Шаман
Шрифт:
Обыкновенный день. С Олиной улыбкой во всё лицо, с живым запахом еды возвратилось привычное ощущение дома. Даже лёгкое недомогание, даже вчерашняя ссора с Олегом не могли разрушить постоянства уюта, надёжности книжной цитадели — стеллажи поднимаются от пола до потолка с химическими книгами Олега, с её Чеховым, Пастернаком, Толстым, Цветаевой… Светло-зелёные стены их с Олегом комнаты ограждают от холода и суеты века.
Непривычно просторная без Олега кухня тонет в розовом тепле. Тарелка с блинами — перед Ниной. И, хотя сытость подступает к
— От жадности лопну, вот как ты вкусно готовишь! Беги заниматься скорее, а то опять не успеешь сделать уроки!
Пушистые длинные косы на груди, блестящие Олеговы глаза — вполне сносный ребёнок, даже очень ничего себе, симпатичный.
— Иди, а мне надо поработать, пока папа не вернулся.
— Ты не забудешь подогреть папе блины? Он любит хрустящие!
Неожиданно Оля соскользнула на пол, полежала секунду, подпёрла ладошками лопатки и взметнула ноги вверх. Через минуту она уже лежала на пузе, а её пятки касались затылка. Ещё через минуту, торжествующая, с вишнёвыми щеками, стояла в дверях.
— Первое — берёзка, второе — кольцо. Здорово я умею? Это меня Гриша научил. А ещё смотри! — Оля чуть подпрыгнула и в воздухе перевернулась на триста шестьдесят градусов. — Папе нравится, папа говорит, что когда-то тоже так мог. А Гриша умеет на руках ходить.
Гриша — маленький разрушитель. Как придёт, обязательно что-нибудь разобьёт: чашку, вазу, стекло. Движения у него некоординированные, он задевает за углы, сбивает стулья. Зато при нём Оля мгновенно перемывает грязную посуду, придумывает никогда не существовавшие игры, танцы, изобретает самые невероятные кушанья.
— Мама, мы с Гришей завтра едем на каток. Не пугайся, если не подойду к телефону, и не посылай ко мне бабушку. Завтра она всё равно не придёт, у неё собрание в ЖЭКе.
Две тарелки, две вилки — без Олега и мыть нечего.
Олег любит ужинать основательно. Для сметаны приспособил большое блюдце, макает в сметану и хлеб, и блин, и картошку. Для постного масла у него блюдце маленькое. А ещё он любит к блинам селёдку. Вот и получается уйма посуды.
Вода падала щедро, и Нина не сразу услышала звонок телефона.
— Я уж решил, не туда попал, — обрадовался отец.
Отец, как и всегда, коротко сообщил, что у него порядок, спросил, порядок ли у неё, и положил трубку.
Не успела отойти от телефона, позвонила мама, словно почувствовала, что звонил именно отец.
— Папа звонил? Какой у папы голос? Когда он собирается прийти? Вкусные получились у Оли блины? Достала ты кролика?
Её заставили вести группу чтецов, объяснила мама, и теперь два раза в неделю она будет сильно занята. ЖЭК решил заниматься с детьми, чьи родители работают вечерами. Мама подробно изложила Нине, что и как она собирается делать с ребятами.
Сильно запахло кроликом. Нина испугалась, что он подгорит, пообещала маме позвонить попозже, побежала доливать сметану. Не успела вытащить
Алёша приглашает их с Олегом и Олей на пельмени.
Когда мыла гречку, позвонила мамина приятельница, одинокая старушка, попросила подписать её на Даля, стала расспрашивать, как Нине работается и что она читала интересного.
Варя ни о чём не спросила, ничего не сказала, в трубке сначала что-то резко щёлкнуло, потом Рихтер заиграл Шопена.
Выключила воду, слушала, закрыв глаза. И сразу всё встало на свои места: предательство зав. редакцией и Асылова, неаккуратность Олега — мелкое, а их любовь с Олегом, Олины блины и улыбка, Варино присутствие в её жизни, вот эта музыка, освобождающая от мелочей, — главное.
У них с Олегом будет сын. Новая жизнь. Брови кустиками, как у Олега, глубокие ямки под длинными твёрдыми ключицами, как у Олега…
Дятлом уже стучали в ухо гудки, а Нина всё стояла у телефона.
Что бы сделать Олегу хорошего?
Полку Нина увидела, как только вошла в кухню. Полка — враг Олега. Стоит ему подняться из-за стола, обязательно стукнется об неё. Вся голова в шишках.
Вот что она сделает: перевесит полку повыше.
Встала на диван, освободила полку от посуды, попробовала снять, но та даже не шевельнулась. Потянуть посильнее Нина испугалась — вдруг повредит ребёнку?! Пошла звонить Кнуту.
— Можешь помочь мне — перевесить полку повыше?
В детстве они жили на одной лестничной площадке, вместе ходили в школу, он — в мужскую, она — в женскую, вместе, у неё дома, учили уроки — в комнате с двумя маленькими горластыми братьями Кнут заниматься не мог. Теперь Кнут снова каким-то чудом живёт в одном доме с нею, но приходит редко, только когда она его приглашает.
Не успела поставить чайник, в дверь позвонили.
Кнут стоял набычившись, что не вязалось с его долговязой фигурой и умным, добродушным, близоруким лицом.
— Ты ел? — встретила его Нина. — Ладно, будешь пить чай. У меня есть позавчерашний пирог с лимоном.
Кнут подносит руки к полке, снимает её, прилаживает крюки повыше. Заметить, как и что Кнут делает, невозможно: его руки только дотронулись до стены, тут же раздался её всхлип и крюк заблестел нержавейкой на новом месте. Мгновение, и полка висит на двадцать сантиметров выше прежнего.
— Ваша лаборатория по-прежнему с утра до ночи дуется в шахматы? — спрашивает Нина.
— Анекдоты да шахматы, — кивает Кнут. — Сборище бездельников.
Свою работу Кнут не любит. Вот уже пятнадцать лет он сидит в одной и той же лаборатории скромным научным сотрудником. По его рассказам выходит, что неприличные анекдоты и являются главной тематикой его учреждения. Однако Нина не помнит, чтобы при ней Кнут рассказал хоть один анекдот. Он вообще больше молчит, чем говорит. Похоже, кроме букинистических книг и угловатых громоздких фигур, которые он вырезает в свободное время из дерева, не видит и не любит ничего в жизни.