Шальная звезда Алёшки Розума
Шрифт:
Поболтав с земляком ещё несколько минут, Алёшка распрощался и побрёл через базар в сторону Покровских ворот.
— Почём солонина? — послышался рядом голос, который показался ему знакомым. Он оглянулся.
Возле одного из прилавков стоял Савва Евсеич — подрядчик, привозивший к малому двору продукты.
— По пятнадцати копеек за фунт. Бери, не пожалеешь! Солонинка наисвежайшая! Неделю назад ещё хрюкала!
— Ежели по десять отдашь, пять фунтов возьму.
— Побойся бога! И так почти даром. Ты погляди, какое мясо, на царский стол подать не стыдно!
— Моё слово крепкое — десять копеек, или прощевай.
Алёшка сам не понял, зачем приостановился, наблюдая, чем кончится торг. Продавец и покупатель яростно спорили, один совал другому под нос «добрую солонину», второй упорно стоял на своём. Наконец, продавец дрогнул — сошлись на двенадцати копейках.
«Добрая солонина для царского стола» перекочевала в огромный берестяной короб к одному из двух крепких мужичков, что ходили по пятам за Саввой, и тот отправился дальше, а Алёшка, сам не понимая зачем, побрёл следом.
Выяснилось, что Савва рядиться мастак. Практически на всё, что ладился покупать, сбивал цену чуть не вдвое. Не дрогнул перед его натиском лишь один продавец — густобородый, высокий мужик, по виду похожий на кержака[56].
— Не хочешь — не покупай, — ответил он спокойно. — На мой товар и без тебя покупатели сыщутся.
И Савва, охая и обзывая бородача «супостатом», взял-таки масло по два рубля за пуд, как предлагал хозяин.
Помощники уже не раз оттаскивали купленное куда-то, где, по-видимости, стояла подвода, а Алёшка всё таскался за подрядчиком.
Кроме солонины и масла, тот закупил два пуда пшеничной муки, три фунта осетрины, два ведра творога, четверть хлебного вина, полпуда мёда и пуд гречи. Погрузил все припасы на подводу с помощью своих спутников и, наконец, покинул базар, сэкономив изрядную сумму денег.
Алёшка тоже отправился восвояси, восхищаясь ловкостью дельца.
__________________________________
[56] Кержак — старовер, раскольник.
Уважаемые читатели!
С сегодняшнего дня выкладка будет по главам, предположительно, через день. В соответствии с выкладкой на основной площадке публикации.
Глава 4
в которой Анна Иоанновна решает государственные вопросы, Алёшка работает грузчиком, а Прасковья сидит в кустах
Через распахнутое окно доносился запах молодой листвы и вчерашнего дождя. Высокая, полная женщина, стоявшая возле него, привычным движением приняла из рук слуги штуцер, уверенно взвела курок. Ложе приклада упёрлось в плечо, ствол плавно пошёл вправо и вверх, и комнату наполнил грохот. Запахло порохом. Слуга забрал ружьё, поставил возле стены, оперев на приклад, и тут же подал даме другое, заряженное. Вновь сухой щелчок курка и почти сразу же грохот. Третий штуцер, четвёртый, пятый…
Двое мужчин, стоявших за спиной дамы, наблюдали за стрельбой. Один спокойно и заинтересованно, второй — нервно вздрагивая от каждого выстрела. Наконец, разрядив последний штуцер, дама обернулась к ним.
— Браво, Ваше Величество! Ни одного промаха! Полагаю, во всей Москве не найдётся стрелка, способного потягаться с вами! — по-немецки произнёс плотный мужчина в камзоле, богато расшитом золотым галуном и алмазами, и зааплодировал.
Женщина довольно улыбнулась, а взглянув на второго господина, зашлась весёлым смехом.
— Что-то ты, Андрей Иванович, сбледнул, — проговорила она, отсмеявшись.
— Я наделён излишне резвым воображением, Ваше Величество, — нервно усмехнулся тот. — Представил, что мне вздумалось прогуляться в саду под вашими окнами…
— Не бойсь, Андрей Иваныч, я не охочусь на своих министров. — Императрица прошла к бюро и уселась в кресло. — Зачем ты хотел меня видеть?
— Рискну навлечь на себя гнев Вашего Величества, но долг призывает меня вновь напомнить вам о главной обязанности монарха перед подданными — выборе наследника престола. Вы молодая женщина и, конечно же, к радости народа станете править не один десяток лет, однако ваши подданные не смогут спать покойно, покуда наследник не будет назван. Конечно, самым предпочтительным было бы, если бы Ваше Величество изволили сочетаться браком…
При этих словах лицо «алмазного» вельможи омрачилось, и он бросил быстрый тревожный взгляд на императрицу.
— Помилуй, Андрей Иваныч, какой уж нынче марьяж, чай, мне не двадцать лет… — Императрица с лёгкой досадой махнула рукой. — Что это ты выдумал…
— Тогда вариантов у вас немного, а именно всего три: ваша племянница, принцесса Мекленбургская, кузина Елизавета и сын её покойной сестры, герцог Голштинский.
— Потаскуху Лизетку в императрицы?! — Тёмные глаза Анны полыхнули гневом. — Кильского чёртушку[57]?! Да не бывать тому никогда!
И толстые пальцы, унизанные кольцами, сложились в увесистый кукиш, который Её Величество продемонстрировала поочерёдно обоим собеседникам.
— Петрушкину отродью неча делать на троне российском! Добро бы ещё Авдотьи Лопухиной отпрыски были, а не пьяной шлёнды, что портки всему гарнизону стирала да юбку заголяла перед всяким желающим!
Императрица, похоже, рассердилась не на шутку — вскочила и с прытью, совершенно неожиданной для её корпулентной фигуры, промчалась по кабинету.
— Стало быть, тем паче вопрос с престолонаследием надобно решить как можно спешнее, — мягко проговорил Остерман. — Как вы знаете, блаженной памяти государь Пётр Алексеевич[58] почили, не оставив распоряжений на случай своей кончины, и, стало быть, законную силу имеет завещание предыдущего монарха, сиречь, тестамент[59] государыни Екатерины Алексевны. А согласно ему трон наследовать должны Анна Петровна и её потомство, каковым является герцог Голштинский Петер-Ульрих, а после него — цесаревна Елисавет и её дети. Коль скоро — язык мой отказывается произносить сии слова — вы не оставите собственного распоряжения о том, кто унаследует по вам трон, престол перейдёт к одному из этих двоих.
Императрица вновь прошлась по кабинету уже спокойнее и остановилась возле окна. Остерман невольно поёжился, верно, представил в руках у той бьющий без промаха штуцер.
— Ваше сиятельство, — обернулся он к «алмазному камзолу», — хоть вы меня поддержите! Малодушное нежелание помышлять о блаженном успении не украшает монарха! Ежели б Пётр Великий с тщанием и серьёзностью подошёл к этому вопросу, у власти не оказались бы неграмотная баба[60] и лакей из Немецкой слободы[61], торговавший пирогами!