Шань
Шрифт:
Он сопроводил свои слова мягким, церемонным поклоном и получил в ответ точно такой же.
— Ну что ж, — сказал Дэвис, потирая руки, — не приступить ли нам к ленчу? Я попросил нашего повара приготовить кое-что.
Он как бы невзначай поглядывал то на Чжилиня, то на Хуайшань Хана, словно ожидая первой искры, которая привела бы к пожару. Не дождавшись, он отошел в тень ближайшего дерева и поставил на землю большую плетеную корзину. День выдался необычайно душным. Тяжелый воздух, в котором не ощущалось ни единого дуновения ветерка, навевал дремоту.
Дэвис
— Не желаете подкрепиться? — обратился он к спутникам с надеждой в голосе. — Мне не хочется, чтобы вся эта провизия пропала зря.
Хуайшань Хан молча глазел на чужеземную пищу. Он был худым, как спичка. Чуть выдающаяся вперед челюсть свидетельствовала о том, что он уроженец Манчжурии или одной из высокогорных областей, тянущихся вдоль северной границы Китая. Маленькие уши его плотно прилегали к голове. Сквозь короткую щетину волос, едва прикрывавших череп, проглядывал кусочек лиловой полосы родимого пятна. Возможно, из-за формы челюсти создавалось впечатление, что нос и глаза Хуайшань Хана расположены несколько выше, чем им полагается.
Закончив раскладывать закуски, Дэвис обвел их взглядом.
— Ну хоть что-нибудь из этого вам нравится?
— Сэндвичи, — промолвил Чжилинь.
— А нет ли чая? — осведомился Хуайшань Хан. Солнце ненадолго скрылось за облаками. Поляна, казалось, утратила свои очертания, лишившись при этом отчасти присущего ей ощущения покоя. Плантация чая подходила к ней почти вплотную, и Дэвис и его спутники видели, как глава семьи Пу нагружает своего четвероногого помощника. Трое его дочерей, не останавливаясь, подавали один бушель чая за другим.
— Вино не подойдет? — Дэвис откупорил бутылку и извлек из корзины хрустальные бокалы.
— Я не возражаю, — ответил Хуайшань Хан, усаживаясь рядом с американцем. — Однако сомневаюсь, что наш товарищ придерживается того же мнения. — Он сделал глоток из протянутого ему Дэвисом бокала и поднял его с насмешливым видом. — Вам не стоит тратить время на это вино, товарищ, — сказал он, обращаясь к Чжилиню. — Столь элитарный напиток станет вам поперек горла. — Он кивнул головой, продемонстрировав родимое пятно в полной красе. — Кстати, по дороге мы видели небольшой ручеек. Вода, берущая начало из земли, больше подходит для коммуниста.
Чжилинь не спеша расположился по другую руку от Дэвиса. Он недоумевал, зачем тот притащил с собой человека из окружения Чана. Недолго думая, он решил выжидать и наблюдать. Определив характер взаимоотношений между Дэвисом и его спутником, он нашел бы ответ на свой вопрос.
Хуайшань Хан наклонился вперед. Его тонкие губы блестели от вина.
— Отличное вино, товарищ, — заметил он, обращаясь к Чжилиню. Его голос звучал с сарказмом. — Почему бы вам и не попробовать его? Оно ведь тоже берет начало из земли. — Он улыбнулся, показав два ровных ряда маленьких, ослепительно белых зубов. — Какая разница, что это напиток, ценимый капитанами капиталистической промышленности. — Он хмыкнул. — Впрочем, простите меня. Я забыл, что слово “промышленность” мало что может сказать истинному коммунисту. Я дрожу от мысли о том, что произойдет с этой страной, если Мао придет к власти.
— Без коммунистов Китай обречен на бесконечную междоусобную грызню, — парировал Чжилинь без малейшего признака враждебности. — Коммунизм — это единственная идея, способная объединить под своими знаменами миллионы крестьян, составляющих основную массу нашего народа. Без единства, которое может обеспечить только коммунизм, Китай станет слабой, раздробленной на куски страной, а следовательно, и легкой добычей для гвай-ло,подобных шакалам, питающимся падалью.
Хуайшань Хан крякнул с отвращением.
— Они всеядны, — промолвил Чжилинь, — эти гвай-ло. У них нет представления о культуре, о приличиях. Они ничего не знают об универсальности природы. Без защитного вала коммунизма они наверняка дочиста обгложут наши кости. Они вывезут из Китая все, что имеет хоть какую-нибудь ценность и полезность. Только тогда они уйдут, оставив после себя кучи отбросов и костей.
— Вы говорите не хуже, чем ваш бог Мао, — заметил Хуайшань Хан.
— Мой бог — Будда, — возразил Чжилинь. — Мне казалось, что это должно было быть очевидным.
Он подобрал с земли несколько тонких прутиков бамбука и, достав из кармана складной нож, принялся делать на них надрезы, мастеря какое-то сложное сооружение.
— Что вы делаете? — поинтересовался Дэвис, оторвавшись на мгновение от сэндвича.
— Я голоден, — ответил Чжилинь, — и намереваюсь предпринять кое-что по этому поводу.
Он встал и сорвал несколько стеблей какого-то растения, похожего на коноплю. Движения его рук были молниеносными. Закончив свои странные приготовления, он исчез в кустах.
Несколько минут спустя он вернулся и, усевшись на прежнее место, промолвил.
— Ну вот, теперь я не прочь отведать этого вина, — он не спеша пригубил изысканный напиток, попробовав его вначале на язык, и добавил: — В наше время не часто удается встретить в Китае такое отменное вино.
— Вы только послушайте его. Неужели эти слова произнесены коммунистом? — заметил Хуайшань Хан.
— Политика определяется убеждениями, — отозвался Чжилинь.
— Те, кто твердолобо следуют догмам на каждом шагу, часто ломаются на полдороге.
— Однако убеждения являются чем-то непреклонным и постоянным по своей сути, — указал Хуайшань Хан.
— В моем понимании, убеждения — это сознание правильно выбранной цели, — возразил Чжилинь. — Отстаивая правое дело, не стоит пренебрегать разнообразными средствами. Напротив, постоянно придерживаясь догм, мы наверняка не сумели бы решить нашу главную задачу и защитить людей от нищеты, болезней и иностранной интервенции.
Хуайшань Хан допил остатки вина из бокала и попросил Дэвиса налить ему еще.