Шаляпин
Шрифт:
Несмотря на заверения о том, что в Советском Союзе он долгожданный и желанный гость, Федор Иванович имел основания для сомнений. Так, открыв вышедший в СССР том переписки А. П. Чехова с О. Л. Книппер, он в примечаниях прочел: «Шаляпин Ф. И. — знаменитый певец (род. в 1873 г.), был награжден званием народного артиста, которого был лишен за солидаризацию с белоэмигрантами». «Какая злая глупость!» — восклицает артист. Сын Федор Федорович вспоминал: отец был уверен — если не попадет в Соловки, с ним произойдет «несчастный случай». «Не убьют же тебя», — уверял кто-то из знакомых. «Не убьют — так машиной задавят», — говорил Федор Иванович…
Шаляпин признан во всем мире, в 1935 году он получил
В начале 1936 года Шаляпин гастролирует в странах Дальнего Востока: на Цейлоне, в Сингапуре, Китае, Японии. Ему устраивают торжественные встречи, к прибытию парохода на пристани собираются толпы. В порту Кобе к пароходу «Хаконе мару» причаливает катер, представители власти, директор токийского филармонического общества с флажками и цветами приветствуют Федора Ивановича. Артист спускается на катер под звуки оркестра. Официальные встречи чередуются с неофициальными. В Японии Шаляпин — гость театра кабуки. «В зале — в ложах, на циновках, на подушечках сидела публика, на огромной сцене расположились артисты. Они чествовали гениального мастера», — вспоминала одна из участниц этой встречи.
В Китае Шаляпин познакомился со знаменитым артистом Мэй Ланьфанем. Экзотическая природа, необычная архитектура, обычаи, традиции — все это живо интересует и радует певца. Вместе с Марией Валентиновной и Дасей он осматривает достопримечательности, фотографируется на фоне пагод, храмов, скульптур, парков.
Конечно, возраст дает о себе знать. Голос Федора Ивановича теряет силу и звучность, у него снова рождается желание попробовать себя в качестве драматического артиста. Шаляпин просит Ирину прислать ему инсценировку «Записок сумасшедшего» Н. В. Гоголя, сделанную кумиром его молодости артистом В. Н. Андреевым-Бурлаком.
В 1937 году — столетие со дня гибели А. С. Пушкина, и Шаляпин намерен сыграть «Скупого рыцаря». Андрей Седых вспоминает об импровизированной домашней репетиции. Распорядившись подать виски, Шаляпин начал монолог Барона:
Тут есть дублон старинный… вот он. Нынче Вдова мне отдала его, но прежде С тремя детьми полдня перед окном Она стояла на коленях, воя.«Я слушал его с глубоким волнением и думал: какое это счастье! Вот Шаляпин играет сейчас для одного тебя… Никакое описание не может передать игры Шаляпина. Был он в городском костюме, без грима, но лицо его как-то внезапно осунулось, в глазах появился жадный, лихорадочный блеск, пальцы, перебиравшие золотые монеты, стали крючковатыми и стариковскими… Закончив монолог, Федор Иванович устало прикрыл глаза и тихо сказал:
— Дублон старинный… Я этого рыцаря скупого чувствую. Недаром говорят люди, что я сам скуп и алчен… А знают ли эти самые люди, что такое настоящий голод? Я-то знаю — по два дня в Казани… ходил не евши… И еще боюсь, смертельно боюсь: состарюсь, потеряю голос, денег не будет — и никто не поможет, никто! Я знал таких нищих стариков певцов, а ведь какие орлы были в прошлом! Вот этот страх остаться без голоса и без денег гложет меня, не дает мне покоя… Да, деньги, „люди гибнут за металл“… Но и в деньгах радости нет…»
С именем Пушкина была связана и давняя мечта Шаляпина — спеть Алеко в новой редакции. Поэтессу Л. Я. Нелидову-Фивейскую Федор Иванович горячо убеждает:
— Ведь в Алеко Пушкин выводит самого себя. Необходимо дописать пролог, из которого было бы понятно, кто такой Алеко и почему он решил покинуть свое общество и уйти к цыганам.
Этой же идеей Шаляпин пытался заразить и Дон Аминадо:
«— Задумал я… спеть и сыграть Алеко, загримировавшись под Пушкина… И нужна мне, милый друг, ваша помощь… Да, да, да! Сейчас вы окончательно все поймете. Необходимо мне, чтобы вы написали либретто!., то есть приспособили пушкинский текст…
И, видя на моем лице ужас и изумление, вскочил с места, достал из ящика заветную партитуру, отпечатанную в Москве у Гутхейля, уселся рядышком и начал, словно в лихорадке, перелистывать страницу за страницей, восклицать, шептать, объяснять, и остановить его не было уже никакой возможности…»
Замысел не осуществился: Рахманинов не хотел, чтобы ставили его ученическую, как он считал, оперу, но обещал Шаляпину вернуться к «Алеко»…
18 июня 1937 года в парижском зале «Плейель» Шаляпин выступил в концерте вместе с хором Н. П. Афонского. Аншлаг!.. Толпы у входа. Слушатели заметили: Федор Иванович волнуется. Ощущение тревоги передалось публике. После второго номера Шаляпин подошел к роялю и легко подвинул его ближе к середине сцены, дал понять — все в порядке, для тревоги нет оснований.
Федор Иванович пел по преимуществу русский репертуар: «Трепак» Мусоргского, «Ночной смотр» Глинки, «Клубится волною» Рубинштейна, арию Кончака из «Князя Игоря». Особый восторг вызвали «Двенадцать разбойников» и «Сугубая ектения», исполненные с хором Афонского. «Шаляпин представляется нам живым воплощением России и кроме чисто художественного наслаждения всегда дает щемящее и в то же время радостное чувство мгновенного возврата к России», — писали «Последние новости». Не только русские парижане, но и французы были захвачены пением Шаляпина и восклицали: «C’est epatant! C’est genial!»
Федор Иванович много бисировал. Иван Алексеевич Бунин пришел за кулисы: Шаляпин стоял бледный, нервно курил.
«— Ну что, как я пел?
— Конечно, превосходно, — ответил я. И пошутил: — Так хорошо, что я все время подпевал тебе и очень возмущал этим публику.
— Спасибо, милый, пожалуйста, подпевай, — ответил он со смутной улыбкой. — Мне, знаешь, очень нездоровится…»
Через пять дней Шаляпин выступил в английском городе Истборне, в концерте, приуроченном его организаторами к столетию Федерации бакалейщиков и агентов по доставке бакалейных товаров. Так случилось, что этот концерт стал последним…
…Газеты сообщают о предстоящих гастролях в Скандинавских странах, о концертном турне по Соединенным Штатам… Федор Иванович расторгает контракты, едет для консультации с медицинскими светилами. Консилиум обнаружил эмфизему легких, расширение сердца.
Федор Иванович возвращается в Париж. Постельный режим. 6 ноября 1937 года он пишет Ирине в Москву: «Ты себе не можешь представить, как ужасно, когда ты чувствуешь потребность вздохнуть глубоко и не можешь, потому что на середине вздоха должен закашляться, как лошадь. Ну… значит, приходит пора отвечать…
Будем ждать выздоровления, но… не знаю, смогу ли работать. Будет ужасно, если я уже инвалид. Во всяком случае, этот сезон уже зачеркнут».
Федор Иванович с тревогой размышляет о предстоящем юбилее — в 1939 году исполняется 50 лет его артистической деятельности. Юбилейная комиссия во главе с Клодом Фаррером собирается открыть в Париже выставочную экспозицию. Шаляпин разбирает архив, просит Ирину прислать документы, письма, костюмы, портреты — России они не нужны: «Ибо, что я Гекубе? Кому это там будет интересно? Иметь всякую ерунду относительно „врага народа“».