Шеф-повар придорожной таверны
Шрифт:
— Тарг, возьми ее, утащи на задний двор и всыпь ей ремня. Думаю ей полезно будет…
— А у нас, что, лиер может вот так вот … бить? — Внезапно голос Маши, наливаясь твердостью зазвенел в таверне, наполнившись ледяными нотками, — Ты! Ты! Вор и лождец! Врун! Я рисовать эти картины! И я их дарить владельцам таверны. А ты лжец! И трус!
— Я лиер Сайзен Трин Годор, старший род! Ты хоть понимаешь, что…
— Льера Марья Алексевна Котовска! — Перебил его побледневший, но решительно настроенный Ивер, — Помещик с десятью
Дворянин заткнулся. Несколько секунд он молчал, переваривая, потом оглядел Ивера, подмечая его выправку, затем еще раз посмотрел на Машу, пышущую негодованием. Что он там увидел, было непонятно, но по лицу несколько раз пробежали какие-то судороги. Наконец он очень тихо, так что слышала его только Маша, Ивер и я, произнес.
— А сразу нельзя было сказать? И про льеру и про то что вы их нарисовали?
— Обалдеть! Вместо извинений, тебя волнует только это?
Машу слова заметно возмутили, она даже начала опять говорить используя слова нашего и своего языков.
— Льера, я приношу свои извинения за свои слова и свой тон, — тут же склонил голову Сайзен и сразу же продолжил тихим, но твердым голосом, — хоть позвольте мне сохранить лицо?
— Сохраняй, — тихо буркнула Маша и громче добавила, — Увидел похожие и утверждать что твое. Нет бы сначала проверить!
На лице лиера тут же отразилось облегчение и он громким голосом, явно для зрителей, сидящих за двумя столиками озвучил очередную ложь.
— Да признаю свою ошибку. Поспешил от радости. Давно ищем. Действительно очень похожие картины. В полумраке и не отличишь. А вот сейчас вижу свою ошибку. Льера, не откажите поужинать со мной? В знак примирения. Мне правда так неловко и за свою поспешность и свой тон…
Сначала мне показалось, что Маша откажет ему и откажет не совсем цензурно, но она взяла себя в руки и спокойно произнесла.
— У меня одежда постирать, мокрый сушиться. Какой ужин если я для него не одета? Ты даже не видеть, что я льера.
— Ой, да ерунда какая! Я сам не рад, что так вырядился! Жара эта и пыль! Пойду, вот умоюсь и тоже простую рубаху одену, чтобы и мне и вам было удобнее.
Маша пробежалась по нам взглядом, ища поддержки и дядя ей едва заметно кивнул.
— С удовольствием присоединяюсь. И вы меня простить за мой тон, я просто разозлиться. Как художник. Я скоро буду.
Лиер кивнул головой и отошел к самому дальнему столику, где рухнул на скамейку. Охранники пошли следом, сев за соседний, предварительно обменявшись взглядами с Ивером, а Рузан принялся вешать картины на место. Плотники быстро принялись доедать и допивать, желая скорее покинуть обеденный зал.
— Зря я его выставлять дурак, да? — виновато спросила Маша, при этом было заметно как тряслись ее руки, — будет вам мстить?
— Нет, урок он заслужил. Пришел в чужой дом — проявляй вежество. Не будь тебя тут — он и правда мог бы забрать картины. Мы бы потом конечно могли подать на него в королевский суд, но это могло затянуться надолго…
— А чего он в эти картины вцепился то? Обычные рисунки…
— Маша, ты что правда не понимаешь ценности своего дара?
— Дара? — девочка недоумевающе подняла глаза на Ивера.
— Я много где бывал, но таких рисунков не видел. У тебя люди как настоящие… Понял…, тебе надо просто показать какие у нас картины…
— То что ты нарисовала — это дорого стоит, — подключился я.
Маша мгновенно заинтересовалась.
— Сколько?
— Точно не скажу, от половины до полутора малых империала — вполне, — задумчиво посмотрел на рисунки дядя, — Мой лорд покупал картину, правда она большая, с рыцарем на фоне замка — она стоила порядка трех серебряных империалов. Но эти по качеству — куда реалистичнее. Но тут дело не в цене — а в их необычности. Таких ни у кого нет.
— Поняла. Надо написать бумаги, что я дарить вам их. И мне на рисунках расписаться, так художники делать. Я даже не думать, что они могут много стоить.
— Вес, — раздался мамин голос с кухни, — вынеси гостям.
Я взял огромный, деревянный поднос, заставленный блюдами и кружками с элем и понес его в зал. Маша убежала в свою комнату, А Ивер рассчитывал плотников, которые тоже, дружною гурьбою пошли наверх, в гостевую комнату.
— Парень, — грозным голосом начал лиер, когда я приступил выкладывать блюда на стол, — ты же понимаешь, что не надо распространяться по поводу того, что тут произошло?
— О чем, лиер? У нас что-то произошло?
— О… а, молодец! Сообразительный. Держи.
И бросил на поднос пять медных монет.
— А подскажи, что у вас льера делает? Кто она такая?
— Путешественница. У нее произошла неприятность и она ждет своих у нас.
— Это правда она нарисовала? В смысле сама?
— Да, правда. Она очень талантливая художница.
— Что она сказала своему дружиннику? Сильно я ее оскорбил?
Он решил, что Ивер ее дружинник? Не буду пока разубеждать.
— Она не держит долго обиду. Будьте с ней вежливы и дружелюбны и она через полчаса забудет, что у вас был инцидент.
— Откуда она? Я не узнал акцент.
Так, а об этом за ужином вчера отец с Ивером разговаривали… Если узнают, что у нее тут нет друзей — могут создать проблемы. НЕ совсем понял почему и кому надо, но рисковать не буду. Тут пожалуй привру немного…
— Русия. Это очень далеко, как я понял из ее рассказов. Она сопровождала родственника, а тот по приглашению ехал в столицу. О ее неприятностях я распространяться не буду — захочет — сама расскажет. Мне кажется их пригласили, чтобы она кого-то нарисовала.