Шаман-гора
Шрифт:
И вот наконец-то наступил долгожданный день. За спиной ревёт подвесной двигатель «Вихрь». Наша лодка легко скользит по спокойной глади величавого Амура. Подставив лицо свежим потокам воздуха, я с замиранием слежу за приближающейся кромкой берега. Лодка со скрежетом ткнулась в покрытый камнями берег. Я попрощался с ребятами и договорился о месте и времени встречи. Оттолкнув лодку от берега, я поднял руку в прощальном жесте. Всё, последние мосты сожжены. Я иду на Шаман.
Все ходившие до меня на гору рассказывали, что если добираться не спеша, то в первый день доходишь до подножия горы. Ночуешь там, а на следующий день с новыми силами совершаешь восхождение. Расстояние от берега до Шамана порядка тридцати километров.
Подкинув
К восьми часам вечера, мокрый от пота и порядком измотанный, я вышел к намеченной цели. Все мои муки стоили того. Перед глазами открывается впечатляющее зрелище. Я стою словно на вершине мира. Где-то далеко внизу, на другой стороне Амура, виднеется село. Свежий ветерок обдувает моё мокрое лицо. Благодать!
Скалы Шаман-горы вблизи – это совсем не то, что издалека. Рядом с ними чувствуешь себя пигмеем. Да, постаралась мать-природа. И как она умудрилась наворотить такое чудо? А может быть, и не природа? Моё внимание привлекает нагромождение геометрически правильных каменных глыб. Тут явно потрудилась не природа, а рука камнетёса. Не может природа создать такие идеальные поверхности строительного материала. Эти глыбы похожи на монолитные блоки крепостной стены.
Ладно, одёрнул я сам себя, любоваться будешь завтра. А сейчас надо думать о ночлеге. Необходимо отыскать подходящее место, запастись дровами и развести огонь. Да и отмахав по горной пересечённой местности энное количество километров, я проголодался так, что, не задумываясь, съел бы целого барана. Ну а так как баранов у меня нет, то придётся довольствоваться сухим пайком. А завтра сварганю чего-нибудь горяченького. Когда стало смеркаться, а с горных распадков потянуло прохладой, я закончил все дела по обустройству временного лагеря. Шалаш строить не стал, устроился в уютном месте, созданном природой. Это был небольшой грот в скалах. В случае необходимости он мог спасти и от дождя и от ветра. Я боялся, что если развести костёр, то дым, не найдя себе выхода, будет застилать грот. Но мои опасения оказались напрасными. Дым сам нашёл себе выход. Это оказалась расщелина в скалах, как будто специально созданная для дымохода. В общем, устроился я по-царски. В душе царил мир и покой. Отужинав тем, что Бог послал, и выпив несколько стопок «огненной воды», я лежал у костра и любовался заглядывающими в моё временное жилище звёздами. Благодать!
Я планировал завтра с утра заняться более подробным осмотром скал и не сомневался, что меня ожидает много приятных находок. Но того, что произойдёт на самом деле, я не мог предвидеть даже в самых смелых фантазиях.
Мои «командирские» часы Чистопольского завода «Восток» показывали ровно полночь, когда звёзды в пещерном проёме сорвались с места и заплясали в бешеном хороводе. Я попытался приподняться на руки, чтобы получше рассмотреть непонятное явление природы. Но голова моя закружилась, а руки подкосились. И я, чувствуя тошноту в полном желудке, беспомощно рухнул на землю. При этом голова больно ударилась о каменный выступ, и я потерял сознание.
Глава 4
Ущипните меня, я сплю
Открыв глаза, я увидел, что стою посредине раскисшей от грязи дороги. Обтекая меня с двух сторон, в одном направлении двигалась серая масса каких-то неухоженных и безликих людей. Желая отогнать наваждение, я встряхнул головой. Бесполезно. Люди продолжали двигаться в прежнем направлении. В их движении сквозила какая-то унылая обречённость и слепая покорность судьбе.
– Служивый, ты чего раскорячился посередь дороги? А ну геть в сторону, а то зараз стопчу, –
Я недоумённо оглянулся. Прямо на меня глядела лошадиная морда. Лошадь лениво жевала жвачку и косила на меня любопытным глазом.
«Вот так сон, – подумал я, – уже и лошади надо мной прикалываются».
– Ну, ты, энтова, солдатик, или в сторону отойди, или вперёд двигай, – рядом с лошадиной мордой появилась всклоченная мужичья голова.
Я с испугом уставился на бородатую растрёпанную рожу. Леший да и только. Вероятно, выражение моего лица было таким, что мужик несколько раз торопливо перекрестился.
– Ты бы энто, служивый, ружьишко-то от греха подальше на плечо б закинул, – проговорил он скороговоркой, кося глазами на мою правую руку.
Я проследил за его взглядом и увидел, что эта рука крепко сжимает цевьё карабина неизвестной мне конструкции. Напугал я, видно, мужика. Неосознанным, но привычным движением я закинул карабин за спину и посмотрел на мужика.
– И с дороги бы ушёл. А то погляди, как мы от остальных отстали, – добавил он.
Как робот, замороженным движением я выполнил его просьбу и, вроде бы проснувшись, спросил:
– Э, мужик, а мы где?
Мужик дёрнулся, словно от удара, и наотмашь хлестанул лошадь плетью по ляжкам. Та обиженно заржала и резко взяла вперёд. Вылетевшие из-под колёс телеги ошмётки грязи с неприятным звуком застучали по моей физиономии.
Я утёр со щеки грязь и уставился на руку. Грязь на руке выглядела вполне натурально. Во сне таких подробностей обычно не просматривается. Ну, во всяком случае, мне никогда такое не снилось. Да и вообще, чушь какая- то. Грязная дорога в две колеи. Какие-то серые люди. Мужик с лошадью. К чему бы это? Стоп! А почему он называл меня солдатиком и служивым? Ружьё я уже видел. Что ещё? Надо посмотреть, какая на мне одежда. Я внимательно оглядел свою одежду. На мне была какая- то кургузая шинель из «драп-дерюги». На голове фуражка- бескозырка, но без ленточек. На ногах стоптанные сапоги, все залепленные грязью. К слову сказать, грязь была везде. И не только на обуви и одежде. Казалось, что грязью пропитались даже сама природа и воздух.
Из осмотра я понял одно: я не матрос. Больше ничего умного в голову не пришло.
Судя по состоянию природы, сейчас была весна. На деревьях набухали почки, и даже кое-где проклёвывались зелёные побеги. Ну и, естественно, вечные спутники русской весны – распутица и бездорожье.
Не обращая внимания на проходивших мимо людей и проезжающие повозки, я посмотрел вслед удаляющемуся мужику. В это время он догнал впереди идущую группу людей и, отчаянно жестикулируя, что-то им рассказывал. Нетрудно было догадаться что. При этом он то и дело тыкал рукой в мою сторону и крутил у своего виска указательным пальцем. Вот, курва, выставляет меня психопатом!
Когда он в очередной раз повернул свою бородатую харю в мою сторону, я выразительно помахал ему кулаком. Мужик испуганно сгорбился и, отмахиваясь от своих собеседников, торопливо засеменил за повозкой.
Теперь я стал разглядывать бредущих мимо меня людей. Одеты они были серо и однообразно. Причём всё это одинаково относилось и к мужчинам, и к женщинам, и к детям. У многих на ногах были лапти, а иные шли и вовсе без обуви, с посиневшими от холода ногами. Лица у всех были хмурыми и грязными. На телегах натужно скрипели несмазанные колёса. Лошади с трудом тянули свои повозки по наполненным грязью ямам, что в России, испокон веку, назывались дорогами. Века прошли, дороги остались. Вслед за телегами, натужно вытаскивая из грязи копыта, шли привязанные за рога к задкам телег коровы. Некоторые телеги тянули запряжённые в ярмо быки. Вся увиденная мною картина не располагала к веселью. Какой-то исход обречённых, да и только. Или очередная смена места жительства кочевым племенем. Не зря говорит народная молва, что один переезд равносилен пожару или потопу.