Шанс (Сборник)
Шрифт:
В этот момент на них сверху упало Пугало. Эффект был почище появления Дьявола во плоти в благочестивом монастыре непорочных малиссок. Правда, отсутствовали гром, молнии, адское пламя и вонь серы. Но все равно впечатляюще.
Страшный серп рассек господину Александру, единственному из тех, кто мог его видеть, левую ногу от бедра до стопы. Я прыгнул в сторону и перекатился по грязной мостовой, и два болта с шелестом пролетели мимо. Больше не стреляли, потому что старина Пугало устроило кровавую жатву. Ничего не понимающие люди падали на алую от крови мостовую с рассеченными шеями и распоротыми животами.
Александр,
Я ему не мешал, потому что уже несся по переулку, выскочил к церкви, бросился вдоль ее стены к центральной площади. Впереди было настоящее столпотворение. Стражники и люди в приметных рясах Псов Господних.
— Остановите молитву! — заорал я. — Остановите молитву!
Не заметить и не услышать меня было довольно сложно.
Двое крепких парней с бритыми затылками, по недоразумению обряженных в рясы, обернулись. Один попытался схватить меня своей похожей на лопату лапищей за шиворот, но я увернулся от него, врезался в корпус другого, да так, что тот охнул и отступил на шаг. Но свой успех я развить не успел. В моей голове зазвучала церковная музыка, ноги стали ватными, и я рухнул на колени, словно собирался прочесть молитву.
Мне тут же скрутил руки один из монахов, я открыл рот, но пудовый кулак второго врезался мне в живот. Совершенно ненужная мера. Я и так лишился возможности говорить. Язык просто прилип к моему небу. Быстро подошел человек в темно-коричневой рясе старшего инквизитора, тот самый, что шарахнул по мне своей благочестивой магией, процедил сквозь зубы:
— Утащите смутьяна подальше.
— Эй, глядите-ка! — сказал тот, что двинул меня, прекратив свой оперативный обыск.
Он протянул мой кинжал старшему инквизитору:
— Кажись, страж.
Колокол пробил двенадцать, и я застонал от отчаяния. Инквизитор, совсем еще молодой парень, наклонился ко мне и сказал быстро, четко, не спуская с меня взгляда:
— Говори, страж. Но если закричишь…
— Остановите молитву. На крыше собора символ Ведьминого яра, а в колоколе темная тварь.
Надо отдать должное этому священнику. Он не сомневался, не медлил, не расспрашивал подробности. Бросился к центральным воротам, где все было запружено народом, но я уже понимал, что поздно. Он не успеет. Один из монахов побежал вместе с ним, другой остался со мной, все еще стальной хваткой держа меня под локоть, на хитром болевом.
— Пусти! — сказал я, видя, как из-за угла появляется окровавленное и очень довольное собой Пугало. — Это надо остановить прежде, чем сюда налетят души со всего княжества.
Он заворчал, но, слыша, как дружно, в один голос, ахнула толпа у входа в собор, понял, что там все же что-то происходит, и выпустил меня. Я бы мог ему сказать, что ворота собора, скорее всего, стремительно зарастают кирпичом, но он уже и сам видел, как это происходит с витражными окнами и маленькими калитками.
Я взял из его рук свой кинжал и кинулся туда, где в стену были вбиты стальные
Ведьмин яр — высшая магия колдунов. Огромный, требующий колоссальных сил, времени и точности написания символ, созданный лишь для того, чтобы призвать к тому месту, где он нарисован, как можно больше злобных душ. Колокол, в который вселили нечисть (и глупости то, что действительно крупная нечисть боится колокольного звона), служит в данном случае призывом.
Идеальное убийство. И страшное. Все, кто сейчас находятся в соборе, обречены. Потому что церковная магия слишком медлительна, чтобы справиться с душами, которые хлынут из мрака. Именно поэтому подобными сущностями занимаемся мы, стражи.
Набат грохнул над головой так, что я оглох. На кураже я забрался выше всех городских зданий, исключая шпили соборов и церквей. В отличие от Проповедника я не боялся высоты, а то бы уже давно грохнулся вниз. Опоры здесь почти никакой не было, а скобы успели проржаветь. Я бы с радостью поменял этот путь на тот, что должен проходить внутри собора, по спиральной лестнице, ведущей прямо на звонницу. Но выбирать не приходилось.
Когда я перевалил через высокие каменные перила, оказавшись рядом с гудящим колоколом, то, кажется, оглох второй раз, и теперь навсегда. Его мерные, ритмичные удары лишили меня слуха. Звонари были мертвы, и колоссальный предмет раскачивался сам по себе. С двух сторон ко мне потекли два худых, тонких, словно истаявших, существа. В них с трудом можно было узнать человеческий облик, который они когда-то носили.
Я выкрикнул слова, не слыша себя, махнул рукой, и первый худяга споткнулся и упал. Второй едва не сцапал меня, но мне удалось воткнуть в душу кинжал и выпить ее прежде, чем он смог меня коснуться. Однако первый уже ловко, точно пружина, вскочил — лишь для того, чтобы на его плечи обрушилась тяжеленная молитва того самого молодого инквизитора, который задавал мне вопросы.
Пес Господень последовал за мной, бледный и взмокший, едва-едва перебрался через преграду, мешком упал на пол. Он, как и я, знал — колокол первопричина всех бед. Если его уничтожить, то Ведьмин яр потеряет большую часть своей силы, души исчезнут, а с остальным можно будет справиться без особых проблем.
С тех пор как начал бить колокол, прошло, наверное, минуты четыре. Вокруг звонницы уже вились первые души — серые размытые пятна, постепенно собирающиеся в воронку, которая вот-вот должна была прорваться и уйти сквозь крышу вниз. Туда, где находились люди. У меня никогда не хватило бы сил уничтожить всех тех, кто пришел на зов.
Я бросился вперед, в воздухе рисуя кинжалом фигуру за фигурой. Но черный ореол вокруг потемневших бронзовых стенок не рассеялся, а, казалось, наоборот, сгустился. В отчаянии я ударил по нему кинжалом, но не тут-то было. Сильный толчок в грудь был таким, что, не поймай меня инквизитор, лететь бы мне до брусчатки всю высоту звонницы.