Шайенский блюз
Шрифт:
— Дальше я пойду один, — сказал он, спрыгивая на мягкий лесной настил. — Стойте здесь. Если до утра не вернусь…
Он расседлал лошадей, обняв на прощание.
— Если не вернусь, уходите к озерам. Вдвоем не пропадете. Вы отличная пара.
Взвалив на плечо винчестер и «спрингфилд» и опоясавшись двумя патронташами, он тяжело пошел в гору.
«Сколько их там может быть? Судя по тому, что горит только один костер, не больше десятка. Что они затеяли? «Мы их всех завалим», сказал Крэк. Чем? «Мясорубками»? В горах
В лесу было уже темно, и только верхушки сосен еще ярко зеленели в лучах солнца. Темнота не мешала продвигаться. Наоборот, благодаря ней он быстро заметил впереди мерцающую точку костра. Подобравшись к огню настолько, что ощущался запах тушеных бобов, Степан остановился. Он уложил винтовки и снял сапоги. Дальше надо идти босиком и налегке. Лишь бы они не додумались выставить дозор.
Они не додумались. Они сидели у костра. Один — лицом к Степану, второго он видел со спины. Еще несколько минут он стоял за поваленной сосной, прислушиваясь к разговору и пытаясь понять, нет ли в лесу еще кого-нибудь, кроме этих двоих.
— … А еще хорошо идут перстни, — с набитым ртом бубнил тот, что сидел лицом к Степану, держа на коленях миску. — Самый захудалый перстенек ушел бы не меньше, чем за доллар. Слышь, рыжий? Говорят, у них серебряные и золотые перстни у каждого мужика. А бусы? Есть, конечно, дрянные, ракушечные. А есть и такие, что уходят по пятерке. Знаешь, из такого голубого камня. Вот те, голубые, можно и за десятку загнать, если встретишь любителя. Неплохо, да, рыжий? Чего ты не ешь-то?
Второй, не ответив, лег на бок и принялся ковырять палкой в огне.
— Ты не поднимал бы искры, слышь, рыжий? Лес сухой, как бы хвоя не занялась. Загорится, вдвоем не погасим.
Он облизал миску и отбросил ее в сторону.
— Ну вот, теперь можно и поспать. Покараулишь, рыжий? Ночью-то они в ущелье не полезут. На рассвете ждать надо. А на рассвете-то как раз самый сон. Не проспать бы. Крэк душу вынет, если проспим. Не проспишь, рыжий?
Не дождавшись ответа, каратель махнул рукой и вытянул из-за пазухи фляжку.
— Раз ты такой молчун, тебе и выпивка не полагается, — обиженно буркнул он.
Вытряхнув в рот последние капли, «красноногий» утер губы рукавом и закурил огрызок сигары.
«Их двое, — думал Степан, сжимая рукоятку револьвера. — Их можно взять живьем. Только — зачем?»
А каратель заговорил снова. Сытый и захмелевший, он быстро простил молчаливость угрюмого партнера.
— Ты, рыжий, здорово придумал. Нам бы еще долго пришлось бы гоняться, если б не ты. А так — хлоп, и готово. Одно плохо, сколько добра пропадет. Не полезешь ведь вниз, откапывать эти перстни да бусы. Долларов на двести разного добра. Но, все равно, это ты здорово придумал. Завалим дикарей — и по домам. Я уже три недели дома не был. По детишкам соскучился.
Он бубнил еще что-то о детях, но Гончар его уже не слышал. Все его тело наполнилось звенящей силой. Он вскинул невесомый револьвер и вышел из-за коряги.
— Вы люди Крэка? — спросил он. И выстрелил дважды. — Так отправляйтесь к нему.
Он еще постоял неподвижно, слушая угасающее эхо. Где-то вспорхнула испуганная птица — и всё. В мертвой тишине потрескивал костер, да журчала струйка крови, вытекая из пробитой шеи карателя. Второй, «рыжий», повалился лицом вниз и тихо хрипел.
Гончар подсел к костру и снял с камней кофейник. Отпил из горлышка, не чувствуя вкуса. Горячая влага приятно растекалась по пересохшему горлу.
— Что же ты такое придумал, рыжий? — спросил он, оглядываясь.
На дереве висели две винтовки — винчестер и «шарпс». Под ними Гончар увидел пару узких деревянных ящиков. Они были пустыми, но он прекрасно знал, что за груз перевозят в такой таре. В холщовой сумке рядом он нашел остатки бикфордова шнура.
— Вот оно что! — проговорил Гончар и перевернул ногой «рыжего». — Ты сапер? Инженер?
Тот захрипел и выплюнул сгусток крови.
— Живучий, — покачал головой Степан. — Не повезло тебе.
Он поднял из огня горящую ветку, и в ее свете смог разглядеть лицо раненого.
— Вот так встреча…
Это был Фредерик Штерн. Его глаза открылись, и лицо исказила гримаса невыразимой боли.
— Питерс! Как… Что ты тут делаешь, ублюдок …
— Я-то здесь по делам, — Степан присел на корточки, разглядывая окровавленную грудь Штерна. Пуля прошла навылет, не застряв ни в сердце, ни в позвонках. С такими ранениями, бывает, выживают. — А ты как сюда попал?
— Мелисса… Монах, который перевязывал Фарбера… Он сказал, что его дочь в Черном лесу… Я поехал туда с кавалеристами… Поздно, Питерс… Она погибла… Из-за тебя, из-за твоих краснокожих… Что б ты сдох, Питерс…
— Где заложен динамит? — спросил Гончар. — Можешь не отвечать. Но лучше скажи. Помоги мне, тогда и я тебе помогу. За все приходится платить, верно?
— Что б ты сдох, — твердо повторил Штерн и уронил голову.
Из уголка рта потянулась черная струйка. Открытые глаза застыли. Гончар поднес огонь ближе и увидел неподвижную щель зрачка.
— Теперь ты знаешь, каково это, получить пулю в спину, — сказал он и набросил на разгладившееся лицо шляпу, валявшуюся рядом. — А динамит я и сам найду.
Горло снова сжала острая сухость. Он снял с пояса Штерна флягу, открутил крышку и понюхал. Вода. Она показалась ему слаще шампанского.
«Хорошо бы сейчас полежать у огня, вздремнуть, — подумал он. — Я заслужил небольшой отдых. Да вот беда. Стоит только на минуту прикрыть глаза, и они больше никогда не откроются».