Шальная музыка
Шрифт:
— Какие у него там другие дела были? — сделав ударение на слове «другие», спросил Бирюков.
— Радиотехникой Лева сильно увлекался. Покупал уцененные радиотовары, ремонтировал их, потом в комиссионный магазин сдавал. На одну пенсию по инвалидности ведь не прожить…
— А в дачный кооператив «Синий лен» Лев Борисович не ездил?
— Это где такой?
— В двадцати километрах от райцентра в сторону Новосибирска.
— Первый раз слышу. Не знаю. В общем, я ничего не могу понять. Пятнадцатого сентября у Левы украли японский магнитофон… — Люба нервно раскрыла сумочку, достала из нее сложенный тетрадный листок и протянула Бирюкову. — Вот это заявление лежало у Левы в столе. Я показывала
Бирюков развернул листок. Аккуратным почерком было написано:
«В уголовный розыск районной милиции от инвалида второй группы Зуева Льва Борисовича. ЗАЯВЛЕНИЕ. 15 сентября с/г из моей квартиры No 13 по улице Озерной, дом No 7 украден однокассетный японский магнитофон „Националь“, заводской No 5ВАСВ 13676. Кража совершена между 06.30 и 19.00 часами, когда в связи с поездкой в Новосибирск меня не было дома. Убедительно прошу отыскать украденную вещь и вернуть мне. К сему…» — дальше стояла витиевато-длинная подпись, похожая на «Зуешвили».
— Вот по поводу этой кражи брата и вызывали в милицию, — еле слышно сказала Люба.
Бирюков положил заявление перед собою на стол:
— Как же милиция могла вызвать Льва Борисовича, если вы только что принесли эту бумагу?
Тонкие брови Любы недоуменно приподнялись.
— Может, Лева по телефону сообщил в милицию о краже, — неуверенно проговорила она.
— Не было такого сообщения, но на всякий случай сейчас проверим, — Бирюков нажал клавишу селектора: — Голубев!..
— Я здесь, товарищ начальник! — тотчас послышалось из динамика.
— Тебе известно о краже магнитофона у гражданина Зуева из седьмого дома по улице Озерной?
— Никак нет!
— Срочно узнай в дежурной части, не поступало ли туда устное заявление, и сразу зайди ко мне.
— Бегу, товарищ начальник!
Бирюков выключил селектор. Поправив листок перекидного календаря, на котором значилось девятнадцатое сентября, спросил Зуеву:
— Брат рассказывал вам о краже?
Люба утвердительно наклонила голову:
— Да, конечно. Магнитофон стоял на подоконнике, и утащили его через форточку.
— Квартира на первом этаже?
— На первом. Дом трехэтажный, с двумя подъездами. Перед окном у Левы — густой черемуховый куст.
— Знаю этот дом… — Антон, раздумывая, постучал пальцем по календарю. — Почему же Лев Борисович не передал нам заявление, а положил его в стол?
Люба пожала плечами:
— Сама не понимаю. Все как-то странно получилось. Лева собирался в Москву. Пятнадцатого сентября он приезжал в Новосибирск. В авиаагентство, за билетом. Купил на восемнадцатое число и заехал ко мне в общежитие. Мы договорились, что пока брат будет в Москве, я поживу в его квартире здесь, в райцентре. У меня в запасе еще две отпускные недели. Приехала я сюда на следующий день, шестнадцатого, с вечерней электричкой. Лева встретил на вокзале и по дороге к дому рассказал, что, мол, вчера, пока был в Новосибирске, у него украли новенький магнитофон, за который он отдал шестьсот рублей.
— Это государственная цена?
— Нет. Лева говорил, что купил у кого-то с рук, а в «Березке», мол, однокассетный «Националь» стоил триста восемь чеков. Я удивилась: «И не жаль было в два раза переплачивать?» Он в ответ: «Что ты, Люба! Это же первоклассная техника. Фирма „Панасоник“, стерео. За такой отличный маг и семисот не жалко. На любителя, конечно».
— Значит, брат ваш любил музыку?
— Правильнее сказать, не столько музыку, сколько радиотехнику. Став инвалидом, он сутками копался в транзисторах, магнитофонах, телевизорах. Говорила ему: «Не свихнись на этом деле, как Женька Дремезов». Лева засмеялся: «От радиотехники не свихнешься. Женька от водки в психушку залетел». И, правда, один из Левиных соседей по новосибирской квартире от запоев чокнулся. Инженер, а опустился до рядового сантехника…
В кабинет порывисто вошел оперуполномоченный Слава Голубев. Мельком взглянув на примолкшую Зуеву, он по привычке присел на подоконник и сказал Бирюкову:
— Ни устных, ни письменных заявлений гражданина Зуева в дежурной части не зафиксировано.
— И никто из наших сотрудников его не вызывал? — спросил Антон.
— Никак нет.
Бирюков посмотрел на Любу. Та, не дожидаясь вопросов, растерянно заговорила:
— Ну как же это?.. Я сама слышала… Шестнадцатого числа, когда Лева встретил меня на вокзале, мы пришли к нему домой около восьми часов вечера. Поужинали. В девять посмотрели программу «Время», потом какой-то концерт и легли спать. Я — в комнате на кровати, Лева в кухне на полу себе постелил. Не успели заснуть — звонок. Лева подошел к двери, спросил: «Кто?»… Ему ответили: «Милиция». — «Что случилось?» — «Это у вас вчера магнитофон украли?» — «У меня». — «Мы нашли его, надо срочно опознать». Лева поколебался: «Завтра утром приду в милицию». За дверью помолчали, потом говорят: «Преступник пойман. Не можем же мы его держать до утра без оформления протокола. Короче, быстро собирайтесь. Ждем в машине. Там всех делов-то на полчаса». Вот так… Я почти дословно запомнила разговор…
— Какой голос был за дверью? — спросил Антон.
— Молодой… Спокойный, но требовательный.
— Один?
— Один. Только он все время говорил «мы». Ну Лева торопливо оделся, взял ключ от квартиры, чтобы не будить меня, когда вернется, и вышел.
— Время, хотя бы примерно, не скажете?
— На часы я не смотрела, но уже темно было. Наверное, около одиннадцати… — Люба приложила платочек к глазам. — И еще, знаете, не могу понять: то ли мне это почудилось, то ли в самом деле после yxoда Левы, в ту ночь, кто-то пробовал открыть дверной замок. Я страшная трусиха, привыкла жить в общежитии, с девчонками. Когда осталась в Левиной квартире одна, никак не могла заснуть. Наверное, больше часа ждала, а Левы все нет и нет. На меня такой страх навалился — решила захлопнуть замок на защелку, чтобы снаружи не открывался. Думаю, пусть уж лучше Лева меня разбудит, когда вернется. Не представляю, сколько времени прошло. Вроде задремала и сразу очнулась. Прислушалась — будто кто-то пытается открыть дверь. Обрадовалась: наверное, Лева вернулся Подошла к порогу, спрашиваю: «Ты, Лева?» В ответ — молчание. Еще раз спросила — опять молчок. Ну, думаю, причудится же со страху такое. Легла, а заснуть не могу. Вскоре от подъезда вроде бы легковая машина, не включая фары, отъехала. Не странно ли?..
— Все странности имеют свое объяснение, — уклончиво сказал Антон. — Что ж вы почти трое суток молчали об исчезновении брата?
Зуева растерянно моргнула:
— Боялась квартиру открытой оставить. Кое-как сегодня нашла в столе запасной ключ. Там же и заявление о краже магнитофона лежало. Только собралась к вам, участковый инспектор милиции заявился, попросил вместе с ним съездить в морг…
Люба уткнулась лицом в ладони и заплакала. Подождав, пока она немного успокоится, Бирюков опять спросил:
— Брат не высказывал предположений: кто мог украсть магнитофон?
— Лева подозревал, что мальчишки утащили, — сдерживая слезы, ответила Зуева. — Некоторые ведь как шальные гоняются за импортной аппаратурой.
— От шальной музыки и взрослые ошалевают… — Антон помолчал. — Придется, Люба, посмотреть квартиру вашего брата.
— Пожалуйста, хоть сейчас пойдемте.
Бирюков подал Голубеву заявление о краже магнитофона. Когда Слава прочитал его, сказал:
— Пойдешь с нами. Надо будет соседей опросить.