Шатун. Варяжский сокол
Шрифт:
При этих словах Жучина взоры всех присутствующих невольно обратились к гану Бегичу. До сих пор именно он выступал в защиту атаманов и отговаривал Тургана от войны с ними. Так, выходит, неспроста отговаривал? Аланское царство было разгромлено арабами, и именно его гибель заставила ганов разных племен объединиться вокруг пришлого туранца Булана, дабы во всеоружии встретить всесокрушающую волну, катящуюся с юга. Ныне опасность с юга ганам уже не грозит, об опасности с севера говорить еще рано, у Византии, ослабленной войной с арабами, сил для экспансии мало, так, может быть, самое время вспомнить о былых вольностях и сбросить с плеч ставшую слишком тяжелой каганову длань? И не о том ли думает ган Бегич, отговаривая Тургана от войны? Вот уже и ясный сокол по душу кагана прилетел с далекого
Рахдониты не верили гану Бегичу и настаивали на том, чтобы в должности каган-бека был утвержден старший сын кагана Обадия, ну хотя бы на период разрешения кризиса с Русаланией. Очень может быть, что, узнав о намерениях кагана и его готовности прибегнуть к самым решительным действиям, атаманы образумятся и прогонят залетного Рерика, ко всеобщему удовлетворению.
– Вызов брошен не хазарскому ганству, – сказал Жучин, – вызов брошен тебе лично, каган, и твоему роду. Гепард должен порвать Сокола. И тогда слухи о новом кагане Юга умрут сами собой.
– У кагана два взрослых сына, – напомнил всем известный факт ган Мамай, – так почему бы не назначить каган-беком Хануку?
– Ханука слишком молод, – вздохнул рабби Исайя, – нельзя вверять неразумному отроку судьбы такого количества людей.
Более половины ближников кагана, собравшихся в тронном зале, встретили слова Исайи одобрительным гулом. Среди сторонников Обадии имелись не только рахдониты. Особенно усердствовал ган Карочей, рисковавший навлечь на себя гнев Тургана. Все понимали, что каган попал в крайне сложную и щекотливую ситуацию. У него под рукой не было человека, на которого он мог бы положиться, как на самого себя. Конечно, он мог бы сам возглавить поход против непокорных атаманов, но это шло бы против всех устоявшихся обычаев и правил. Да и не мог каган вот так просто взять и покинуть свою столицу, оставив все дела на не слишком расторопных подручных. А война с русаланами грозила затянуться надолго. Атаманы без труда могли выставить десять тысяч хорошо вооруженных и испытанных бойцов. Одолеть такую силу с наскока будет совсем непросто. Это понимали все, и в первую голову сам Турган. Если бы не приблудный Рерик, каган, пожалуй, внял бы совету осторожных ганов и принес бы жертву Перуну, но в данных обстоятельствах этот шаг был бы расценен как слабость и признание собственной неправоты. После этого Турган окончательно потерял бы доверие рахдонитов и ничего бы не приобрел в глазах хазарских ганов. Конечно, можно назначить каган-беком любимого младшего сына Хануку, приставив к нему дядькой гана Бегича, но верить асу в данной ситуации слишком опрометчиво. Конечно, Бегич вряд ли предаст своего кагана, но и решительных действий в войне от него ждать не приходится. Асы связаны с русами давним побратимством, и от этого ряда, освященного языческими богами, трудно будет отмахнуться даже гану, принявшему иудаизм. Не говоря уже про простых мечников-асов, которые продолжают кланяться огню и Перуну.
– Я решил, – резко поднялся с места Турган. – Каган-беком быть отныне моему сыну Обадии, от сего дня и до окончания войны с русаланами. Крепость Варуна должна быть разрушена, а атаманы либо приведены к покорности кагану, либо истреблены. Беком Правого крыла будет ган Бегич, а беком Левого крыла рабби Ицхак. Жду от вас победы, беки. А за поражение спрошу строго, не пощадив ни своих ближников, ни родного сына.
Возможно, далеко не всех собравшихся в тронном зале ганов обрадовало решение Тургана, но возражать и спорить было уже поздно, следовало принять слова, прозвучавшие из уст кагана, как данность и действовать сообразно с ними.
Жучин бросил на Обадию, стоящего рядом, насмешливый взгляд и чуть заметно подмигнул ему. Новоявленный каган-бек растянул пухлые губы в кривой ухмылке. Дядя Ицхак, надо отдать ему должное, сдержал слово. И ситуацию он просчитал лучше сестричада. А Обадии в который уже раз не хватило ума и настойчивости, чтобы самостоятельно решить свои проблемы. Все-таки опыт – великая вещь, а Жучину его не занимать. В отличие от каган-бека Обадии, чья жизнь прошла в столице каганата, Ицхак-бек повидал мир. В Русалании Обадии без Ицхака тоже не обойтись, ибо на победу сделана слишком большая ставка. Поражение же поставит крест на притязаниях старшего сына Тургана, ибо удел побежденных – забвение. И каганом в свой черед станет Ханука – человек, которого Обадия ненавидит больше всех на свете.
Ближние к Обадии ганы и беки собрались в его дворце, чтобы отметить одержанную победу, однако сам каган-бек не разделял их оптимизма. Что, впрочем, не помешало ему попотчевать собравшихся отличным вином. Дворец Обадии достался от деда-рахдонита, который до того радовался удачному браку своей любимой дочери Серах, что отдал за ней в приданое чуть ли не половину своего состояния. Впрочем, сын рабби Авраама тоже не остался внакладе, ибо получил в наследство главное богатство умного человека – связи. Старшая сестра покровительствовала Ицхаку, и с ее помощью он быстро стал одним из ближников кагана Битюса. Впрочем, Жучин не плошал и сам, во много раз увеличив оставленное рачительным отцом богатство. Что же касается влияния на дела каганата, то сегодняшний день показал, насколько оно велико. А ведь Турган не любит Ицхака, да и Обадия относится к своему дяде прохладно, и тем не менее вышло так, как захотел Жучин. И это при том, что сын рабби Авраама отсутствовал в каганате почти год. Но когда пришла пора принимать важные решения, то вдруг выяснилось, что самым осведомленным человеком в Итиле является именно он. И каган это оценил, назначив нелюбимого Жучина беком Левого крыла. А вот бек Вениамин, проторчавший весь этот год в Итиле и вроде бы изучивший и ближников, и самого кагана вдоль и поперек, все-таки опять остался в тени, обойденный вниманием не только Тургана, но и самого Обадии. Ган Карочей захмелевшему Вениамину не сочувствовал и, подливая вино в его быстро пустеющий кубок, не забывал посыпать соль на раны страдающего человека:
– Нет, скажите мне на милость, кто он такой, этот ган Бегич, чтобы назначать его беком Правого крыла?
– Выскочка, – тяжело выдохнул объевшийся на пиру у каган-бека Вениамин.
– Кабы он был только выскочкой, то я бы не стал заводить с тобой этот разговор, уважаемый рабби, – понизил голос до шепота Карочей. – Положа руку на сердце, Вениамин-бек: ты Бегичу веришь?
– Конечно нет, – удивился вопросу рабби.
– Помяни мое слово, бек, он подставит Обадию и тем самым откроет путь к булаве Хануке.
– Это ты погорячился, ган Карочей, – упрямо покачал головой Вениамин. – Бегич предан кагану душой и телом.
– Так и я о том же, – обворожительно улыбнулся рахдониту скиф.
Вениамин насторожился и бросил на гана встревоженный и почти трезвый взгляд. Ган Карочей всегда удивлял уважаемого бека пронырливостью. Он умел выуживать вкусную рыбку даже из таких прудов, куда Вениамину и в голову бы не пришло закинуть удочку.
– Ты ведь слышал, бек, что я купил дом у купца Джелала, заплатив ему сущую безделицу?
– Слышал, – недоверчиво покосился на гана Вениамин.
– А следом за Джелалом свое имущество стали распродавать и другие персы.
– Ну и что?
– Слух меж ними пошел, что в каганате готовится переворот, – зашипел почти в самое ухо Вениамина ган. – Якобы рахдониты собираются убить Тургана и посадить на его место Обадию.
– Бред, – растерянно проговорил Вениамин.
– Я так и сказал купцу Джелалу, когда он мне намекнул на такую возможность. А перс мне возразил, что он собственными глазами видел письмо, написанное рабби Зиновию одним очень известным в Итиле беком-рахдонитом, где подробно описана подготовка заговора против Тургана.
– Этого не может быть, – промычал посиневшими губами Вениамин. – Как это письмо могло попасть к персу?
– Оно попало не к персу, а к одному из ближников кагана, и я даже догадываюсь, кто мог переправить это письмо из Волыни в Итиль.
– Кто же?
– Боярин Драгутин. Ему ведь выгодно натравить кагана на сына Обадию.
– Ты считаешь, что это письмо у Бегича?
– Не уверен, – покачал головой ган. – Средь ближников кагана у Обадии и без Бегича есть немало недоброжелателей.