Шаровая молния
Шрифт:
– Странный ты человек, – сказала Линь. – Я вижу, что ты не безмозглый тупица, потому что у тебя есть смысл жизни.
– Вот как? – отмахнулся я. – Цели есть у каждого, разве не так?
Наверное, в нашей группе я единственный никогда не заговаривал с Линь.
– У всех нас цели довольно туманные. Но ты – ты определенно ищешь что-то конкретное.
– А у тебя хороший глаз на людей, – довольно бесцеремонно заявил я, собирая книги и вставая.
Я единственный мог не рисоваться перед Линь, и это внушало мне чувство превосходства.
Когда я уже подходил к двери, она меня окликнула:
– Что ты ищешь?
– Тебе это вряд ли будет интересно. – Я вышел не оглядываясь.
Выйдя на улицу
Незаметно промелькнули три семестра – это время показалось мне одним непрерывным промежутком, поскольку я, не имея дома, куда можно было бы вернуться, проводил все каникулы в университете. Живя в просторном общежитии, полностью предоставленный сам себе, я практически не испытывал одиночества. Только вечером в Праздник Весны, слушая грохот фейерверков на улице, я вспоминал свою жизнь, какой она была до появления Этого, но та жизнь, казалось, завершилась целое поколение назад. Я проводил ночи в своей комнате в общежитии с отключенным отоплением, холод придавал моим снам особую жизненную правдоподобность, и хотя я ждал, что во сне ко мне придут папа и мама, этого не происходило. Я вспоминал индийскую легенду о радже, вознамерившемся после смерти своей возлюбленной построить роскошную гробницу, подобную которой еще не видели. Почти всю свою жизнь он трудился над этой гробницей, и наконец, когда строительство было завершено, заметил стоящий посредине гроб своей возлюбленной и сказал: «А вот это здесь лишнее. Уберите его».
Моих родителей уже давно не было в живых, и Это полностью заполняло мое сознание.
Но то, что произошло дальше, запутало мой простой мир.
Глава 2
Первый странный феномен
Летом после окончания второго курса я отправился домой, чтобы сдать старый дом в аренду и выручить деньги для дальнейшего обучения.
Когда я приехал, было уже темно, поэтому я на ощупь нашел замок, отпер дверь и вошел внутрь. Включив свет, я увидел знакомую картину. Стол, на котором во время той страшной грозы стоял торт со свечами, оставался на месте, вокруг него по-прежнему были расставлены три стула, как будто я ушел лишь вчера. Измученный дорогой, я сел на диван и, осмотревшись по сторонам, почувствовал что-то неладное. Сперва чувство это было неясным, но, по мере того как оно приобретало очертания, подобно подводному рифу, появляющемуся из тумана, я уже не мог не обращать на него внимания. Наконец я обнаружил, в чем дело.
Казалось, я ушел из дома только вчера.
Я осмотрел стол: он был покрыт слоем пыли, слишком тонким для тех двух лет, что я отсутствовал.
Я направился в ванную, чтобы смыть с лица грязь и пот. Включив свет, я отчетливо увидел себя в зеркало. Слишком отчетливо. Зеркало не должно было быть таким чистым. Я прекрасно помнил, как однажды, когда я еще учился в начальной школе, мы с родителями в летние каникулы уехали из дома, и хотя мы отсутствовали всего месяц, когда мы вернулись, я на пыльной поверхности зеркала нарисовал человечка. Теперь же я несколько раз провел пальцем по зеркалу, но ничего не смог нарисовать.
Я открыл воду. После двух лет бездействия из железного крана должна была потечь ржавчина, но вода была совершенно чистой.
Вымыв лицо, я вернулся в гостиную и обнаружил кое-что еще: два года назад, покидая дом, я, перед тем как закрыть дверь, напоследок окинул комнату взглядом на тот случай, если что-нибудь случайно забыл, и заметил стоящий на столе стакан. У меня мелькнула мысль перевернуть его, чтобы он не собирал пыль, но руки у меня были заняты тяжелыми чемоданами, возвращаться мне не хотелось, и я оставил все как есть. Я отчетливо запомнил эту деталь.
Однако сейчас стакан стоял на столе перевернутый!
В этот момент пришли соседи, увидевшие свет в окнах. Они встретили меня теми ласковыми словами, которыми обращаются к сироте, уехавшему учиться, пообещав мне позаботиться о сдаче дома в аренду, а если после окончания университета я не захочу возвращаться, помочь мне выручить за него хорошие деньги.
– Похоже, после моего отъезда экология у вас стала получше, – вскользь заметил я, когда разговор перешел на перемены, случившиеся за два года.
– Получше? Открой глаза! В прошлом году заработала новая электростанция на угле, а также нефтеперегонный завод, и теперь пыли вдвое больше, чем было до твоего отъезда! Ха! Где сейчас экология становится лучше?
Бросив взгляд на стол и тонкую пленку пыли на нем, я промолчал, но, когда уже провожал соседей, не удержался и спросил, есть ли у них ключ от моего дома. Они удивленно переглянулись и ответили, что, разумеется, ключа у них нет. Я им поверил, потому что всего было пять ключей, из которых до сих пор использовались только три. Уезжая два года назад в университет, я забрал все три с собой: один был сейчас у меня, а два других находились далеко, в моей комнате в общежитии.
После ухода соседей я осмотрел окна: все они закрывались плотно и не имели никаких следов взлома.
Оставшиеся два ключа принадлежали моим родителям. Однако в ту ночь они расплавились. Я никогда не забуду, как нашел эти два бесформенных металлических комочка среди пепла, оставшегося от моих родителей. Эти ключи, расплавившиеся и снова затвердевшие, хранились у меня в общежитии за тысячу километров отсюда как свидетельство той фантастической энергии.
Какое-то время я сидел на диване, после чего стал собирать вещи, которые предстояло забрать с собой или отдать на хранение, если я буду сдавать дом. Первым делом я сложил отцовские акварели, это то немногое, что я хотел сохранить. Сначала я снял те, что висели на стенах, затем принес остальные из кабинета и уложил все в картонную коробку. Затем я обнаружил еще один рисунок, лежавший на дне ящика в книжном шкафу, перевернутый, почему я его сперва и не заметил. Прежде чем убрать рисунок в коробку, я взглянул на него, и что-то приковало мое внимание.
Это был пейзаж, вид, открывающийся с порога нашего дома. Картина убогая: несколько серых четырехэтажных домов без лифта, два ряда тополей, безжизненных от покрывающей их пыли… Как третьесортный художник-любитель отец был очень ленивым. Он редко отправлялся рисовать с натуры в реальный мир, довольствуясь унылыми образами вокруг. Отец говорил, что не бывает скучных красок – есть только посредственные художники. Именно таким художником и был он сам, и все эти скучные сюжеты, еще больше одеревеневшие вследствие его безжизненного копирования, действительно передавали ежедневную жизнь нашего убогого города на севере страны. Акварель, которую я сейчас держал в руках, мало чем отличалась от многих других, уже лежащих в коробке, не выделяясь среди них ничем определенным.