Шельмуфский
Шрифт:
Г.С. Слободкин. «Кристиан Рейтер и его «Шельмуфский»
В 1694 г. в Лейпциге, в гостинице «Красный лев», произошел весьма прозаический случай, которому, по шутливому замечанию одного исследователя, немецкая литература обязана появлением выдающегося писателя: двое студентов местного университета за неуплату квартирных долгов были выброшены на улицу хозяйкой гостиницы Анной Розиной Мюллер. А через год Анна Розина Мюллер, по всей вероятности, горько раскаивалась в душе за такую поспешную расправу со своими постояльцами. Весь Лейпциг смеялся над этой мещанкой, легко узнав ее в комедии «Честная женщина из Плиссина» («L'Honnкte Femme, oder Die ehrliche Frau zu Plissine») в образе фрау Шлампампе, особенно по ее характерному выражению, которое она повторяет в пьесе на каждом шагу: «Это так же верно, как то, что я честная женщина!» Подобные настойчивые заверения были явно подозрительны. Комедия была сыграна студентами университета, которые не удовлетворились сценической защитой своих потерпевших бедствие братьев по alma mater, но также устраивали не раз под окнами «честной женщины» ночные кошачьи концерты-серенады. Кличка «Шлампампе» [82] прочно утвердилась за хозяйкой гостиницы и, так сказать, обессмертила ее в веках. Несмотря на то, что пьеса была издана под псевдонимом «Хиларнус» (лат. «веселый»)
82
Нем. – Schlampampe – кутила; нем. – Schlampe – неряха. В имени Шлампампе сливаются значения обоих этих слов.
Ни того, ни другого предписания он не выполнил. В результате поданной апелляции заключение, правда, было отменено, но и за те немногие дни, что он отсидел в карцере, Рейтер успел написать новое произведение против хозяйки – оперу «Синьор Шельмуфский», в которой прототипом главного героя являлся сын фрау – Евстахий. Вскоре, в 1696 г., он пишет еще одну комедию – «Болезнь и кончина честной госпожи Шлампампе», и, наконец, эту тетралогию о хозяйке «Красного льва» достойно венчает надгробное слово «В память почившей в бозе честной женщины Шлампампе», пожалуй самое едкое, что было создано Рейтером на эту тему. В результате продолжавшихся происков фрау Мюллер в июле 1697 г. он был схвачен и брошен в так называемый крестьянский карцер – тюрьму для преступников, где, по его словам, он «чуть не подох». А в сентябре этого же года его исключили на шесть лет из университета и изгнали из Лейпцига. В 1699 г., уже после смерти противницы писателя, в результате доноса некоего адвоката Геце, выследившего Рейтера, который тайком посетил Лейпциг, он был окончательно вычеркнут из числа студентов.
В неистовом характере творчества Рейтера нельзя, разумеется, видеть лишь проявление темпераментности его натуры и акт личной мести. Вся его писательская деятельность была выражением протеста передовых слоев бюргерской интеллигенции против обветшалых феодальных устоев Германии XVII в. – одной из самых мрачных эпох в истории страны.
Сокрушительным смерчем прокатилась по Германии братоубийственная Тридцатилетняя война (1618–1648), определившая длительную отсталость страны и закрепившая ее политическую раздробленность.
Медленно, очень медленно залечивала Германия свои раны, отбросившие ее чуть ли не на целое столетие назад. И только на рубеже XVII–XVIII вв. начинает ощущаться некоторый общий подъем, растет благосостояние бюргерства. Особенно сказывается это в Саксонии и ее столице Лейпциге. Расположенный в центре старых торговых путей, Лейпциг, наравне с Гамбургом, вырос в один из торговых центров, который сохранял частично почти республиканскую свободу по отношению к притязаниям князей. Когда в 1697 г. курфюрст саксонский Август Сильный стал одновременно и польским королем, приняв католичество, то протестантский университет оказался в резкой оппозиции к дрезденскому двору и позволял себе иметь собственное мнение. В городе неоднократно происходили студенческие волнения, свидетелем которых мог быть Рейтер. Сопоставляя милитаристскую Пруссию, возвышение которой происходило также в это время, с Саксонией, Франц Меринг отмечал: «…Саксония превосходила остальную Германию и в смысле культуры, и в смысле благосостояния. Как ни принижено было население в политическом отношении, в экономическом оно было еще достаточно сильно, чтобы противиться введению разорительной для него военной системы, которая в Пруссии была навязана городскому и крестьянскому населению без всякого протеста с его стороны. Сравнительно с числом населения саксонская армия была втрое меньше прусской и стоила втрое дешевле, чем прусская… Наконец, каким плохим зеркалом ни были саксонские высшие школы, все-таки только они одни могли воспринять отблески просвещения, пробивавшиеся из-за границы в Германию». [83] Эти «отблески нового просвещения» были представлены деятельностью выдающихся ученых и писателей-саксонцев или трудившихся в Саксонии. К ним, в первую очередь, относились Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646–1716), Самуэль Пуфендорф (1632–1694) и Кристиан Томазий (1655–1728).
83
Фр. Меринг. Литературно-критические работы в 2-х томах, т. 1. М., «Acaьemia», 1934, стр. 300.
Из известных литературных саксонских имен к ним можно прибавить современника Рейтера Кристиана Вейзе (1642–1708), пролагавшего новые пути для реалистического бюргерского театра в Германии, особенно комедии, а в первой половине XVIII в. – сатирика Геллерта, реформаторов немецкого языка и сцены Готшеда и Каролину Нейбер и, наконец, Клопштока и Лессинга – подлинного отца немецкого Просвещения периода расцвета. В Саксонии же возникает и немецкая журналистика. В 1682 г. начинает издаваться научный журнал, обращенный главным образом к ученым и потому выходивший на латинском языке – «Acta eruditorum», реферировавший успехи научных исследований и проповедовавший идеи терпимости. А в 1688 г. Томазий начинает издавать научно-популярный журнал на немецком языке – «Ежемесячные беседы», способствовавший распространению образования и просвещения в более широких кругах Общий дух этой журналистики хорошо выразил Томазий, который мужественно заявил в последнем номере этого журнала, прекратившего свое существование из-за нападок реакции «Республика ученых не признает над собой власти, кроме здравого разума. Граждане этой республики независимо от национальности и сословия – равны, их голоса в равной мере заслуживают доверия. Пусть повсюду засияет разум человека, и да не хиреет он от покорности какому-нибудь властелину». [84] В этой обстановке начинающегося подъема бюргерского освободительного движения, в передовом Лейпциге, и сформировались талант и мировоззрение Кристиана Рейтера, который продолжил лучшие демократические традиции литературы XVII в. и подготавливал грядущий век Просвещения.
84
Цит по «Истории немецкой литературы», т. 2, M., Изд АН СССР 1963, стр 29.
Сын потомственного крестьянина, испытавшего ужасы Тридцатилетней войны, Рейтер родился в октябре 1665 г. в деревне Кютен, близ Галле Биографических сведений о его детстве и юности почти не сохранилось. По-видимому, сначала он посещал церковную школу в Мерзебурге, где учился родному и латинскому языкам. После смерти отца (1683), оставившего многодетную семью, Рейтер столкнулся с бедностью. Трижды обращался он к магистрату городка Цербиг с просьбой назначить ему стипендию для учения и получил ее лишь после четвертого прошения, в 1689 г., будучи уже год студентом Лейпцигского университета. Как большинство бедняков, он вынужден был избрать профессию пастора и поступил на теологический факультет. Студентом он стал довольно поздно, в 23 года (тогда как обычно в университет записывались с 16 лет), что, вероятно, опять-таки свидетельствует о материальных лишениях молодого Рейтера. Как можно судить по его произведениям и образу жизни, был он человеком весьма жизнерадостного нрава, искренним, очень непосредственным в выражении своих чувств, с какой-то долей доброй наивности; притом, вероятно, горячим, несдержанным, острым на язык. Будущая профессия священника, надо полагать, не очень его увлекала. Поэтому он не столько посещал лекции и штудировал Священное писание, сколько проводил время с университетскими друзьями в кабачках, в частности, в знаменитом погребке Ауэрбаха. Закадычным его другом был померанец Иоганн Грель, «вечный студент», пробывший в университете четырнадцать лет! Грель был старше его и опытней в буршикозных делах и разделил с ним гнев фрау Мюллер. Студенческая братия в своих песнях, нередко сочинявшихся за кружкой пива, издевалась над фавориткой курфюрста, графиней фон Рохлиц, смеялась над сынками лейпцигских патрициев, как об этом свидетельствует поэзия «круга Рейтера». Ряд буржуазных немецких исследователей творчества писателя, например И. Риссе, сокрушались по поводу беспутного студента Рейтера – они желали бы видеть в нем добропорядочного обывателя: «Богатому, многообещающему таланту Рейтера, видимо, не хватало строгой самодисциплины и моральной сдержанности». [85] Но в этом случае, видимо, не было бы и Рейтера, каким мы его знаем. На самом же деле поединки, любовные похождения, пирушки, задорная поэзия и студенческие проделки – вся эта вольная жизнь немецкого бурша была и своего рода протестом против ненавистной теологии, ученого педантизма, мертвящей лютеранской ортодоксии. Как впоследствии и Лессинг, в том же Лейпциге и на том же факультете, Рейтер учился больше у жизни, чем у профессоров. Когда же стараниями «честной женщины» путь к пасторскому званию был для него закрыт, он, наверно, без особого сожаления покинул благочестивый факультет и обратился к праву. С 1697 г. он именует себя уже студентом юридического факультета.
85
J. Risse Chi Reuters «Schelmuffsky» und sein Einfluss» auf die deutsche Dichtung Munster» 1911, S. 8.
Настоящей страстью неудавшегося теолога и юриста был театр. В 1693 г. в Лейпциге открылась опера, а рядом с гостиницей «Красный лев» во время ярмарки играли странствующие английские, французские, итальянские труппы, оказавшие немалое влияние на развитие светской профессиональной сцены в Германии. Именно в Саксонии возникла первая постоянная труппа Иоганна Фельтена, в которой, между прочим, начинают выступать на подмостках и актрисы. Фельтен окончил Лейпцигский университет и был современником Рейтера. Постановки этого театра, безусловно, мог видеть будущий сатирик. В театре Фельтена были представлены впервые комедии Мольера «Скупой», «Проделки Скапена». Несомненно, Рейтер был хорошо знаком и с излюбленным жанром тогдашней широкой публики – народными комедиями и фарсами, которыми зачастую заканчивалось представление серьезных трагедий. В них действовали или популярная фигура арлекина из итальянской комедии масок, или же его немецкий собрат – Гансвурст. Немногочисленные по количеству актеров странствующие труппы приглашали студентов на второстепенные роли или роли статистов, на что охотно соглашались лейпцигские студенты, так как это был источник их заработка. Иногда студенты выступали в роли сценаристов, поставляя театрам необходимый репертуар, часто являвшийся переделками иностранных пьес. Есть основания предполагать, что с этими труппами поддерживал отношения и молодой Рейтер. Известно, что он принимал участие в качестве исполнителя и в своих пьесах.
Любовь Рейтера к театру во многом объясняет и форму его мести хозяйке гостиницы. В этом не было ничего удивительного по тем временам: нередко к литературным средствам прибегали тогда и в личных целях. И если Рейтер за это жестоко поплатился, то основная причина заключалась, вероятно, не столько в том, что драматург позволил личные нападки, сколько в том, что уже первое произведение его, которому присущи значительные автобиографические черты, все же представляло собой едкое обобщение нравов современного ему немецкого бюргерства. Как это не раз случалось в мировой литературе, произведение оказывалось шире первоначального замысла художника. Персонажи памфлета перерастали в метко схваченные социальные типы. Уже в первой пьесе Рейтер обращается к одной из основных своих тем, которая будет характерна для всего его творчества, – это тема немецкого «мещанина во дворянстве». В ту пору немецкое бюргерство в своем раболепстве перед сильными мира сего стремилось пока лишь проникнуть в господствующую дворянскую среду, подражая ей в костюмах, нравах, языке. А при дворах и в дворянской среде господствовали французский язык, французские моды и нравы, потому что каждый из карликовых немецких правителей мнил себя абсолютным монархом на манер всесильного Людовика XIV. Франция считалась средоточием галантности, тонкого, изысканного обхождения и вкуса. Особенно усиливается галломания в Саксонии в пору правления Августа Сильного, который стремился превратить свою столицу Дрезден в подобие Версаля.
Заветным желанием многих немецких бюргеров было стать обладателями дворянского диплома. Однако, продолжая оставаться, в сущности, таким же грубым, ограниченным, бюргерство усваивало светские нравы чрезвычайно поверхностно и в своих претензиях на благородство нередко было смешным. Эту картину, рожденную жизнью, Рейтер и запечатлел в живой и забавной форме в «Честной женщине из Плиссина». Поведение и замашки фрау Мюллер и ее ближних явились благодатным материалом для этого. Хозяйка «Красного льва» была вдовой торговца специями и содержателя гостиницы и имела четырех детей – двух сыновей и двух дочерей.
Семья Мюллер была зажиточной, и фрау строила поэтому из себя «знатную даму», мечтала купить дворянство. Старший сын ее, Евстахий, подражал знатным кавалерам и позволял себе увеселительные и образовательные путешествия, как барчук; дочери одевались в дорогие платья и ловили, не гнушаясь никакими средствами, благородных женихов; младшего сына мамаша уже в возрасте восьми лет записала в университет и наняла ему репетитора и наставника в светских манерах. Однако очень скоро семья эта обеднела и несоответствие ее притязаний стало тем более смешным.