Шекспир курит в сторонке
Шрифт:
– Зачем беспокоить Константина Андреевича, – тоскливо заныл Виктор Львович, – тревожить занятого человека.
– Ничего! – заорала Ванда. – Ради семьи отвлечется! Он вам объясит, как надо с жильцами общаться! Нахамили мне по полной программе!
– Ванда Михайловна, дорогая, – защебетал лысый, – я просто сказал, что велосипед вашего сына был найден в основном ливневом отводе. Он закупорил отток воды. В начале мая осадков сильных не выпадало, а затем хлынули дожди. Ливневка из-за брошенного велика не справилась с работой, сточная вода размыла часть газона, надо бы его восстановить за ваш счет.
Ванда Михайловна
– Это дерьмо вытащили из люка?
Виктор Львович вытер лоб рукой.
– Данный велосипед – причина порчи общественной клумбы.
Ванда Михайловна поманила мужика пальцем.
– Ну-ка, прочитайте название.
– Завод ПЧД, – огласил Виктор Львович, – «Анютка».
Ванда Михайловна надвинулась на несчастного коменданта.
– Неужели, я куплю Даниле изделие «ПЧД»? Посажу мальчика на велик «Анютка»? Издеваетесь? У Данилы велосипедов штук шесть, все новые, от «Феррари». Откуда в трубе взялась эта «Анютка», не имею понятия. За оскорбление ответите перед Константином Андреевичем. Ох, как мужу понравится, что комендант предположил, будто «Анютка» наша! Завод ПЧД! Это как расшифровывается? Производство Чудовищной Дряни?
– Ванда Михайловна, не нервничайте, – попросил комендант.
Я пожалела его. Сейчас он получит по полной программе.
По себе знаю: едва услышу из чьих-нибудь уст просьбу соблюдать спокойствие, как моментально возникает желание устроить скандал.
– Дергаться придется вам! – заорала Ванда. – Следовало прийти, позвонить в дверь, протянуть ладошку, сложенную ковшиком, и попросить: «Уважаемая госпожа Толкушева, подайте поселку на бедность, у нас денег на цветы не хватает!» Нам с супругом не жаль, я готова купить рассаду и садовника своего предоставить. Но вы избрали другой путь, демонстрируете дерьмо и нагло утверждаете, что оно наше. ПЧД! «Анютка»! Я на вас в суд подам за оскорбление личности ребенка. У нас мальчик, а это велик для девчонки!
Виктор Львович решил внести ясность.
– У охраны есть запись с камеры наблюдения, которая установлена у задней калитки, ведущей в лес. На ней отлично видно, как Данила в районе часа ночи по дорожке к забору катит. Если помните, охрана моментально вам перезвонила и сказала:
– Ваш ребенок решил из дома удрать, примите меры.
– Не знала, что там есть аппаратура, – удивилась Ванда Михайловна.
– Установили двадцать девятого апреля, – гордо пояснил комендант, – ради блага жильцов стараемся. Камера на дереве, ее издали не видно, но работает она отлично.
Ванда тряхнула копной волос.
– Вы тут все сумасшедшие! Перебудили тогда весь дом! Я пулей помчалась в комнату к Даниле и нашла его мирно спящим. Мой сын не беспризорник, ему семь лет, он живет по режиму, гуляет исключительно в сопровождении гувернантки, один никогда не ходит и по поселку не катается. Очнитесь, Виктор Львович, возможно, ваш собственный ребенок ночью на жуткой «Анютке» рассекает по шоссе, но мой Данила под присмотром, о чем вам и сообщили. Няня перезвонила на пульт и сказала:
– Вы ошиблись, Данила в кровати.
Комендант решил не сдаваться без боя.
– Ванда Михайловна, понимаю,
– Вы идиот, – почему-то спокойно произнесла Ванда, – я сама видела, что Данила мирно спал. Ребенок Константина Толкушева в час ночи на велосипеде «Анютка» не катался. Точка.
– Ванда Михайловна, – сладко пропел Виктор Львович, – в подведомственном мне поселке много детей, но вот интересная деталь, семилетний пацан один, ваш Данила. Девочек-первоклассниц полно, а ребята у нас так распределились: много крошек годика по два, по три, а потом Данила. Егору Дыбакину одиннадцать, но он крупный, водится с подростками, вот их много, а семилетка один, ваш Данила. Больше просто некому было ехать. Да, вы можете поспорить с нашими предположениями по поводу запихивания велика в трубу. Камера не захватывает люк. Мы видели лишь, как ребенок к калитке рулит, в лес спешит. А когда на днях потоп случился, открыли ливневку, а там!.. Велик! Ну и кто его туда запихнуть мог? Велосипед маленький! Логично, что Данила. Не спорю, факт подъема крышки и сброс вниз средства передвижения не зарегистрирован, но то, что Даня ехал к калитке, отрицать смешно.
Ванда резко повернулась на каблуках и крикнула:
– Ждите Константина Андреевича. Вам не пришло в голову, что в поселке крутился чужой ребенок?
– И как он сюда, минуя охрану, попал? – возмутился Виктор Львович. – Вот, делай после этого людям добро. Секьюрити обязаны только на посторонних реагировать, жильцы нас не касаются! Идет свой в лес, это не наша головная боль. А мы позвонили!
Ванда Михайловна пошла вперед, снова остановилась и закричала:
– Наш дом в северной части, предпоследний в ряду, где живет Ветошь, а калитка на юге, до нее несколько километров надо ехать! Зачем туда Даниле? И как мальчик мог сдвинуть тяжелую крышку люка? Вы нашли в трубе эту дрянь «Анютку»? Небось кто-то из гастарбайтеров бросил, а вы деньги на цветы захотели получить, вот и врете на Данилу. У Виноградова, он напротив нас живет, ремонт. Спросите там узбеков, наверное, кто-то по этой «Анютке» рыдает. Ничего, Константин Андреевич разберется, вам всем сладко будет.
– Откройте, пожалуйста, багажник, – попросил хриплый голос.
Я оторвалась от наблюдения за скандалом и нажала на кнопку.
– Можете ехать, – разрешил через пять минут охранник.
– Как добраться до «Дрим-хауса»? – спросила я.
– Езжайте прямо, никуда не сворачивайте, – ответил мужчина, – минуете пост ГАИ, деревню Жуковка, справа увидите «Лакшари Вилладж», и там на светофоре возьмите налево. «Дрим-хаус» с Рублевки хорошо виден, но въезд сбоку, перед шлагбаумом развернетесь и прямо на парковке очутитесь.
Глава 27
Кафе в торговом центре оказалось одно, и выглядело оно неуютно: голые деревянные столы и такие же стулья, без мягких подушек, сидеть жестко даже мне. Представляю, каково на них вон тем блондинкам, смахивающим на зубочистки.
– Простите, опоздал, – задыхающимся голосом произнес Илья, подходя к столику.
– Нет, еще полдень не пробило, я приехала раньше, – объяснила я.
– Я хорошо относился к Борису Олеговичу, – начал издалека парень, устраиваясь напротив меня, – жаль, что он умер.