Шекспировские чтения, 1976
Шрифт:
Иногда в исследованиях о хронике "Король Генрих V" встречаются упреки Шекспиру в предвзятости в связи с изображением французов. Однако насмешливое отношение вызывают не вообще французы, а трусливая французская знать. Французский посол после поражения обеспокоен тем, что на поле сражения кровь "благородных пэров" смешивается с "подлой" кровью крестьян, и он просит у победителей позволения рассортировать убитых. Этот эпизод не придуман Шекспиром, а взят из источника - после битвы при Агинкуре тела дворян были увезены и преданы земле, а трупы простых солдат еще долго лежали на поле битвы.
В хронике есть сцена, противостоящая вражде Англии и Франции, - сцена сватовства Генриха к французской принцессе. Король становится похож на принца Генриха, человека прямого и честного, с искренним, верным сердцем. Хотя пьеса заканчивается пожеланием, чтобы вражда двух королевств прекратилась навсегда, в эпилоге содержится
В хронике "Король Генрих V", как и в более ранних хрониках, показаны отношения короля и народа. На этот раз перед нами хороший король доблестный военачальник, умный политик, знающий жизнь и нужды своих подданных, покорный закону, парламенту и совету, заботящийся об интересах государства. Однако исторические условия определяют его политику. Он ведет несправедливую войну, произнося речи о праве, проливает кровь, восхваляя мир, казнит своих друзей, превознося верность в дружбе, подчиняется интересам высших сословий, жестоко расправляясь с низами общества. Даже самый хороший король вынужден силой обстоятельств действовать вопреки желаниям народа, даже у него нет единства со своими подданными.
После разговора с солдатами Генрих ощущает тяжелое бремя ответственности. Все несчастья, все горести и беды подданных ложатся на плечи правителя, и король не знает спокойного сна, которым наслаждается бедняк. Генрих размышляет о сущности королевской власти. Что это за божество - королевская власть? Ведь это не более чем форма, степень, обряд, пышность - "ceremony", так почему она притягивает к себе мечты и стремления людей? Это рассуждение напоминает критический комментарий к некоторым местам книги Элиота, где прославляется величие, форма и степень {См.: Е. Grether. Op. cit., p. 32.}.
В "Короле Генрихе IV" принц Генрих говорил о том, сколько зла приносит корона - это чудовище, которое пожирает королей, презренное золото, которое губит и искажает природу человека. Королевская власть - источник честолюбивых помыслов, корона становится злом для всех, когда из-за нее ведутся войны. Так Шекспир приближается к вопросу, поставленному в трагедии "Юлий Цезарь": может быть именно монархия - источник всех бедствий? Не она ли является причиной страшных преступлений, междоусобных распрей, войн между государствами - ведь она, как магнит, притягивает честолюбивые стремления и порождает тиранию?
Поздние хроники позволяют прийти к выводу, что Шекспир сомневался в осуществимости теории гуманистов об идеальном государе. Дело не только в личных качествах короля, но и в условиях времени, в обстоятельствах, определяющих его политику. Положение монарха отдаляет его от народа, заставляет подчиняться требованиям высших сословий государства, делает невозможным единство интересов короля и всех его подданных. Понимание сложных взаимоотношений исторической личности и обстоятельств времени важная особенность шекспировского историзма.
В исторических драмах появляется герой, которому свойственно чувство долга перед государством, ответственность за судьбу подданных, философское раздумье над жизнью. Этому способствовало общение принца Генриха с Фальстафом и низами общества. Скептицизму и эгоизму Фальстафа, несмотря на его привлекательность, Шекспир противопоставляет положительное начало, отрицание ради утверждения, но оказывается, что положительное начало традиционная забота о благе государства. Став королем, Генрих подчиняется государственной необходимости, а по существу - интересам тех, от кого зависит прочность его власти. Он чувствует расхождение своих целей с желаниями солдат, но не ощущает этого противоречия как трагического. В отличие от Брута и Гамлета Генрих принимает мир таким, каков он есть, не подвергая сомнению господствующие в нем отношения и не испытывая потребности что-либо изменить в нем. Примирение Генриха с высшими сословиями, умение подчинить личные симпатии требованиям долга изображено как необходимое условие успеха в управлении государством. Политика короля Генриха V, как она изображена в хронике Шекспира, отвечает интересам государства, которое нуждается в сильной королевской власти. В этом Шекспир соглашается со многими гуманистами.
В то же время в отличие от большинства своих современников Шекспир привлекает внимание зрителей не к абстрактным "идеальным" добродетелям короля, а показывает поступки, вызывающие весьма сложную этическую оценку, но раскрывающие реальные способности, необходимые правителю для успеха в политике.
ЭВОЛЮЦИЯ ТРАГИЧЕСКОГО ГЕРОЯ В РИМСКИХ ТРАГЕДИЯХ ШЕКСПИРА
Ю. Гинзбург
"Шекспировский герой" - понятие не статичное даже в пределах одного жанра. Трагический герой Шекспира меняется от Ромео до Тимона. И сам канон шекспировских трагедий - система, структура и законы развития которой еще недостаточно изучены {Очень интересна в этом отношении книга: Н. S. Wilson. On the Design of Shakespearian Tragedy. Toronto, 1957.}. Внутри этой системы "римская трилогия" - звено, выделяемое не только по формальным признакам общности источника, времени и места действия и т. д., но и по более глубокой внутренней общности. Обычно обращается внимание на повышенную (по сравнению с другими трагедиями) социологичность "античных" драм Шекспира. Это бесспорно. Но связь между римскими трагедиями выявляется и на другом уровне, уровне внутреннего конфликта. Здесь протагонисты - Брут, Антоний, Кориолан стоят перед выбором, более чем где бы то ни было у Шекспира носящим характер четкой альтернативы. Но сама природа ценностей, между которыми делается выбор, метод и обстоятельства решения, его временное положение во внутренней коллизии героя и в композиции трагедии, последствия решения героя для него самого, для тех, кто его окружает, для государства, в конечном счете, для общества меняются от пьесы к пьесе. Этими изменениями и определяется эволюция героя.
Альтернатива, перед которой стоит Брут, такова: примкнуть ли к антицезарианскому заговору, вернее, возглавить ли этот заговор, цель которого - свержение Цезаря (что на языке сограждан и современников Брута означает его убийство), или отказаться от участия в нем и предоставить событиям идти своим ходом? Очевидно, что понять сущность этой альтернативы нельзя, не уяснив себе характера Цезаря, его значения в объективной ситуации и его роли во внутреннем конфликте Брута. Нет нужды представлять Цезаря тираном, "злодеем" для того, чтобы оправдать Брута {Как это сделано, например, в статье Бернарда Брейера (Bernard Breyer. A New Look at Julius Caesar.
– In: I. Markets. Shakespeare's Julius Caesar. New York, 1961).}. Связь между ними далеко не так однозначна. В римских трагедиях мы вообще не найдем "злодеев" - в том смысле, в каком это слово применимо к Яго или Эдмонду. Стало почти традицией видеть доказательство "снижения" фигуры Цезаря у Шекспира в явном подчеркивании им (по сравнению с плутарховским жизнеописанием) физической слабости повелителя Рима. Однако немощный телесно, но сильный духом и властью деятель не впервые появляется на сцене шекспировского театра. Вспомним знаменитую сцену Толбота и графини Овернской в "Генрихе VI" (ч. I, II, 3). Графиня взяла в плен только тень полководца; настоящий Толбот - в его войсках, они - его мускулы, руки, его сила. И сам Цезарь - это только тень Цезаря {Сопоставление представляется тем более убедительным, что "Юлий Цезарь" связан своей поэтикой с хрониками больше, чем все другие пьесы Шекспира, за исключением, может быть, "Троила и Крессиды".}. Его истинная сила - на форуме, в народе, приветствующем его и покорном ему, что бы он ни делал - праздновал ли свой триумф или отвергал корону. Народу, в сущности, уже безразлично, будет ли Цезарь называться консулом или царем (в отличие от сената, для которого важно, чтобы Цезарю было позволено носить корону в завоеванных областях - но не в Риме!). Государство готово к установлению монархии, и Цезарь должен быть готов к принятию сана монарха. Поэтому он "незыблем, как Полярная звезда". Вероятно, это маска {См.: V. I. М. Stewart. Character and Motive in Shakespeare. London, 1949, p. 53.}. Но для нас важно сейчас другое - действия Цезаря не противоречат этой принятой им маске непоколебимого, стоящего выше обычных человеческих страстей правителя, и это подчеркнуто Шекспиром так же, как подчеркнута немощность Цезаря (эпизод с Артемидором: у Шекспира отказ Цезаря прочесть лично его касающееся письмо мотивирован нежеланием предпочитать частные дела государственным, в то время как у Плутарха он просто не успевает это сделать).
Такова ситуация, перед которой стоит Брут - отпрыск старинных и знаменитых родов, потомок людей, прославившихся верностью республике. И сам он известен согражданам своей добродетелью. Но его добродетель - не просто суровая римская доблесть его предков; это стойкость философа, привыкшего поверять свои действия идеалами избранной этической системы. К моменту начала пьесы Брут пользуется всеобщим уважением, он любим народом, Цезарем, друзьями, женой, слугами. Но он должен определить свое отношение к назревающим в Риме переменам - этого требуют его имя и его честность мыслителя. Цезаря он любит; но Цезарь уже обладает верховной властью и стремится узаконить и увековечить это положение, надев на себя корону; и тогда - конец республике, которой Брут служил, за которую он сражался, как многие поколения его предков, без которой он не мыслит своей жизни. Слова Кассия падают на хорошо подготовленную почву.