Шардик
Шрифт:
— Вы жалеете, что никогда не вернетесь на Квизо?
— Уже нет. Я же сказала, мне открылось понимание…
— Не слишком ли поздно? — перебил он.
— О да. Понимание всегда приходит слишком поздно. — Девушка встала и, проходя мимо Кельдерека к комнате тугинды, низко наклонилась к нему и прошептала, коснувшись губами уха: — Нет, на самом деле обрести понимание никогда не поздно.
Через минуту Мелатиса позвала Кельдерека и попросила отвести тугинду к очагу, пока она перестилает постель и подметает комнату.
Ближе к вечеру жара спала, и двор погрузился в тень. Они сидели
— Еще не все высохло, Мелатиса.
Девушка лениво потянулась, выгибая спину и запрокидывая лицо к небу.
— Дома досохнет.
— До ночи не успеет.
— Мм… черт.
— Я разложу на крыше, если хотите. Там еще солнце.
— Туда не подняться — лестницы нет.
— В Бекле во всех домах есть лестница на крышу.
— В Бекле свиньи летают и в реках вино играет…
Скользнув взглядом вверх-вниз по десятилокотной стене, Кельдерек выбрал удобные опоры, проворно вскарабкался по грубой кладке, схватился обеими руками за парапет крыши и перебрался через него на плоскую каменную кровлю — сначала осторожно попробовал ногой, достаточно ли прочная, а потом уже ступил смело. Камни были теплые от солнца.
— Бросайте мне одежду, я разложу здесь.
— Там грязно, должно быть.
— Тогда метлу. Не могли бы вы…
Кельдерек осекся, глядя в сторону реки.
— Что там такое? — с легким беспокойством спросила Мелатиса.
Не дождавшись ответа, она повторила вопрос более настойчиво.
— Там люди на другом берегу.
— Что? — Мелатиса недоверчиво уставилась на него. — Там же необитаемая местность, ни одной деревушки на пятнадцать лиг в одну и другую сторону, — во всяком случае, мне так говорили. Я ни разу не видела там ни единой живой души.
— Теперь увидите, коли посмотрите.
— Что они делают?
— Не разглядеть. На солдат смахивают. Люди на нашем берегу, похоже, удивлены не меньше вашего.
— Помогите мне подняться к вам.
С некоторым трудом Мелатиса взобралась по стене достаточно высоко, чтобы он, перегнувшись через парапет, схватил ее за запястья и затащил наверх. Оказавшись на крыше, она тотчас опустилась на колени за парапетом и знаком велела Кельдереку сделать то же самое.
Еще месяц назад мы могли бы открыто стоять здесь. Думаю, сейчас лучше поостеречься.
Они напряженно смотрели на восток. На зерайском берегу толпились кучками местные лоботрясы, возбужденно гомоня и показывая руками за реку. На другом берегу, примерно в полумиле от Кельдерека и Мелатисы, человек пятьдесят мужчин деловито сновали среди камней.
— Вон тот, слева… он отдает приказы, видите?
— А что там они таскают?
— Столбы. Посмотрите на самый ближний — он длиной с центральный столб ортельгийской хижины. Сдается мне, они затеяли построить хижину — но зачем?
— Бог знает… но одно несомненно: к Зераю это не имеет никакого отношения. Через реку здесь никто еще не переправлялся. Течение слишком сильное.
— Но это солдаты, верно?
— Похоже… или охотничий отряд.
— В пустыне-то? Гляньте, они копать начали. А вон у них две здоровенные кувалды. Значит, сначала они утопят столбы в землю достаточно глубоко, чтобы до верхушек можно было достать, а потом заколотят еще глубже.
— Для хижины-то?
— Давайте посмотрим, что будет дальше. Может быть…
Кельдерек не договорил, поскольку Мелатиса быстро схватила его за локоть и потянула прочь от парапета.
— Что случилось?
Она понизила голос:
— Возможно, ничего. Просто там на дороге мужик стоит и наблюдает за нами — один из ваших вчерашних друзей, полагаю. Давайте-ка спустимся вниз — на случай, если ему взбредет в голову вломиться в дом. Да и вообще, чем меньше внимания мы будем привлекать, тем лучше. «С глаз долой, из памяти вон» — полезное правило здесь, в Зерае.
Кельдерек помог Мелатисе слезть с крыши, а потом закрыл и заложил засовами ставни наружных окон, взял тяжелое копье Анкрея и вышел во двор. Он постоял там, напрягая слух, но ничего подозрительного не услышал и немного погодя вернулся в дом. Тугинда не спала, и Кельдерек сел в изножье кровати и стал слушать, как они с Мелатисой вспоминают былые дни на Квизо. Один раз тугинда заговорила о Гед-ла-Дане; Мелатиса явно понимала все слова и выражения, в которых жрица описывала безуспешные попытки генерала высадиться на остров, но для Кельдерека их значение осталось загадкой.
«Да и ни к чему мне понимать этот птичий язык, — подумал он. — Мелатиса сказала, что никогда не вернется на Квизо, а мне уж точно назад дороги нет». Магия, мистика, исполнение пророчеств и поиски иных смыслов сверх обыденных — он ничего не извлек из них, если не считать горького жизненного опыта. Но хотя сам Кельдерек не питал никаких иллюзий, Мелатиса, похоже, еще не распрощалась с ними окончательно. Вдобавок представлялось очевидным, что тугинда считает ее исцеленной или искупленной (что бы ни значили эти слова), а его — нет. «Это потому, что Мелатиса попросила у нее прощения, — подумал он. — Почему же я не смог попросить?»
Близились сумерки. По-прежнему глубоко погруженный в свои мысли, Кельдерек оставил женщин наедине и вышел во двор ждать Анкрея.
Привалившись плечом к запертым воротам, он прислушивался, не раздадутся ли на дороге шаги, и размышлял, не стоит ли опять забраться на крышу, когда вдруг заметил Мелатису в дверях дома. Пламенный вечерний свет обливал ее с головы до ног, и свободно ниспадающие волосы за спиной казались тенью, гладкой и сияющей, как округлый склон волны. Бывает, человек остановится полюбоваться радугой и идет себе дальше, а потом оборачивается взглянуть еще разок и вновь замирает от восхищения, потрясенный невероятным великолепием, как будто никогда в жизни не видел ничего подобного, — примерно такие же чувства испытал сейчас Кельдерек при виде Мелатисы. Прикованная к месту его пристальным взглядом и словно разглядев в его глазах отблеск собственной красоты, девушка стояла совершенно неподвижно и едва заметно улыбалась, как бы давая понять, что готова стоять так столько времени, сколько он пожелает.