Шашлык из волнистого попугайчика
Шрифт:
– У нее были щенки? – спросила Мила.
– Два раза.
– Хорошо ощенилась?
– В смысле?
– Ну, все было в норме?
– Да-да, норма! Один раз сама рожала, во второй раз врач заметил какое-то осложнение и сделал Лауре как это… сечение.
– Мама, давай сейчас не будем об этом, – попросил Марко.
Антония посмотрела на бокал у нее в руках и перевела взгляд на сына.
– А мой любимый сыр с плесенью? – капризно надула губы Антония.
– Сейчас закажу, мама.
– Сходи лучше сам, котик, – попросила она, и Марко, пожав плечами, вышел из комнаты.
Антония, казалось, задумалась, на самом деле она
– У нас десять минут. Молчите! Говорить буду я! Я думаю, что вы новая подружка Марка, и он не посвящал вас в историю нашей семьи. У нас, у итальянцев, главное достоинство – дети.
– Это правильно, – согласилась Мила, не совсем понимая, зачем Антонии надо было отсылать сына, чтобы сообщить эту истину.
– Я тоже так считаю, но Бог послал нам только одного сына, Марко. И я… – Антония на минуту замешкалась, – я… как сказать… В общем, я с тех пор не смогла работать и поняла, что меня мучает один и тот же страх. Я не могу потерять Марко, единственного сына. У меня возникла идея фикс поскорее женить его, чтобы они с женой нарожали мне как можно больше внуков и внучек. Да-да, не смотрите на меня так. И вот моя задача оказалась невыполнимой. Ему за тридцать, и он не женат. Я замучила Марко разговорами о женитьбе, но ничего не могу с собой поделать. И вот наконец свершилось! Он согласился. Я два дня не могла поверить в свое счастье. Я нашла ему хорошую, образованную и красивую девушку, и он сдался. Я умная женщина и понимаю, что великой любви там нет, но это его согласие сделать меня бабушкой решает все. Его будущая жена Виктория меня вполне устраивает, хотя вокруг Марко всегда были красивые и умные женщины. Вы понимаете мою радость как женщина, пусть вы и не мать?
– Да, конечно… я рада…
– Ох, не вижу я радости у вас на лице! – всплеснула руками мама Марко.
– Ну, на моем лице сейчас вообще трудно что-либо заметить, – сказала Мила.
– Я не так высказалась! Радости нет у вас в глазах, и давайте не будем лукавить. Хотя я не объективный свидетель, но мой сын – красавец, и я это знаю, и вы это знаете. Он очень богат, и все состояние Тозини принадлежит ему как единственному наследнику и будет принадлежать его детям. Марко – выгодная партия, и вы тоже не случайно появились у нас в доме. А я этого не хочу! Через несколько дней у него свадьба здесь, в Москве, по русскому обычаю, как хотят родители невесты, а потом он улетает в Италию и продолжит торжества уже там. И я не хочу, и я не допущу, чтобы это сорвалось! Я прокляну любого, кто встанет между моей мечтой и ее осуществлением. Мать у итальянцев играет большую роль в семье, и не думайте, что без моего благословения у вас что-нибудь получится!
– Да я и не думаю… – пролепетала Камилла.
– Молчите! У меня остается мало времени! Ваша партия проиграна! Не знаю, что там у Марко к вам, мне лично уже надоела эта нескончаемая вереница девиц, чьих имен и национальностей я не запоминаю. Марко решил остепениться, и я, как коршун, буду оберегать это взаимовыгодное соглашение. Вам, Камилла, ничего не светит, поверьте мне! Вы вообще не в его вкусе, я готова заплатить вам! – выпалила Антония. – Говорите сумму!
– За что? – не поняла Мила.
– За то, что вы сейчас встанете и испаритесь. Исчезнете из его жизни навсегда! Я не допущу больше никаких девиц в нашем доме с уже обручившимся мужчиной! У Тозини есть гордость и мораль! Лично против вас, деточка, я ничего не имею, но поймите и меня! – Антония умоляюще смотрела на Милу.
– Конечно, я уйду… я не собиралась здесь оставаться. Я не знаю, зачем Марко привез меня к себе в гостиницу. Я сейчас же уйду! – заверила Мила взволнованную мать, она была в здравом рассудке и понимала, что в ее ситуации Золушки часы должны были пробить двенадцать рано или поздно.
– Нет, ты не поняла меня, Камилла. Ты должна уйти в эту секунду, не прощаясь и не встречаясь с Марко, пока его нет! – заверила ее Антония.
– Но… как я уйду? Лифт сюда один, и на нем приедет он? – оторопела Мила, подумав, уж не хочет ли эта мать-наседка выбросить ее из окна гостиницы, пожелав счастливого пути на прощание?
– Ой, я, кажется, слышу лифт! – вздрогнула Антония и схватила Милу за руку. – Идем скорее, я покажу тебе запасной выход!
Она протащила Камиллу через всю комнату, плавно переходящую в зимний сад под стеклянной крышей, еще через какие-то явно женские, из-за обилия розовых и красных цветов, апартаменты к неприметной дверце в стене.
– Спускайтесь здесь по черной лестнице… скорее. Хорошо, что мы друг друга поняли. Марко, считай, женатый человек, и оставьте его в покое!
– Проверьте живот на спайки после перенесенной полостной операции, – уже в закрывающуюся дверь сказала Мила.
– Кому? – не поняла Антония.
– У вашей собаки Лауры, – ответила Мила, и дверь благополучно закрылась.
Она оказалась одна, черт знает на каком этаже, на узкой страшной лестнице в полной темноте.
«Ничего себе лестница запасная… – подумала Мила, – да нужда прижмет, по такой не спуститься… Только что сидела в роскошных апартаментах, пила дорогое вино и любовалась Марком, и вот уже стою на какой-то черной лестнице в гордом одиночестве. Все… наваждение кончилось, похоже, что я даже в карете не доеду до дома, она уже превратилась в тыкву».
Мила сделала несколько шагов по лестнице и снова задумалась.
«Интересно, а как я вообще доеду ночью до дома? Метро уже не работает, а в кармане у меня двести рублей мелкими купюрами. Чтобы доехать до моей окраины ночью, нужна тысяча… Может, вернуться и попросить денег взаймы? Нет, уж это будет наглостью… да и Антония меня убьет. И что у меня за характер? Вытолкали как савраску. С Надеждой бы такой номер не прошел, это точно… Она бы тут им показала любящую итальянскую мать, сровняла бы их с землей, словно газонокосилкой. Во-первых, Марко сам вызвался довезти меня до дома, потом зачем-то привез к себе и познакомил со своей ненормальной мамашей. Вот пусть и выполняет первоначальное обещание. Во-вторых, что это вообще за дела такие – взять да вытолкать человека, которого сами и пригласили, прямо в шею! Можно сказать, что меня спустили с лестницы».
Внезапно Камилле, спускавшейся в темноте по крутым ступенькам, стало смешно. Она вспомнила Викторию, безупречно красивую, молодую, холеную, и представила радость Антонии, что блудный сын наконец-то нашел себе достойную партию. Хотя, конечно, с позиции Антонии ни одна женщина в мире не будет достойна ее сыночка, но Виктория – хоть что-то… не ударит в грязь лицом в светском обществе. И тут перед самой свадьбой Антония, которая уже держит перекрещенные пальцы, чтобы не сглазить, застает у сына весьма сомнительной наружности дамочку с опухшим лицом и в казенном покрывале, распивающую их коллекционное вино…