Шелкопряд
Шрифт:
– Курить хочу.
– Уже недолго осталось, – заверил его Энстис. – Так кого он там оклеветал?
– Вопрос в том, – Страйк сгибал и разгибал искалеченную ногу, – как это расценивать: как клевету или же как правдивое разоблачение целого ряда лиц. Но если взять тех, кого я распознал… Дай-ка сюда бумагу и ручку, – попросил он, зная, что ему быстрее написать, чем диктовать по буквам, и стал проговаривать имена вслух: – Майкл Фэнкорт, писатель; Дэниел Чард, директор издательства, где печатался Куайн; Кэтрин Кент, любовница Куайна…
– Там
– А как же – вроде уже год с лишним. Я к ней съездил: Стаффорд-Криппс-Хаус в Клемент-Эттли-Корте. Она заявила, что у нее в квартире его нет и вообще они сто лет не виделись… Далее: Лиз Тассел, его литературный агент; Джерри Уолдегрейв, его редактор, а также… – секундное колебание, – его жена.
– Он и жену не пощадил?
– Выходит, так. – Страйк подтолкнул листок через стол к Энстису. – Но я, конечно, всех вычислить не могу. Кого только он не пнул в своей книге.
– У тебя сохранилась его рукопись?
– Нет, – с легкостью солгал Страйк, ожидавший этого вопроса. Энстису, решил он, не вредно потрудиться: пускай раздобудет экземпляр, на котором отсутствуют отпечатки пальцев Нины.
– Еще что-нибудь полезное можешь сообщить? – спросил, распрямляясь, Энстис.
– Могу, – ответил Страйк. – По-моему, его жена не при делах.
Энстис испытующе, но дружески посмотрел на Страйка. Тот был крестным отцом его сына, появившегося на свет за два дня до рокового взрыва. Страйк несколько раз заезжал проведать Тимоти Корморана Энстиса, но не выказывал особых восторгов.
– Ладно, Боб, подписывай – и валим отсюда. Я тебя подброшу.
Страйк внимательно изучил протокол, с удовлетворением исправил в нескольких местах орфографические ошибки следователя Ролинз и поставил свою подпись.
Его мобильный зазвонил в тот момент, когда они с Энстисом шли длинным коридором к лифту, и у Страйка заныло колено.
– Корморан Страйк слушает.
– Это я, Леонора, – послышался в трубке ее обычный, разве что чуть более выразительный голос.
Страйк жестом попросил Энстиса придержать лифт и отошел в сторону, к темному окну, за которым под нескончаемым дождем змеился поток транспорта.
– С вами беседовали полицейские? – спросил он.
– Да. Они и сейчас рядом.
– Мои соболезнования, Леонора, – сказал он.
– Вы как там? – ворчливо спросила она.
– Я? – удивился Страйк. – Я в порядке.
– Не обижают вас? Мне сказали, вы сейчас на допросе. Я им и говорю: «За что ж человека под арест, коли я сама его наняла Оуэна разыскать?»
– Никто меня не арестовывал, – объяснил Страйк. – Просто взяли показания.
– Сколько ж можно вам душу мотать?
– А откуда вы знаете, сколько…
– Да я тут, – недослушала она. – Внизу, в вестибюле. Хотела с вами повидаться, вот и потребовала, чтоб меня подвезли.
Изумленный, да еще хлебнувший виски на голодный желудок, Страйк выпалил первое, что пришло
– А на кого осталась Орландо?
– На Эдну. – Беспокойство Страйка о чужой дочери Леонора восприняла как должное. – Так когда вас отпустят?
– Уже иду, – сказал он.
– Кто это был? – спросил Энстис, когда Страйк отсоединился. – Шарлотта беспокоится?
– Скажешь тоже! – бросил Страйк, входя за ним в лифт. У него совершенно вылетело из головы, что он ни словом не обмолвился Энстису насчет их разрыва; став сотрудником Центрального управления, Энстис попал в отдельную категорию, куда не проникали слухи личного свойства. – Там все кончено. Уже восемь месяцев прошло.
– Да ну? Жесть! – Энстис искренне огорчился.
Лифт поехал вниз. Страйку подумалось, что у Энстиса есть собственные причины для расстройства. Из всех его знакомых Шарлотта больше всех зацепила именно Энстиса: и своей необычайной красотой, и вульгарным смехом. «Заходите с Шарлоттой», – рефреном повторял Энстис, когда они со Страйком оба выписались из госпиталя, демобилизовались и осели в городе, с которым сроднились.
Страйк почувствовал неодолимое желание оградить Леонору от Энстиса, но из этого ничего не вышло. Когда двери лифта скользнули в стороны, она уже стояла на виду: худенькая, серая, как мышь, с гребнями в жидких волосах, закутанная в старомодное пальто. На первый взгляд могло показаться, что она приехала в домашних тапках, но на самом деле это были разношенные черные туфли. По бокам от нее стояли офицеры полиции, мужчина и женщина. Женщина, как видно, известила ее о смерти Куайна и согласилась подбросить в управление. По настороженным взглядам, устремленным на Энстиса, Страйк понял, что Леонора ошарашила полицейских своей нестандартной реакцией на известие о смерти мужа.
Деловитая, без единой слезинки, она с облегчением обратилась к Страйку:
– Ну наконец-то. Что так долго?
Энстис смотрел на нее с любопытством, но Страйк не стал их знакомить.
– Давайте отойдем вот туда. – Страйк указал на стоявшую у стены скамью.
Когда он, прихрамывая, шагал рядом с Леонорой, трое полицейских сгрудились у него за спиной.
– Как вы? – спросил Страйк, отчасти для того, чтобы Леонора обнаружила хоть какие-нибудь признаки скорби и тем самым удовлетворила любопытство наблюдателей.
– Сама не знаю, – ответила Леонора, опускаясь на пластмассовое сиденье. – Не верится как-то. Мне и невдомек было, что он в том доме отсиживается, шельмец этакий. Не иначе как туда грабитель какой пробрался, а там хозяин. Ехал бы себе в гостиницу, как всегда, правда же?
То есть подробностей она не знала. Страйк подумал, что Леонора потрясена сильнее, чем показывает, сильнее, чем сама понимает. То, что она искала встречи с ним, выдавало растерянность одинокой женщины, которая может обратиться лишь к тому, кто помогает ей по долгу службы.