Шаровая молния 3

Гор Александр

— Так надо. Понимаешь? Ты же не хочешь рассказывать, за что получил медаль, а я не хочу рассказывать про своё авторство.

— Нет в том никакого секрета, — помрачнел Аркадий. — Не хочется это вспоминать, поскольку было очень страшно. Понимаете? Очень! Никогда в жизни мне так страшно не было. И я не хочу вспоминать свой страх. Да и большой заслуги моей нет: просто подавал снаряды, когда весь расчёт «сорокопятки» погиб. И всё. Не я же эти четыре танка подбил, а раненый наводчик. Только я после того боя жив остался, ни единой царапинки не получил, а он в по дороге в медсанбат умер.

Понимает ли это Демьянов, воевавший в Афганистане во время срочной

службы и не единожды выезжавший «на передок» в Донбассе? И понимает, и хорошо помнит подкатывающий куда-то в район солнечного сплетения страх, когда нужно оторваться от такой надёжной земли, подняться во весь рост и сделать первый шаг навстречу летящим пулям. Когда всё ближе и ближе к ямке, в которую ты едва-едва успел рухнуть, рвутся мины. Когда висок обжигает раскалённым воздухом пронёсшийся всего в паре миллиметров осколок снаряда.

Радует то, что Аркадий не бравирует бесстрашием, не врёт. Ничего не боится только идиот. Хотя, конечно, со временем чувство страха начинает притупляться, но всё равно никогда окончательно не исчезает. «Не хочу вспоминать свой страх». Насколько же он ёмко объяснил, почему многие из его сверстников спустя годы так не любили рассказывать о войне! Даже те, кто был отмечен за выдающуюся храбрость. Ведь храбрость — это не отсутствие страха, а умение его преодолеть. Пересилить себя, сделать то, что обязан сделать, а может, даже больше, чем обязан. И зачем пугать других, рассказывая, как страшно было на войне? Сами поймут, когда там окажутся. Даже самые наивные и романтически настроенные, рвущиеся совершить подвиги. Если им повезёт, и они останутся живы после своего подвига, то, как и Аркадий, они будут молчать, чтобы не вспоминать страх, который всё же сумели преодолеть.

Сколько времени эти парни и девчата пробудут в Москве, неизвестно. Шварц, как убедился в этом Демьянов, не тот человек, чтобы отсиживаться в тылу, и наверняка с наступлением весны снова повезёт их выступать перед бойцами. А на фронте всякое случается. Вот и шептали губы человека, живущего уже вторую жизнь, слова из песни, когда ребята из фронтовой бригады прощались с ранеными:

До свидания, мальчики.

Мальчики, постарайтесь вернуться назад.

Фрагмент 2

3

Перевод в госпиталь НКВД Демьянов посчитал добрым знаком. Значит, возвращение к активной деятельности уже не за горами. Правда, Анастасии Кирилловне, с которой у него наконец-то установились действительно неплохие отношения, теперь будет немного сложнее приходить: всё-таки режим в ведомственном лечебном заведении несколько жёстче, чем в обычном.

«Установились неплохие отношения»… Не без проблем проходил этот процесс. И виной тому стала… «воробушек» Роза.

Трудно сказать, почему она примчалась поделиться своей бедой именно с ним. Её разыскал выздоравливающий красноармеец-москвич, принёсший горькую весть: в ноябре в Крыму погиб её брат, добровольцем вступивший в Приморскую армию в дни обороны Одессы. Эту армию, как было известно Николаю, эвакуировали в Крым, когда возникла угроза захвата полуострова 11-й армией Манштейна. И надо же было тёще явиться именно в тот момент, когда муж её погибшей дочери на лавочке в уголке больничного холла обнимал рыдающую у него на груди девчушку!

К чести Анастасии Кирилловны, она не стала устраивать скандал, а дождалась, пока Роза уйдёт, и лишь потом подошла к нему. И по её глазам больной собаки Николай понял, что та опять насочиняла себе чёрт знает что. Не ошибся.

— Николай, я знаю, что

мужчины не могут быть без женщины. Но вы бы хоть более ответственно подходили к выбору новой жены! Ну, как эта пигалица сможет воспитывать Валечку? Она же сама ещё ребёнок, её саму воспитывать нужно! — потекли слёзы из глаз тёщи. — К тому же, она инвалид, и многие элементарные вещи просто не может делать.

— О чём вы говорите, Анастасия Кирилловна?!

— Я же собственными глазами видела, как вы её обнимали. И собственными ушами слышала, как вы ей говорили: «Наше счастье — в наших руках».

— Господи, да это же было сказано совсем по другому поводу! У Розы погиб брат, она не может продолжать обучение на музыканта из-за того, что потеряла на фронте руку. На работу её тоже никуда не хотят брать из-за увечья. Она очень славная девушка. Помните ночь на 22 июня? Именно в эту ночь она исполняла песню, которую я ей передал. Мы с Кирой были в восторге от того, как она её пела в парке Горького. Поэтому она мне действительно не совсем чужая. Но, поверьте, не настолько, чтобы у меня даже мелькнула мысль поменять Киру на неё!

Что и говорить, с началом выздоровления природа начала требовать своего: организм-то молодой, несмотря на содержимое мозгов. То прелестные округлости санитарки, помогающей ему выбраться из ванны с валерьянкой и мелиссой, заметит, то на выпуклости под халатом массажистки, разминающей ему руки и ноги, засмотрится. Заметит. Засмотрится. Да так, что санитарка однажды заявила ему, кивнув на «предателя», начавшего набухать:

— Больной, уймите свои фантазии. Я замужняя женщина, у меня муж на фронте.

Естественно, пришлось извиняться и при следующих процедурах отводить глаза. Но пустоту в душе, возникшую после потери Киры, он пока не в состоянии перешагнуть.

Перевод в госпиталь «родного» ведомства принёс и другие изменения. Палата у него стала уже не четырёхместной, а двухместной. И соседом в ней оказался бывший заместитель начальника Особого отдела 50-й армии, тоже попавший под немецкую бомбёжку, но под Щёкино в Тульской области. Бывший — потому что даже сам Алексей Фомич прекрасно осознавал, что на фронт после полученных ранений он уже не вернётся: перебитый нерв гарантированно оставлял его на всю оставшуюся жизнь с негнущейся левой ногой. Когда срастётся раздробленная кость.

— Трудно было, — рассказывал капитан госбезопасности Демьянову, к которому понемногу начал возвращаться слух. — В октябре-ноябре каждый день ждали прорыва немецких танков в Тулу. Командование армии прекрасно понимало, что танки — главная опасность, и по его просьбе рабочие оружейного завода сверх плана изготовили для нужд армии почти полтысячи противотанковых ружей, которые нам очень помогли в обороне. Мы же их использовали в качестве подвижного противотанкового резерва: в каждом полку сверх штата взвод противотанкистов с этими ружьями, перебрасываемый туда, где появились танки. А когда по головному танку палит сразу десять стволов, да ещё и в нужное место, это очень сбивает спесь с фашиста. Один-два залпа, и средний танк без гусеницы. Потом, когда атака отбита, спокойно добивай его в борт. Один-два залпа, и лёгкий танк горит. А если они совсем уж близко подошли к нашим траншеям, то и тут на них управа найдётся — эти новейшие реактивные гранатомёты. Если красноармеец не косорукий, то никакая броня от этой штуки не спасёт. Представляешь: танк стоит целёхонький, только вот такусенькая, с двухкопеечную монетку, дырка в броне, а внутри все мёртвые. Ну, если пожара не случилось. Жаль, очень мало таких ещё.