пограничной с Ираком области Хузестан. За Саддамом стояли страны Запада, в частности, США и Великобритания, стремившиеся его руками уничтожить в зародыше иранскую революцию. Однако иракское руководство и его западные покровители даже представить себе не могло, с каким мощным отпором придется столкнуться захватчикам, когда народ Ирана в едином порыве поднимется на защиту своей страны. «Священная оборона» и «Навязанная война» – так до сих пор именуются те события в иранском обществе. Да,
В современной иранской литературе военная проза представлена отдельным и очень ярким направлением. Многие авторы, пишущие о Священной обороне, сами сражались на передовой – именно поэтому их произведения так документально достоверны. Здесь есть всё: и батальные сцены, и рассказ о трагедии гражданского населения, и – самое главное – глубочайший духовный подтекст. Вообще вся литература Ирана, начиная с древнейших времен, проникнута неповторимой духовностью, а в годы тяжелейших испытаний духовное начало нации в целом и каждого отдельного человека принимает особую окраску, становясь тем стержнем, без которого невозможно ни выжить, ни победить. И, как алые тюльпаны из капель крови павших за родину, так из светлой и трагической памяти вырастают яркие, берущие за душу произведения, заставляющие думать, сопереживать, а главное – помнить…
«…и взяла (жена) плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел. И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги…
И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно.
И выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят.
…и поставил на востоке у сада Едемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни».
«Когда же настал вечер, (Иисус) возлег с двенадцатью учениками; и когда они ели, сказал: …один из вас предаст Меня… опустивший со Мною руку в блюдо, этот предаст Меня…
…говорит им Иисус: все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь, ибо написано: «поражу пастыря, и рассеются овцы стада»…
Петр сказал Ему в ответ: если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь.
Иисус сказал ему: истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня».
Кому: Командованию соединений и частей в окруженном районе Абадана и Хорремшехра
От кого: Главный штаб Группы войск «Юг»
Тема: Введение в бой радара
Согласно полученным разведывательным данным, противник на нашем театре военных действий ввел в бой радарную установку «Цимбелин» французского производ ства. В этой связи предписывается в срочном порядке собрать и передать в Главный штаб любую информацию, касающуюся указанного радара, для принятия мер по…
Когда штабная машинистка ударами пальцев набивала черные буквы этого распоряжения на белую бумагу, она, возможно, не догадывалась, что через два-три дня эти слова, подобно буре, разметают и нашу жизнь, и нашу войну…
Глава 1
– Согласен?.. Согласен?.. Четыре дня всего лишь!
Печальное сияние горящего нефтезавода освещало его лицо, делая блеск искусственного глаза еще более дерзким, чем обычно.
Дважды – неожиданное пробуждение! Первый раз меня разбудил ахнувший взрыв бензохранилища, в которое наконец угодили прямым попаданием. И миллионы литров горючего, словно огненный гриб, взлетели к небесам. Я спал на бетонной крыше, и кожа лица почувствовала жар этого пламени, слепящий его свет пробился сквозь веки.
И вот второй раз… Я засекал вражеские орудийные позиции, и меня сморил сон, из которого толчком руки вырвал меня Парвиз. А ведь ничто меня так не мучает, как недосып, и господин Гасем, командир прибрежного укрепрайона, знал это и по возможности щадил меня.
– Ну как, ты с уловом?
– Парви-из… – застонал я. – Не видишь, что я сплю?
Я сел, ничего не соображая. Кирпичный бортик по периметру крыши был достаточно высок, чтобы скрывать нас от врага.
Парвиз тоже сидел на корточках рядом со мной, и вот он начал массировать мои плечи.
– Тебе семнадцать, мужчина уже! Должен бодрствовать – ты ведь наблюдатель! А ты дрыхнешь напропалую…
Я понял, на что он намекает: на ту похвалу, которой удостоил меня господин Гасем, сказав недавно: «Молодец! Вот теперь ты становишься настоящим мужчиной!»
Я ничего не ответил Парвизу. От начала ночи и до того, как уснул, сколько вражеских орудий я засек?
Там, по ту сторону реки, за пальмовой рощей, из одной из сотен кротовых кучек – вражеских земляных укреплений – выдвигался орудийный ствол и делал выстрел, а я в полной тишине напрягал зрение и, как только замечал эту неяркую вспышку, нажимал на пуск секундомера и потом весь обращался в слух.
Через несколько мгновений, когда до моих ушей долетал гром выстрела, я останавливал бег стрелки. Затем, умножив полученное время на скорость звука (333 метра в секунду), я получал эту страшную дистанцию, начинающуюся от одного из зарытых в землю вражеских орудий, идущую по прямой над пальмовой рощей и над пограничной рекой и заканчивающуюся в точке моего секундомера.
В тетрадь в кожаном переплете, оставшуюся от моего отца, я заносил результаты, а назавтра, при полном свете дня, предстояло пометить орудия на карте.