Шалости нечистой силы
Шрифт:
Белый ковер
Врачи засуетились вокруг Анатолия, и Вера отошла в угол и уселась прямо на пол, на белый пушистый ковер, чтобы не мешать, чтобы не быть под ногами, хотя больше всего на свете ей хотелось сейчас сидеть рядом с Толей, держать его леденеющую руку, передавая ему, как при переливании крови, свою энергию. Она сидела в углу, подобрав под себя ноги, ни о чем не думая, ничего не понимая, ничего не слыша… В голове стояла одуряющая пустота, словно ее черепная коробка была комнатой, из
Этот ветер выдул последнее тепло, когда она услышала слова «остановка сердца». Внутри все смерзлось, превратилось в острую льдышку, которая больно колола виски. Так больно, что зрение Веры расфокусировалось и она никак не могла уловить, что происходит в комнате, что делают белые халаты, сгрудившиеся над Толей, что означают слова «кардиограф» и «дефибриллятор», что может означать словосочетание «клиническая смерть»…
Только спустя некоторое, неизвестно какое, время ее сознание зафиксировало движение: белые халаты разогнулись.
А Толя остался лежать.
И не шевелился.
И глаз не открывал.
– Толя, – позвала Вера, – Толенька, ты спишь?
Люди в белом странно посмотрели на нее. Очень странно. Вера медленно выбралась из своего угла, нетвердыми шагами приблизилась к кровати, на которой неподвижно лежал Анатолий, и взяла его холодную руку.
– Ты слышишь меня, Толя? – настаивала Вера, потряхивая эту тяжелую, безответную руку, словно капризный ребенок, старающийся обратить на себя внимание матери, занятой взрослым разговором. – Слушай: у нас будет малыш. Я думаю, девочка… Ты хочешь девочку? А может, и мальчик… Еще рано, чтобы сказать точно…
Она устроилась на кровати рядом с неподвижным Толиным телом и положила его руку к себе на живот, поглаживая.
Один из врачей взял ее за плечо.
– Вы жена?
Вера кивнула. Конечно, жена, кто же еще?
– Дело в том, – начал врач и запнулся, – дело в том, что…
– Тс-с, – приложила Вера палец к губам, – вы его разбудите.
Врач немного растерялся и отступил на шаг, раздумывая.
Вера вдруг поднялась, аккуратно пристроив руку Анатолия на кровати, и, ни на кого не глядя, прошла к окну и распахнула его. В комнату ворвался морозный зимний воздух.
– Свежий воздух… – задумчиво произнесла Вера. – Ему нужен свежий воздух. Нам всем нужен свежий воздух…
С этими словами она забралась на подоконник и, выпрямившись, сделала шаг в морозную тьму, разделявшую окно на седьмом этаже и снег под ним…
Она еще успела подумать: юбка за что-то зацепилась. Порвется, дыра будет, нехорошо с дыркой на юбке…
Тот, который успел ухватить ее за юбку, вряд ли сумел бы удержать Веру за край ненадежной ткани, если бы двое других мгновенно не среагировали и не бросились бы на помощь. В три
– Е-мое, – сказал врач, мужчина лет сорока семи, закрывая дрожащими руками окно, и голос его сорвался.
Он склонился над Верой:
– Обморок.
– Может, нашатырь? – предложил другой.
– Не. Сейчас придет в себя.
Полез за сигаретами, вышел в кухню, открыл форточку, чиркнул спичкой, закурил. Затянулся слишком сильно и закашлялся, выпуская сизый дым.
– Все было, – глухо донеслось с кухни, – с того света сколько раз вытаскивал, а вот из окна еще не доводилось…
– Да, блин, история… – ответил ему другой, молодой, и достал из кармана фляжку со спиртом. – Вовремя ты ее отловил, Вить, а то бы так и сиганула в окно, идиотка… – Он отхлебнул спирта и вытер рот рукавом.
– Знаете что, мужики, – сказал пожилой фельдшер, бессильно опускаясь на подлокотник кресла, – я вот что вам скажу: первый раз вижу, чтобы жена так мужа любила, чтобы из-за его смерти – в окно…
И он покачал головой, то ли уважая, то ли осуждая, то ли завидуя чужой любви…
– Вить, будешь? – протянул молодой флягу со спиртом старшему коллеге, вернувшемуся в комнату.
Виктор молча глотнул и снова склонился над Верой.
– Ну все, очнулась… Сложите пока аппаратуру, – распорядился он.
Вера действительно зашевелилась, глубоко вздохнула, закинула руки за голову, открыла глаза и вдруг резко приподнялась на локте, обводя непонимающим взглядом комнату.
– Я не… Не умерла разве?
– Ты зачем в окно прыгала? – строго спросил ее Виктор, словно нашкодившую девчонку. – Что за дела?
Вера легла обратно на ковер и вытянула руки вдоль тела.
– Я не хочу жить, – сказала она, глядя в потолок. – Мою душу уничтожили. Тело тоже.
– Ты мне это брось! – еще строже произнес Виктор. – Надо же такое придумать! Жить она не хочет! Кто ты такая, чтобы решать? Бог дал – бог взял!
– Вы ведь не верите в бога. Зачем говорить? – слабо произнесла Вера.
– А ты откуда знаешь? – рассердился Виктор. Это он нарочно рассердился – старался втянуть женщину в разговор, надеясь, что несостоявшийся суицид был вызван шоком, и, придя в себя, она сама испугается своего жеста.
– Знаю, – равнодушно ответила Вера.
– Ну и что, что не верю? – не стал спорить Виктор. – Все равно: это справедливо. Как философия. Никто не имеет права отнимать у человека жизнь. Даже у самого себя. А как ты все же догадалась?
– Я чувствую… – Вера прикрыла глаза. – Толя умер? Его нельзя спасти?
Виктор не ответил.
Вера перевернулась на живот и уткнулась лицом в пол. В белый ковер.
Виктор дотронулся до ее плеча.
Вера не шелохнулась.
– Слушай, – он присел на пол подле нее, – я понимаю, ты мужа, видно, очень любила… Правда?