Шапка Мономаха
Шрифт:
– Тогда ты разлюбишь его – когда он перестанет быть слабым?
– Полюблю еще сильнее. Если доживу до того.
Анастасия встала.
– Уезжай, Ратибор. Тебе здесь не место.
– Я хочу остаться на свадьбу моего сына, – сказал он, не двигаясь и пристально глядя на нее.
Лицо княгини осталось бесстрастным. Ответить ей помешал внезапный шум в сенях. Со двора также донеслись тревожные крики.
– Что там? – возвысила голос Анастасия.
В палату сунулся бледный, как смерть, тиун.
– Матушка-княгиня… там… привезли… князя привезли… мертвого.
Монахиня,
– Все кишки наружу, – растерянно моргнул тиун.
Воевода с силой ткнул его кулаком в грудь и ринулся вон.
На дворе толпилась тьма людей и холопов, бестолково метавшихся, что-то кому-то оравших, бессмысленно таращившихся. Звучала свейская речь, ржали кони, жалостно и пока негромко подвывали бабы. Анастасия с закаменевшим лицом расталкивала двумя руками всех мешавших ей. Наконец остановилась. Коней не успели увести, возле них на голой земле лежали носилки из двух жердин и дружинного мятля. Другой плащ до шеи прикрывал тело князя-отрока. В середине, над чревом, мятель густо пропитала кровь.
Княгиня упала на колени у изголовья носилок, дрожащей рукой коснулась белого лба сына.
– Он еще дышит, – услышала она голос и подняла голову. Над ней стоял кормилец Мстислава Ставр Гордятич, без шапки, в собольей свите, перемазанной кровью.
Он помог княгине подняться. Руки у нее больше не дрожали и голос был тверд:
– Несите князя в изложню. Как это случилось? – не оборачиваясь, спросила она Ставра. Мельком заметила, как пытаются привести в чувство Христину, невесту Мстислава, растирая ей щеки винным уксусом.
Пока Мстислава уносили в хоромы, Ставр Гордятич торопливо и сбивчиво рассказывал. У Мячина озера князь с невестой ускакали вперед всех прочих. Ставр послал к ним двух дружинников, но не велел торчать на виду, чтобы не мешать. Свейские ярлы увлеклись тем временем стрельбой по журавлям, коих на озере объявилась весной тьма. Немного времени спустя кормилец направил коня к перелеску, где укрылись молодые. Не успев доехать, услышал медвежий рев и девичий взвизг. Когда вылетел на большую елань, увидел, как Мстислав с топором идет на медведя, вздыбленного на задние лапы. Кмети ждали с натянутыми луками.
– Перед девкой хотел покрасоваться, – тяжко выдохнул Ставр, – запретил отрокам стрелять.
Мстислав поднял топор, но никто не ожидал от медведя внезапной прыти. Он вдруг опустился на четыре лапы и прыгнул. Удар топора пришелся по воздуху, а когти зверя вспороли князю живот. Сейчас же в морду медведя полетели стрелы, Ставр добил его мечом.
– Это все оттого, что князь захотел непременно показать девке Перынь, идольское капище. Не следовало того делать. Я отговаривал, да разве ж… Прости, княгиня, Христом Богом молю, прости. Не углядел за твоим чадом.
– Ты, видно, Ставр, тоже хотел покрасоваться перед невестой князя, не ударить лицом в грязь, – без всякого выражения произнесла монахиня. – Потому позволил отроку одному идти против медведя. Не оттолкнул его, не встал сам перед зверем.
– Да я ж…
Тело князя переложили на постель, сняли мятель. Княгиня пошатнулась, увидев багровое месиво из кишок поверх разодранной рубахи, Ставр Гордятич поддержал ее. Пока холопы и два лекаря срезали с Мстислава одежду, Анастасия велела прочим, набившимся в изложню:
– Все вон отсюда. – Затем ключнику: – Горячей воды поболее, полотна, железо для прижигания и священника. – Напоследок холодно обратилась к Ставру: – О тебе после поговорим. Сейчас ступай к ярлам Торкилю и Бьёрну, успокой их и скажи, что свадебный договор остается в силе. Дочь короля свеев будет женой русского конунга.
Ставр смотрел на нее полубезумными глазами.
– Мстислав не выживет…
– Если он умрет, она выйдет замуж за Изяслава, – отчеканила княгиня. – Слава Богу, у меня пятеро сыновей!
Последним у дверей изложни оставался киевский воевода, неподвижный, как столп в храме.
– Я должен видеть, как умрет мой сын.
Анастасия уперла ладонь ему в грудь и гневно толкнула.
– Харальд не твой сын! – неслышно для других проговорила она. – Эта кровь, что на нем, – кровь Мономаха.
Ратибор посмотрел на вспученное нутро князя, словно хотел найти подтверждение или опровержение ее слов. Не сумев ничего ответить, резко повернулся и ушел.
Лекари вправили Мстиславу внутренности, сшили края раны, прижгли раскаленным железом и наложили повязку, пропитанную медом. Но никто не ручался за его жизнь. Священник мазал князя церковным елеем. Был новгородский епископ Герман, обещал молиться денно и нощно, уехал в печали. К сумеркам княгиня осталась с сыном одна. Без сил пала на колени перед иконой целителя Пантелеймона, которую велела принесли из своей кельи. С утра у нее не было ни крошки во рту, подкреплялась лишь глотками воды с разведенным медом. Великая Среда – начало страстей Господних. Но и без того помыслов о брашне не было. Все мысли, весь страх, вся усталость ушли в непрестанную мольбу, раскаляя ее до угольного жара.
Незадолго до рассвета инокиня опустилась на пол и забылась глубоким сном.
Проснулась оттого, что в груди толкнулось сердце. В тусклом свете лампады у постели сына она увидела человека, приподнялась, опершись рукой об пол. Незнакомец обернулся на шорох.
– Не бойся, я лекарь, – произнес он, отчего на душе у монахини сразу стало покойно и легко. Одет он был на греческий лад в длинную рубаху-далматику и плащ с застежкой на плече.
Княгиня вновь встала на одеревеневшие колени и продолжила молитву. Лишь несколько раз глянула мельком, что делает чужестранный лекарь. Но ничего особенного не увидела. Он снял повязку, осмотрел рану и чем-то смазал. Потом накрыл князя простынью и тихо покинул изложню.
Лишь только дверь за ним закрылась, инокиню вновь сморил короткий сон. С рассветом она пробудилась. Оправила на себе одежду, постояла у ложа сына и вышла в теремные сени.
Вернулась нескоро. У дверей княжьей изложни ждал церковный чтец с толстым требником в руках. Монахиня объявила ему, чтобы шел восвояси – князь Мстислав не нуждается в чтении отходной. Войдя внутрь, она обнаружила Ратибора, стоявшего у постели.
– Он похож на меня.
– Это родовые черты, – возразила она. – У тебя и у него общий предок – великий конунг Владимир.