Шарль Перро
Шрифт:
Обогревались замерзающие голодные люди жаровнями, но они давали слишком мало тепла.
Но бродяги и этих обитателей лачуг считали счастливчиками. В Париже было огромное количество бездомных — это были в основном пришельцы из деревень, где уже не было спасения от голода. За последние гроши они покупали у тряпичников рваные поношенные рубахи и плащи, залатанные словно шахматная доска.
Каждое утро специальные команды собирали по улицам трупы замерзших мужчин, женщин и детей. Покойников, зашитых в дерюгу, как попало зарывали в Кламаре в общем рву, который засыпали негашеной известью. Прохожие сторонились
И в эти самые дни при дворе готовились к свадьбе дочери герцога Савойского с герцогом Бургундским, сыном его высочества дофина.
Молоденькая, улыбчивая, обаятельная принцесса с первого взгляда покорила сердце Людовика XIV, и король желал как можно скорее сделать ее своей внучкой.
Шарль внимательно следил за событиями при дворе. Ему стало известно, что король хотел, чтобы бракосочетание было отпраздновано в тот самый день, когда невесте исполнится 12 лет, а это должно было случиться 7 января, в субботу. За несколько дней перед тем король сказал, и притом так, чтобы все его услышали:
— Я желаю, чтобы торжество бракосочетания было блистательно и чтобы при этом двор явился во всем своем великолепии.
И сам король, с давнего времени носивший платье весьма не щегольское и темного цвета, захотел для этого дня нарядиться в платье цвета яркого и великолепно украшенное. Само собой разумеется, что этого было довольно, чтобы заставить всех, кроме людей духовных и приказных, стараться превзойти друг друга в великолепии. И потому шитье золотом и серебром сделалось вещью обыкновенной; все стали нашивать на свои парадные платья жемчуг и бриллианты. Роскошь дошла до такой степени, что король даже раскаивался, что подал повод к подобным безрассудствам.
— Я не понимаю, — говорил он, — откуда берутся такие глупые мужья, которые разоряются на платьях своих жен.
А Шарль готовился к изданию книги сказок.
Мадемуазель Леритье де Виллодон вместе с издателем Мишелем Визе — конечно, после соглашения с Шарлем Перро — пишет анонс для журнала «Галантный Меркурий» о скором выходе в свет удивительного сборника сказок, написанного Перро де Арманкуром. Впрочем, название сборника в анонсе еще не было обозначено.
11 января это произведение — уже под названием «Сказки матушки Гусыни» — было зарегистрировано в книге сообществ печатников и издателей Парижа.
И вот наконец парижский издатель Клод Барбен выпускает сборник сказок, написанных Перро. Издан он очень скромно, в мягкой голубой обложке — так выходили тогда книжки, которые продавались вразнос.
Но даже в этом непритязательном виде сборник произвел настоящий фурор. Впервые люди держали в руках книгу с теми самыми сказками, которые любили с детства и которые знали до этого только в устной традиции. Книгой зачитывались взрослые, читали сказки детям, и те просили снова и снова повторить их. В этой тоненькой книжечке таилась какая-то тайна, не позволявшая надолго закрыть ее. И прелесть, и тайну этих сказок люди не могут разгадать до сих пор.
Каждый день в лавке Клода Барбена продавалось по 20–30, а иногда и по 50 книжек! И в течение года Клод Барбен еще три раза повторял тираж. Это было неслыханно!
Книга Перро де Арманкура не только ввела народную сказку в салоны герцогов, графов, маркизов — она обозначила начало эпохи сказок. Вслед за ней в 1697 году появляется целая галерея сказочных сборников: выходят книги графини де Мюра, Брюжьера де Баранта, Дюфрени, мадам Катрин де Онуа, мадемуазель де Лафорс. Однако ни одна из них не вызвала таких споров, ни одну из них не искали с таким ажиотажем как «Сказки матушки Гусыни» Перро де Арманкура.
В предисловии автор (мы теперь знаем, что это был Шарль Перро) рассказывал о сказках так, как до него еще не рассказывал никто. Он прямо и открыто противопоставлял свежий материал народного фольклора устаревшим произведениям Античности. Литераторы и ученые, которые следили за спором «древних» и «новых», сразу поняли, что эта книжка — еще один «снаряд» в арсенале последних.
Белое и черное, аристократия и чернь — эти два совершенно непохожих и непримиримых мира исповедовали совершенно разную культуру. Классицизм с его жеманством, искусственностью, в большинстве случаев оторванностью от жизни был антиподом народного фольклора. Обратив внимание на народные сказки, Шарль Перро открыто выступил на стороне народа, за которым он видел будущее. И он — как мы понимаем теперь — оказался провидцем.
Но что же Пьер Перро? Пока что речь шла все время о его отце. А между тем и сыну пришло время выйти на первый план. Тем более что он этого достоин.
Пьеру 19 лет. Он молод, красив, имеет изящные манеры и блестящее будущее. Он входит в блистательное окружение принцессы Орлеанской, любимой племянницы короля. Казалось бы, отличное начало!
Но затем след Пьера теряется. Его не видно ни возле отца, ни при дворе. И свои «Мемуары» отец пишет, не называя имен сыновей.
Что же случилось с Пьером?
Об этом стало известно лишь в 1960 году, когда в распоряжение исследователей попали различные неизвестные ранее документы, касающиеся Шарля Перро, — несколько нотариальных актов за его подписью. Все они в основном касались финансовых сделок по недвижимости.
«Но три документа представляли особый интерес, — пишет профессор Марк Сориано, — ибо содержали в себе некую тайну, касающуюся младшего сына Перро Пьера. Они датированы 1697 и 1698 годами и представляли собой сделки с некоей Мари Фурье, вдовой столяра Колля. Речь в них идет о сумме в 2 тысячи ливров, на которые она могла рассчитывать со стороны Пьера Перро, младшего сына Шарля Перро, чтобы покрыть расходы на лекарства, лечение, похороны и поминание ее сына Гийома Колля».
Что же произошло на самом деле?
Как оказалось, младший сын академика Перро заколол шпагой одного из своих соседей, одногодка, единственного сына матери-вдовы.
Случилось это в конце марта или в самом начале апреля 1697 года. Юный Гийом Колль, сын Мари Фурье, вдовы столяра Колля, которая, как и семья Перро, живет на площади Фурси, тяжело ранен Пьером Перро и, несмотря на тщательный уход, умирает.
Шарль Перро берет дело в свои руки. Он не отрицает ответственности своего сына и предлагает 2 тысячи ливров компенсации, что является значительной суммой. Вдова соглашается, и договор, подписанный в апреле 1697 года обеими сторонами, утверждает это соглашение.