Шаутбенахт
Шрифт:
— Я превосходный шпажист, ни одна хозяйка не владеет орудиями колющими и режущими лучше меня. — Он со стуком отсекал от длинной зеленой стрелы крошечные цилиндрики и съедал белый корешок, но прежде галантно предлагал его девочкам. — Что делать, я лакомка, — говорил он в свое оправдание.
— Лакомка!.. — восклицала Геня, приседая и шлепая себя обеими руками по коленям, словно вот-вот прыснет от смеха. Борис же бубнил, невнятно, монотонно, как первобытный воин: «А теперь полакоми свой глаз, а теперь полакоми свой глаз». — Только не заставляйте меня убедиться в том, что вы и в своей холостяцкой обители
— Упаси Бог, Генечка, чтобы я вас заставлял. И потом, с чтением я действительно редко готовлю, не люблю делать одновременно два таких важных дела. Мой девиз: Лукулл обедает у Лукулла… Боже мой, Илана! Ужасная женщина, что она делает!..
Тарелка, накренившаяся, как кузов самосвала, застыла в воздухе — Лиля, кончив нарезать помидоры, собиралась плюхнуть их на сковородку.
— Поставьте на место. Вы бы сейчас все испортили. Вы что, не знаете, что прежде их нужно промыть? Смотрите.
Нолик пустил струю воды и под ней пальцами стал перебирать каждую дольку, высмаркивая ее и делая полой. Глядя на соскальзывающие в раковину розовые в зеленых зернышках сопли, Борис вдруг сказал:
— Так и рот с выбитыми зубами промывают.
Нолик не нашелся что ответить. Лишь заглянул Борису в глаза, демонически улыбаясь и трепеща бровями, — словно заглянул ему в душу. Геня принялась жарить лук, и через минуту квартира наполнилась его медвяным духом.
Лиле — чей тип был «некокетливая», чей статус был «подруга, помогающая подруге», чья претензия в этом мире в лучшем случае исчерпывалась словами «…но у меня добрая душа», — Лиле Борис, в общем, понравился. Симпатичный, современный, но при этом вполне мог быть человеком трудной судьбы, которому нужен просто хороший друг. Печально, что Лилин тип своих симпатий обычно ничем не обнаруживает. Ни на кухне, повязанная фартуком, ни сидя за столом, она так ни разу и не повернула в его сторону свой негритянский носик. Геня уж старалась и так и сяк: усадила их рядом, сама села на уголочке:
— Ну, мне и на углу не опасно, не то что некоторым.
Благодаря этому Вайс и Шварц оказались лицом к лицу по разным сторонам, четвертой своей стороной стол примыкал к стене — как пианино.
Геня планировала культурно поставить сухарь (из Кремизана), но в последний момент передумала — махнула рукой на культуру и вспомнила про водку в шкафу (не холодильном).
— Провалы в памяти разрушают виды на семейное счастье, — многозначительно понизив голос, сказал Нолик.
— «Водка Петровка, белая головка, — читал Борис. — Импортируется из Ашкелона».
— Ну, мальчики, за что выпьем? Кава, ты хозяин, тост.
— За красивых дам, — сказал Кварц и… тихонько пукнул.
Но это всегда случается именно так, дорогой читатель: не к месту, неожиданно и неприлично. И поверьте, мы бы этого тоже не заметили, если б при этом у Кварца не вырвалось: «Ой, слиха» [21] . Геня же сказала: «Скандал в благородном семействе».
— А за некрасивых? Что до меня, — Нолик повернулся к Лиле и продолжал с уже отмечавшейся нами дрожью в бровях, — то я пью просто за дам. Каждая из них прекрасна. За прекрасных дам.
21
Ой, извините.
После первой, второй и третьей гости молча трапезовали. Утолив первый голод и налив в четвертый раз — хотя и не выпив, — закурили. Лиля на всякий случай отказалась от предложенной ей сигареты. Нолик набил трубку.
— А почему бы вам не перейти на пайп? — великодушно обратился он к жалкому парии Шварцу.
— Что? Куда перейти? — не понял пария.
— Этот человек, Нолик, невежа, не обращайтесь к нему, — сказала Геня. — Мне стыдно, что у меня такой муж. — Она выдержала паузу, прежде чем закончить мысль: — Чтоб человек не знал английского языка.
— Мне хватает иврита, — буркнул Кварц.
— Молчи, невежда. Я даже не могу сходить с ним в кино без того, чтобы на нас не шикали. Надо переводить ему каждое слово.
— Но ведь, кажется, есть специальный кинотеатр. — Нолик не сказал «для убогих», но прозвучало это так. — Ну, как его?
— «Исходус», — подсказала Лиля.
— Да-да, у него какое-то смешное название.
— «Эксодус» надо говорить, — поправил Борис, — и не будет тогда смешно.
Лиля покраснела.
— Ах, что вы, это ужасно, — сказала Геня. — Одна публика там чего стоит.
Лиля, не пропускавшая ни одного фильма с русским переводом, посетовала на отсутствие мест, где можно «приятно провести вечер» — она хотела сказать «нам несемейным», но воздержалась. И тут Нолик привел в движение магнетические силы своего ума:
— Я слышал, что в Тель-Авиве открылся клуб людей трудной судьбы. Имени Максима Горького.
— Ваш острый язычок режет без ножа, — заметила — очень правильно — Геня.
Борис же тоже правильно заметил:
— На каждый острый язычок есть еще более острый ножичек.
Выпили по четвертой и закурили снова. В те головы, что были послабее, уже начал ударять хмель. Геня кокнула на кухне тарелку. «На счастье, на счастье», — закричали все, только Шварц промолчал: он был скупенький. Кончив убирать посуду, перемазанную майонезом, кохавчиками, пеплом, хацилим, Геня стала обносить первым блюдом — бульоном, в котором плавал макаронный клинышек бабки. Это был прямой вызов Архимеду. Размеры клинышка не влияли на уровень бульона в тарелке. Нолик тут же заметил, что ему «слишком много бульона». Для Кварца это послужило сигналом к реваншу.
— Ей, видите ли, из-за меня в кино неудобно… Да мне из-за тебя за столом с людьми сидеть неудобно — все сама съедаешь.
Борис, напротив, держался мнения, что хозяйке «больше всех за столом магия».
— Магия ла [22] , магия ла, — твердил он заплетающимся языком. — Она больше всех трудилась.
Геня быстро сменила тему разговора:
— Хватит вам над хозяйкой смеяться… Лиля, а что ты сегодня такая скучная. Устала миллионами ворочать? Лилечка у нас в банке трудится. Научила б, как разбогатеть.
22
Ей положено.