Шекспир курит в сторонке

Донцова Дарья

– Зойка, я знаю, тебе некуда деваться. Въезжай в мою халупу. Квартира родительская, не продаю ее, потому что это память об отце с матерью да о моей нищей юности. Район фиговый, не престижный, дом затрапезный, кто соседи – я не знаю, прикатываю раз в год, посмотрю на двушку, и до свидания. Но там все есть, от мебели до посуды. Перекантуешься пока, а далее посмотришь. Коли жизнь у тебя совсем хреново пойдет, останешься там. Ни копейки платы не возьму. Машину для переезда дам. Жизнь веселая штука, я несколько раз об асфальт фигачился, и ничего, вставал. Эффект

мячика – чем сильнее по башке лупасит, тем выше потом вверх подскакиваешь. Сначала мордой крепко о землю стукнет, но ты помни: чем ниже падаешь и больнее ушибаешься, тем круче будет взлет.

Когда Степан ушел, Зоя разрыдалась. Она не понимала, что ей более неприятно – перебираться в трущобу, расположенную на пролетарской окраине Москвы, или принимать помощь от Козихина.

– Друзья познаются в беде, – вздыхала Агишева, – получается, Степан единственный истинный джентльмен из всего моего окружения. Страшно жить на свете!

Зоя Владимировна сгорбилась и приняла несчастный вид.

– Карету можно не упаковывать, – сказал Илья, возвращаясь из гостиной, – ее так отвезут.

Я повернула голову и с наигранным восхищением воскликнула:

– Красота! Она золотая?

Глава 22

– Нет, – засмеялась Агишева, – но смотрится так, словно сделана из драгоценного металла.

Зоя Владимировна встала, я последовала ее примеру. Вместе мы подошли к интерьерному украшению, Агишева наклонилась и распахнула двери.

– Внутри карета тоже как настоящая. Скамеечка обита голубым бархатом, подушечки с вышивкой, меховой плед.

– Действительно, – сказала я, заглядывая внутрь. – Жаль, прокатиться нельзя. Ой, какое мягкое покрывало.

– Это соболь, – пояснила Зоя.

– Осторожнее, – предупредил Илья. – Из сиденья острый штырь торчит, какое-то крепление, можно больно оцарапаться.

– Производителям лишь бы продать, – нашла повод для возмущения Зоя, – не думают о том, кто внутрь сядет.

– Карета для красоты, – произнес Илья, – в ней человеку не поместиться.

– Ребенок вполне устроится, – не согласилась я.

– Насчет детей не знаю, – хмыкнула Агишева, – их тут практически не бывало. А вот Козихин как-то раз пришел сюда с очередной любовницей, гимнасткой из цирка. Представляете, девица увидела карету и ну просить: «Степан, купи мне такую!»

Я терпеть не могу девок, которые из мужчин подарки тянут, поэтому решила осадить нахалку и спросила: «Зачем она вам? Навряд ли прокатитесь в ней по Москве, а в интерьере карета хорошо смотрится, только если комната более пятидесяти метров. Вы что, живете в замке?»

Циркачка оказалась не из обидчивых, она не стала выпендриваться:

– Нет, у меня однушка, которая целиком в вашей гостевой ванной поместится. Карета мне для работы пригодится.

– Вы что, кучер? – не удержалась Агишева. – Или на запятках во время движения стоите?

Девушка опять не обратила внимания на колкость.

– У меня номер каучук.

– Что? – прищурилась хозяйка.

– Аврора

гнется во все стороны, узлом завязывается, – пояснил Степан. – Может любую позу принять, ничего прикольнее я не видел. Покажи, крошка.

Аврора не стала отнекиваться или смущаться, она сделала мостик, придвинула ладони к пяткам, потом согнула руки в локтях, поставила на пол предплечья, просунула между ними голову и с улыбкой сказала:

– Оп-ля!

– Жуть, – обомлела Агишева, – девушка-жвачка! Хуже только бородатая женщина из шапито и карлики на велосипедах.

Аврора без усилий вернулась в нормальное положение.

– В цирке я называюсь каучук. Представляете, униформа распахивает занавес, выходят наши лилипуты, жонглируя булавами, затем собачки вытаскивают на арену карету, все думают, что внутри карлики, а оттуда выхожу я. С таким номером можно и в «Дю Солей» на кастинг податься. Реквизит много значит.

– Вам ни за что не втиснуться в эту повозку, – заявила Агишева, – туда и пятилетке не сесть.

– Мне это как чихнуть, – возразила Аврора.

– Ставлю тысячу евро, что она в секунду внутри очутится, – заржал Степан. – Давай, Зоя, на пари.

– Не советую по-глупому тратить деньги, – отбрила его хозяйка дома, – неудобно будет с тебя выигрыш требовать.

Аврора легкой походкой подошла к карете, нагнулась, как змея, вползла в маленькое узкое пространство и захлопнула изнутри дверцу.

– Зой, гони монету, – зашумел Козихин, – ишь, как круто у Аврорки получилось, словно ее тут и не было.

Рассказав эту историю, Агишева скорчила гримасу и показала на повозку пальцем:

– Ну почему народ любит китч? Отвратительная вещь! Только для циркачек! И карета не моя!

Мне стало понятно: гибкая Аврора была молода и красива. Агишева испытывала к ней простую женскую ревность и поэтому сейчас ругает карету. Если кому-то из мужчин мои умозаключения кажутся странными, то они ничего не понимают в женщинах. Я решила сменить тему беседы, не следует раздражать хозяйку.

– Правильно ли я вас поняла? Дети сюда приходили нечасто?

Зоя Владимировна села в кресло.

– У нас с Борисом своих нет, поэтому ни елок, ни утренников мы не устраивали. Ребятишек на взрослые вечеринки брать не принято, их оставляют с нянями. Хотя нет. В середине апреля, числа не припомню, Борису пришла в голову странная идея устроить цирковое представление. Пагубное влияние Козихина. Тот обожает акробаток, фокусников, клоунов. Степан свел Борю с каким-то продюсером, тот артистов привез, на мой взгляд, это была глупость. Хотя гостям понравилось, все ладоши отбили. Взрослые серьезные люди, а радовались, как дети, когда факир из шляпы котят вытаскивал. Циркач не растерялся и предложил купить, как он сказал, «волшебных кисок». Устроил аукцион и уехал с внушительной суммой в кармане. В приглашениях Борис написал: «Прошу к нам на шоу с лучшими цирковыми номерами». Венедиктовы неправильно это поняли и заявились со своим выводком, четверо мальчиков. Оправдывались потом: