Шелкопряд
Шрифт:
В таком великодушном и непонятно сентиментальном настроении Страйк перешел через дорогу – туда, где у входа в «Старый чеширский сыр» желтел круглый фонарь, – и, пригнувшись, чтобы не стукнуться головой о низкую притолоку, двинулся по узкому проходу к дверям.
Тесный, обшитый деревянными панелями вестибюль, украшенный старинными картинами маслом, вел в небольшой основной зал. Страйк еще раз пригнулся, прошел под выцветшей доской с надписью: «Бар только для мужчин» и сразу заметил, что ему восторженно машет миниатюрная бледная девушка с огромными карими глазами. Кутаясь в черное пальто, она сидела у камина с пустым бокалом в хрупких белых руках.
– Нина?
– Я
– Вы позволите вас угостить?
Она выбрала белое вино. Себе Страйк взял пинту «Сэма Смита» и втиснулся на неудобную деревянную скамью рядом с девушкой.
По залу гулял лондонский говорок. Будто читая мысли Страйка, Нина сказала:
– Это до сих пор самый настоящий паб. Только те, кто сюда не заходит, считают, что его оккупировали туристы. Здесь ведь бывали и Диккенс, и Джонсон, и Йейтс… Обожаю это место.
Она просияла, и Страйк ответил ей искренней теплой улыбкой, подогретой несколькими глотками пива.
– Далеко отсюда до вашей работы?
– Минут десять пешком, – ответила она. – У нас офис в двух шагах от Стрэнда. Новое здание, на крыше сад. Сегодня будет холодина, – добавила она, заранее содрогаясь и поплотнее запахивая пальто. – Но у начальства есть предлог не арендовать банкетный зал. Издательский бизнес переживает нелегкие времена.
– Вы упоминали, что «Бомбикс Мори» создал какие-то сложности, так? – Страйк вытянул под столом протезированную ногу и приступил к делу.
– Сложности – это очень мягко сказано, – заметила Нина. – Дэниел Чард рвет и мечет. Из Дэниела Чарда не принято делать негодяя, да еще в грязном пасквиле. Не положено, и все. Ни-ни. Это плохая идея. Он – неординарная личность. Говорят, его затянул семейный бизнес, но на самом деле он мечтал стать художником. Есть в нем что-то от Гитлера, – посмеялась она.
В ее огромных глазах плясали отражения горевших над стойкой лампочек. Смахивает, решил Страйк, на резвую, взволнованную мышку.
– От Гитлера? – переспросил он с легкой усмешкой.
– На этой неделе мы увидели воочию: в гневе он начинает бесноваться, как Гитлер. До сих пор Дэниел только бормотал себе под нос. А тут он так орал на Джерри, что через несколько кабинетов было слышно.
– А вы сами читали эту книгу?
Нина смешалась; у нее на губах заиграла озорная усмешка.
– По официальной версии – нет, – выговорила она, помолчав.
– Но неофициально…
– Скажем так: одним глазком подглядела.
– Рукопись хранится под замком?
– Да, конечно, у Джерри в сейфе. – Хитровато косясь в сторону, она приглашала Страйка вместе поиронизировать над недотепой-редактором. – Беда в том, что он всем сообщил шифр, поскольку не надеется на свою память, а так любой может ему напомнить. Джерри – милейший, порядочный человек; ручаюсь, ему и в голову не пришло, что кто-нибудь без разрешения полезет к нему в сейф за рукописью.
– А когда у вас появилась возможность подсмотреть одним глазком?
– В понедельник – Джерри только-только ее получил. Об этой книге уже поползли слухи, потому что Кристиан Фишер за выходные обзвонил полсотни человек и по телефону зачитал избранные места. Мне, кстати, сказали, что он вдобавок отсканировал текст и рассылал отрывки по мейлу.
– Видимо, это произошло до того, как в дело вмешались юристы?
– Конечно. Нас всех согнали в зал и стали запугивать анекдотичными предупреждениями об ответственности, если скажем хоть слово о книге. Такая чушь: якобы издевки над директором
– А Чард – хороший начальник? – спросил Страйк.
– По-моему, да, – забеспокоилась она, – но уж такой загадочный, такой вальяжный… Понимаете, то, что написал о нем Куайн, – это просто смехотворно.
– А именно?
– Ну, в книге Чард выведен под именем Фаллус Импудикус, а еще…
Страйк поперхнулся пивом. Нина хихикнула.
– Он выведен под именем Наглый Пенис? – со смехом переспросил Страйк и вытер губы тыльной стороной ладони.
Нина тоже расхохоталась; ее смех, похожий на сухое кудахтанье, совершенно не вязался с обликом прилежной школьницы.
– Вы учили латынь? Я начинала, но бросила – мне жутко не нравилось… Но что такое «фаллус», каждый поймет, верно? Я, кстати, нашла, что Phallus impudicus – это термин, обозначающий род грибов: весёлку обыкновенную. Если не ошибаюсь, у этого гриба отвратительный запах, а вид… – она вновь хихикнула, – вид как у гниющего мужского органа. Оуэн в своем репертуаре: непотребные имена и полная обнаженность.
– И как же выглядит у него в романе Фаллус Импудикус?
– Походка – как у Дэниела, речь – как у Дэниела, внешность – как у Дэниела, да еще некрофильское влечение к убитому им красавцу-писателю. Мерзкая чернуха. Джерри всегда говорит: Оуэн считает, что прожил день напрасно, если его читателей не стошнило как минимум дважды. Бедняга Джерри, – тихо добавила она.
– Почему «бедняга»? – удивился Страйк.
– Он тоже выведен в книге.
– И каков из него «фаллус»?
Нина опять хихикнула:
– Точно сказать не могу, я не читала те главы, в которых действует Джерри. Быстренько пролистала, чтобы найти про Дэниела, поскольку все говорили, что это самое непристойное и смешное. Джерри ушел из кабинета всего на полчаса, поэтому я торопилась, но всем известно, что он тоже фигурирует в книге: Дэниел вызвал его к себе, представил юристам и вынудил подписать все дурацкие циркуляры насчет того, что за разглашение сведений о «Бомбиксе Мори» нас постигнет вселенская катастрофа. Мне кажется, нападки Оуэна на Джерри немного примиряют Дэниела с действительностью. Джерри – всеобщий любимец; Дэниел, очевидно, считает, что ради Джерри каждый из нас готов держать рот на замке. Одному Богу известно, – Нина слегка посерьезнела, – с какой стати Куайн ополчился на Джерри. У Джерри врагов нет в принципе. А Оуэн, вообще говоря, порядочный негодяй, – добавила она запоздалое суждение, глядя на свой опустевший бокал.
– Повторить? – предложил Страйк.
Он отошел к бару. На противоположной стене висело в стеклянной витрине чучело попугая – единственная дичь, которая попалась ему на глаза. Но здесь, в уголке старого Лондона, Страйк проникся терпимостью и внушил себе, что бедная птица некогда пронзительно кричала и разговаривала именно в этих стенах, а не была куплена как реквизит из пуха и перьев.
– Вам известно, что Куайн исчез? – спросил Страйк, садясь рядом с Ниной.
– Да, слышала. Ничего удивительного – после такой заварухи.