Шапка Мономаха
Шрифт:
– А где твоя гривна, князь?
Он посмотрел на грудь, где прежде всегда висел золотой оберег с Богоматерью на одной стороне и змееногой тварью на обратной.
– Видно, зверь сорвал, – огорчился Владимир Всеволодич. – Надо вернуться и поискать.
– Зачем искать, князь, – раздался тот же голос. – Знак это. Наденешь гривну великого князя.
Мономах окинул говорившего пристальным взглядом, но отчего-то не мог узнать. Зрение будто расплывалось, и вместо лица у дружинника была муть, как на стекле от дыхания. Потом муть растаяла, и князь узрел незнакомые глаза, темные, почти черные, будто совсем без радужки. Тревожно заржал конь под чужаком.
–
– Я? – удивился тот. – Я Ольбер, князь. Сын воеводы Ратибора.
Теперь Мономах и впрямь видел безбородое лицо отрока, дерзкий взор юнца, внука короля данов и русской княжны. Но тут же пришло в голову, что глаза, виденные перед тем, не столь уж ему незнакомы. Однажды он смотрел в них и длилось это чуть дольше, чем ныне. В битве на Нежатиной Ниве пятнадцать лет назад к нему подлетел на коне молодой ратник, прокричал: «Изяслав убит! Быть тебе на киевском столе, князь!» После пропал, а Владимир, оплакав со всеми погибшего Изяслава, долго искал странного кметя среди своих и отцовых дружинников, живых и мертвых, но так и не нашел. Зато понял, что значили те слова. По обычаю отцов и дедов, тот князь, чей отец умер, не сидевши на киевском столе, волею других князей не получал на Руси ничего – ни клочка земли. Если бы не Изяслав Ярославич, а младший Всеволод умер раньше брата, не видать бы Мономаху не только Киева, но и Чернигова. Пополнил бы число младших князей-изгоев, добывающих себе столы мечом, сговором и кровью. С вокняжением в Киеве отца Владимир встал в череду наследников, имеющих право на великий стол. Но ведь череда длинная и сколько ждать – один Бог ведает. Можно и вовсе не дождаться. Однако с того времени Мономах твердо знал – он дождется, чего бы то ни стоило.
Владимир Всеволодич пересилил себя, молвил, тронув коня:
– Велю тиуну прислать холопов, чтобы искали гривну.
– Гляди, князь, из Чернигова кто-то поспешает, – заметил Ивор Завидич. – Должно, вести срочные.
Владимир поскакал навстречу. Издали донесся взволнованный крик гонца:
– Князь Всеволод… при смерти.
Мономах, не обронив ни слова, помчался к городу.
2
Забава вприпрыжку, подбирая подолы, взбежала по лестнице, ворвалась в горницу, где сидел отец. Плюхнулась на тяжелый ларь, крытый сарацинским ковром.
– Не хочу! Не хочу!
Топая по полу ногами в мягких сапожках, сердито глядела на родителя. Путята Вышатич оторвал взгляд от грамоты и беспокойно посмотрел на дочь. Девица едва вошла в невестины годы, а уже кренделей выкидывает столько, что хватило б на целый выводок отроковиц. Даром что сирота, росла без матери. Скорей бы замуж выдать. И хорошо еще, Бог послал всего одну дочь. Туровский воевода вздохнул, сложил пергамен.
– Не хочу замуж за Антипу. И за Курмея не хочу! – надрывалась Забава. – Скажи, батюшка, мачехе, чтоб не стращала меня боярскими сынками. Не нужны они мне!
– А кто тебе нужен, Забавушка? Не за простолюдина же тебя, боярскую дочь, сватать.
Из глаз девицы брызнули слезы.
– Да что ж такое, батюшка!
Она стала срывать с висков золотые рясна тонкой работы, с которыми поутру носилась по хоромам, будто коза с колючкой под хвостом, – радовалась отцову подарку.
– Чем я хуже угринки, толстоносой Евдошки Ласловны, на которой женили княжича Ярослава? Тем, что ее дядька Геза напялил на себя корону, присланную из Византии?..
Рясна полетели на пол.
– Ты бы, девка, язык бы… того… – опешил Путята, но Забава в горячке не слышала отца.
– Или княжьи дочки, Янка да Сбышка, лучше меня? У одной руки волосатые, а у другой зубы кривые! Их небось за князей да королей повыдадут? Да у меня, может, тоже… дед посадником в Новгороде был! И дядька Янь Вышатич в Киеве тысяцким служит!..
Забава поняла, что сравнение не в ее пользу, перевела дух.
– Ну вот что, девица-красавица… – попытался быть строгим воевода.
– А разве князья не женятся на боярских дочках? – снова ринулась в бой Забава. – Ольга-княгиня кем прежде была – дочкой перевозчика из Плескова, а нынче аж святой почитается! Владимир-князь вовсе от холопки рожден! Иные же князья берут себе в жены немытых половчанок, не брезгуют, а у тех всего приданого – стадо вельблудов! Да потом их дочери с этими вельблудами за немецких королей замуж выходят!
Путяте тоже не нравился нынешний брак германского императора Генриха с дочерью киевского князя Всеволода Ярославича. И без того у русских князей с латынскими правителями отношения запутанные, семейные, так еще масла в огонь добавили этой громкой свадьбой. Тому уже, правда, четыре года минуло, и слышно, будто старый Генрих не слишком доволен молодой женой. А вельблуды, на которых Евпраксия увезла свое приданое, верно, передохли давно.
– У меня же в приданом и злато, и сребро, и паволоки, и… и сапожки всякие… и посуда узорчатая… и перины пуховые… – Глаза у Забавы стали изумленно растерянными. – Ну и пусть, что не много всего! Жили бы мы, батюшка, в Киеве, а не в Турове, и тамошнему князю служили, всего бы у меня было вдоволь и в избытке!
– Это как же ты, лань быстроногая, собралась киевскому князю служить? – поднял брови Путята.
– Да ну как… – Забава закусила нижнюю губку, подумала. – А отдай меня замуж за князя, батюшка! Женой ему послужу!
– Эвон куда собралась! И где я тебе такого князя сыщу, чтоб на тебя позарился?
– Чего искать, – Забава гордо вскинула подбородок, – вон князь наш туровский, Святополк, без жены живет.
– Девок на ложе у него хватает, – проворчал Путята, скрывая оторопь, – тебе ли туда стремиться? Я тебе молодого, пригожего жениха найду. Только уж из бояр, не взыщи.
Отроковица примолкла, раздумывая. Потом состроила невинное личико, сложила руки на коленях.
– А правда ль, батюшка, что нашего Святополка на киевский стол не пустят, когда там старый князь помрет?
– Нечего тебе нос в это совать, – нахмурился боярин.
– Что будто бы его в поруб заточат, ежели он захочет в Киеве сесть? – нарочно не слушала отца Забава. – А кто же его не пустит и в темницу посадит, если наш Святополк после своего дядьки, старого Всеволода Ярославича, самый старший на Руси? Князь Мономах, пусть и храбрый воин, да все же младший из внуков Ярослава! Неужто киевские бояре такие злые? То-то князь Всеволод, говорят, уж сколько лет хворый, от злости-то боярской.
Воевода сгорбился на лавке, словно пришибленный словами пятнадцатилетней девицы. И откуда набралась всего? Кого подслушивала? Оттаскать бы за волосы после этого, да нельзя – зарок дал пальцем не трогать сироту.
Боярин сам не заметил, как стал подыскивать слова для ответа:
– Всеволод хоть и хворый сколько лет, а нашел силы упечь нашего князя из Новгорода в Туров. Родного брата его, Ярополка, еще раньше убили... Из рода Святославичей на Руси один Давыд остался, но этот богомольник, ему киевский стол и не нужен... Всеслав полоцкий ослабел от войн. Так и выходит, что один Мономах всю власть над Русью возьмет… Но это еще как посмотреть!