Шарада Шекспира

Солнцева Наталья

–  Я слышал каждое слово, открыв заслонку верхней ниши, - добавил Крюков.
– Потрошитель туда ставил свечу. У меня волосы встали дыбом от его откровений! Негодяй производил впечатление безумца, одержимого. Ясно, что он - шизофреник! Мы дали ему выпить изрядную дозу снотворного, и он уснул… подозрительно быстро. Буквально сразу! Как будто просто потерял сознание, отключился. Мы привезли его сюда же, в Горелово.

Кристина вскрикнула, Ева побледнела. Смирнов сел рядом и обнял ее.

–  Я не хотел тебе говорить, -

прошептал он.

–  Где он?
– прогремел Адамов, вскакивая с дивана.
– Покажите мне его! Немедленно!

–  Он в подвале, - нервно хихикнул Николай.
– Жертва и палач поменялись местами. Я заглядывал к нему два раза. Он выглядит и ведет себя как-то странно. Как парализованный. Я его связал на всякий случай.

Адамов был настроен решительно.

–  Идемте, - потребовал он.
– Ведите меня к нему!

Женщины остались греться у огня и пить вино, а мужчины в полном молчании спустились в подвал.

Потрошитель в балахоне Палача, но без колпака, был жалок и казался спящим.

–  Он что, опять уснул?
– наклонился к пленнику Крюков.

–  Вадим?
– удивленно воскликнул Адамов, всматриваясь в Потрошителя.
– Тот самый человек, который… Пустите-ка!
– Доктор Адамов с профессиональной сноровкой осмотрел лежащего.
– Да он мертв! Уже как минимум пару часов.

–  Мертв?!
– завопил Крюков.
– Как это - мертв? Не может быть! Я его пальцем не трогал! Я еще не решил, буду его сам убивать или сдам в ментовку! Как это…

–  Что с ним?
– опустился на корточки рядом с доктором Всеслав.

–  Предварительно… похоже на обширный инсульт, - заявил Адамов.
– Не выдержал нервного напряжения. Бывает. Возможно, его удар хватил еще там, в его норе. Потому он и отключился.

Мужчины в растерянности уставились на труп.

–  А Вадимом он себя называл неспроста - взял имя отца!
– вдруг сказал сыщик.
– Задолго до всех описываемых событий. И Шкляров его знал как Вадима.

–  Великолепный случай для практикующего психиатра, - заметил Адамов.
– Впрочем… боюсь, Шклярову сей экземпляр не по зубам!

Эпилог

Вечером того же дня Николай провожал своих гостей.

Пережитое сблизило этих разных людей - хирурга Адамова и его жену, бизнесмена Крюкова, преподавательницу испанского, частного сыщика. Особенным расположением гореловский «магнат» проникся к Еве. Они обменялись телефонами.

–  Если какое редкое лекарство понадобится, обращайтесь ко мне!
– от души предложил он.
– Из-под земли достану!

Ева улыбнулась, протянула ему руку. Крюков засмущался, неловко коснулся ее руки губами.

–  А бывают вообще… счастливые люди?
– спросил он.
– Вот если, к примеру, мою жену убили, я уже никогда

не буду счастлив?

Ева не сразу ответила.

–  Счастье не уходит навсегда, - вздохнула она.
– Оно возвращается.

Крюков вышел за ворота своей усадьбы и долго смотрел, как удаляются, растворяются в вечернем сумраке две машины. Через сорок минут хорошей езды они будут в Москве.

Адамовы ехали молча, ощущая себя уже не врагами, но еще не возлюбленными. Просто - мужем и женой, которым предстоит все начинать сначала.

Добравшись до своей квартиры, они закрылись в супружеской спальне и проговорили ночь напролет. Они сказали друг другу больше, чем за всю предыдущую совместную жизнь.

Утром, измученные и уставшие, они вышли в гостиную. Что-то изменилось вокруг них - в воздухе, в самом пространстве комнат. Кристина впервые почувствовала себя хозяйкой этого дома.

–  Знаешь, Лева, - прошептала она.
– Елена здесь больше не живет. Она ушла. Ушла! Мы обе свободны.

–  Идем завтракать, - сказал Адамов, ощущая, как с его плеч свалился давний тяжкий груз вины и непонимания.

На кухне сидела Ася, пила чай. Она подняла голову и посмотрела на родителей. Девочка поймала себя на том, что впервые подумала так об отце и Кристине. Наверное, ее сердце смягчила любовь к Игорю. Или вчерашний телефонный разговор с сыщиком… Разве это важно?

Всеслав тем временем с удовольствием наблюдал, как Ева примеряет свой новый бирюзово-розовый наряд. Ему было приятно каждое ее движение, жест или слово. Его ничто в ней не раздражало. Словно прошел бурный весенний дождь и смыл все наносное, ненастоящее…

Дождь и вправду шумел за окнами - небесный водопад, обрушившийся на город. Он летел косо и густо, падая на грешную землю, гремел в водосточных трубах оглушительным хором ангелов. От стекающей по стеклам воды мир казался написанным смелой и вдохновенной кистью импрессиониста.

Ева подошла к окну.

–  Проявление неразделимой сути бытия, - сказала она, глядя на дождь.
– Каждое мгновение жизни наполнено противоречиями. Они-то и создают жесточайшие драмы духа. Где я об этом читала?

–  Может, у Шекспира?

–  Вот что странно! Потрошитель мертв, но… я не смогу прийти в тот тупичок, спуститься в тот подвал одна. Ни за что!

–  Жутковато там, - согласился Смирнов.
– Мы не знаем о влиянии событий на то место, где они произошли. Возможно, ужасное зло или сильная радость оставляют свой отпечаток в пространстве. Несмываемый энергетический след прошлого. А впрочем… дождь смывает все следы!

Ева, не поворачиваясь, улыбнулась - дождю, себе, своему чувству свободы. Она больше никому не хочет подражать, ни на кого не желает быть похожей - ни на рубенсовских женщин, ни на великих королев, ни на изящных юных пастушек, ни на знаменитых актрис. Какое наслаждение - быть собой!