Шрифт:
Дмитренко Татьяна
Шаманы
Жизнь остановилась. Старая Исхаг протянула озябшие ноги к огню и закуталась в ветхую накидку. Последний кусочек вяленого мяса закончился ещё вчера и можно было бы наловить рыбы, а уж как вкусна озёрная форель ей ли не знать. Однако третьего дня рыбную ловлю пришлось отставить, поскольку со старой шаманкой пожелал говорить глава клана. Она хмыкнула - говорить, подумать только. Одноглазый и говорить-то научился только в пять лет. Она помнила драчливого орчонка с вечно мокрым носом и отбитым задом. Этот глава клана кое-как начал ходить к трём годам,
А теперь смотри-ка, Хогров вылупок хочет её видеть! У этого дурного сына тупого отца все выходки тупые. Вот и теперь в простоте своей он хочет увидеть её просительницей перед шатром главы рода. Исхаг только плюнула в сторону посланца главы рода. Кому нужен такой род и этот глава? Духи ещё три утра назад донесли до её слуха весть о том, что Одноглазый, глава клана Черноногих, принял решение сменить шаманку на шамана. И такой же умный Совет клана его поддержал. К племени как раз прибился молодой орк с новеньким посохом. Старая шаманка хмыкнула, это отродье старой черепахи и песчаной вонючки вскоре на собственной шкуре поймёт, что такое приблудный шаман. Юный Говорящий с духами так и не понял, что родовые духи не оставили старую шаманку, напротив, собрались у её шатра, где и пребывают до сих пор.
Дело кончилось тем, что этот выползок старой гадюки, самолично явился к шатру клановой шаманки и объявил волю Совета клана. Исхаг даже не шелохнулась, услышав, что Совет клана отпускает её. Только фыркнула и то мысленно... можно подумать, они держали старую Исхаг, чтобы отпускать. А затем Хогрово семя в лице главы рода объявило, что ей даруется этот старый шатёр, всё убранство внутри шатра, две лошади, видела она этих лошадей - старые клячи, не способные принять седло. Нашёл чем напугать шаманку, ой-бой, дурачок. Он думает, вне клана жизнь её быстро остановится.
Её жизнь остановилась почти пятьдесят лет назад, когда в том самоубийственном набеге погибли все мужчины её рода. Ходили слухи о предательстве Одноглазого, но доказательств не было. И не было свидетелей. Старая Исхаг растёрла замёрзшие лапы, совсем духи огня от лап отбились, в шатре можно мясо морозить. Но и то сказать, что за шатёр-то - дыра на дыре.
Третьего же дня клан откочевал куда-то к северу, оставив на месте большой стоянки множество кострищ, слава всем духам, что мусор сожгли и закопали. Исхаг не удивилась, увидав на второй день перед шатром волчью стаю.
– О, явились, Хогровы дети? Что на этот раз?
Вожак Корноухий провыл что-то неразборчивое и, расталкивая приспешников главаря, к шаманке протиснулась две крупные волчицы. Обе зверюги держали в зубах тяжёленький свёрток за противоположные края, сумка что ли?
Исхаг только и вымолвила что крепкое ругательство - в плотной войлочной сумке сладким сном спал ребёнок. Человеческий ребёнок в орочьей степи спал сладким сном в дурацкой сумке, а над ним сидели волк, его две подруги-волчицы и вся стая неотрывно таращила жёлтые глаза на шаманку.
Ощущение неотвратимости неких событий заставило её сдержать очередное ругательство.
– Где вы его нашли?
Корноухий мотнул головой в сторону северо-запада.
– Далеко? Ладно, сейчас проводишь.
Кивнула волчицам - охранять. Самки опустили свёрток у огня и аккуратно прилегли рядом, согревая сумку с боков, чтобы спящий щенок не замёрз. Исхаг вызвала ездового духа. Тут же из носа знакомо закапала кровь, этот дух, как и все они, жил её кровью. Она наклонилась вперёд, наблюдая, как чёрные капли срываются, падают...и исчезают, не долетая до земли. Две... три... четыре... десять...двадцать - и хватит с тебя. Ездовой дух разочарованно взвыл.
– Ты мне тут поори, - рыкнула старая шаманка, - детёныша разбудишь! Вперёд, пошёл-пошёл!
Вожак помчался вперёд, изредка оглядываясь на висящего чуть позади и слева ездового духа, далеко обогнать это существо с Изнанки никогда не получалось, хотя Корноухий уже года два старался, точь-в-точь, как клановый ездовой пёс. Шаманка рассмеялась, пряча лицо от ветра, скоро зима, холодновато для полётов-то, но куда деваться?
Ага, вот оно, это место! Ездовой дух покружил над побоищем и резко пошёл на снижение. Исхаг обошла место магической битвы по кругу, ощупывая пространство, отмечая отголоски человечьей магии, послевкусие боевых проклятий горчило полынью. Она попыталась призвать родовых духов, откликнулись трое из восемнадцати, уже хорошо, она и на двоих-то не рассчитывала. Эти полетят искать ездовых животных, разбежавшихся от побоища и хорошо, если это будут лошади, а не магические существа, ушедшие за Грань вместе с повелителями. То, что на этом месте расстались с жизнью человеческие маги понятно даже младенцу... но вот кто отправил в Ничто эту женщину, явно мать того ребёнка? И кто убил отца?
Орка понюхала воздух... это случилось нынешней ночью... десяток человеческих воинов, не менее шести магов... и даже один приневоленный дух.... И вся эта рать напала на двоих людей, обременённых только годовалым детёнышем. Старуха злорадно оскалилась, явив миру две пары немаленьких клыков... а ведь напавшие не осмелились приблизиться к убитым, не иначе, как убоялись посмертного проклятия. Старая Исхаг видела его узор, дрожащий над явно сражавшимися спина к спине родителями малыша. Отец так и умер, прикрывая мать и детёныша от огненных стрел. Женщина прожила дольше на мгновение и успела положить четырёх нападавших. Исхаг запустила воздушного духа над павшими врагами побеждённых, сгоняя воронов с тел. Походя, разрушила узор проклятия, так что теперь оно не страшно даже человеку. Исхаг озаботилась скрыть следы магического поединка. Она не желала, чтобы люди вернулись за телами погибших и надругались над павшими в неравном бою.
Старая шаманка вновь обошла побоище по кругу, призывая духов земли. Эти повиновались ей даже без кровавой жертвы. Они и так получат сегодня больше, чем могут проглотить. По периметру круга, очерченного старухой, вздыбилась утоптанная земля благословенной Орочьей степи, ненавистной людями за непокорность. И за плодовитость её обитателей.
Орки растут быстро, живут долго, воюют с малых лет. Пятилетний орчонок вполне способен одолеть взрослого воина людей. Могущество клановых шаманов тоже никем не оспаривается, неуязвимость орочьих воинов, прикрываемых в бою шаманами, давно вошла в поговорки людей.
Исхаг перевернула тело женщины и задумчиво поцокала языком, созерцая заострённые ушки... так вот оно что... мать детёныша светлая эльфа, а отец? Откинула окровавленную гриву волос в сторону, а папаша у нас человек! Вот тебе и разгадка. Однако тут же шаманка усомнилась, как так выходит, что эльфа ощущается человеком? Амулеты? Почему место сражения хранит только человеческую магию? Четвёрка мертвецов тоже люди, а где отголоски магии эльфов?
Непонятно. Исхаг помедлила, затем аккуратно уложила погибших друг подле друга, взвыла над павшими супругами длинным траурным плачем. И оставила их лежать рука в руке до поры до времени, посчитав, что выполнила долг живых по отношению к мёртвым, пусть они и не орки. Согрела дыханием руки, не желая призывать огненных духов и занялась тем, что на языке людей называлось мародёрством. К тому моменту, как она собрала в кучу то, что сочла необходимым забрать, вернулась тройка родовых духов. Три баловника весело гнали перед собой трёх лошадей. Исхаг одобрительно качнула головой, молодцы, что тут ещё сказать! Перехватила шарахнувшихся животных и дала понюхать ладонь, пахнувшую хозяевами. Знакомый запах успокоил скакунов. Степные лошадки, это прекрасно. Не хватало в Орочьей степи этих изнеженных людских скакунов, с горделиво изогнутыми шеями, способных сдохнуть после двух лиг стремительного галопа.