Шрифт:
Глава 1. Финита
Утреннее путешествие в офис сигнализирует о цвете дня: мимо каких окон проехал, в какое лицо ткнулся в людской толчее, какая собака мимо пробежала.
По этой причине мы ищем другой маршрут. Отличный от вчерашнего. Мы тщимся избежать. Повторений. Неприятностей. Опасностей. И еще… Нам кажется, что мы совсем не спали. А уже опять – бежать.
Но кофе меняет все. Запахом он убивает весь негатив безмозглой утренней кутерьмы. И есть бесценные фундаментальные полчаса, пока шеф-бестолочь или секредявка-дубина не брякнут какой-нибудь конструктивный вздор. Персонал
Так возникает депрессия. Хорошо, что вы уже давно разведены и ваше озверевшее от долбанутого дня лицо не увидит никто кроме Элен. Она все понимает и наливает ровно столько, чтобы хватило погасить ваш приобретенный негатив. Но секса не будет. Вы должны еще очень многое успеть, и Элен уходит, оставив бутылку, в надежде, что вы допьете, что позже придете и … Но это не ваш стиль. И вы, и она, вы оба это понимаете. И это делает честь обоим.
Закинув бутылку в холодильник, вы рассматриваете свое лицо в фото разных лет и шепчете губами подшофе: «Что ж ты… что ж ты…».
Так идёт день за днем, и это время мы называем нашей жизнью.
***
– Пойми: никто не хочет связываться, и поэтому все соглашаются с тобой. Ты всех запугал. Кого-то придавил интеллектом, кого-то грубостью… И я тобою недоволен, дружище, – вяло, но не тихо говорил Бро. Так его прозвали наши девочки. Имя «Борис» написали однажды с ошибкой. С тех пор и пошло. Сначала – «Броис», а потом прилипло «Бро».
– У меня заявление месяца два уже в сумке. Принести? – спросил я.
– Так будет лучше, – прошептал довольный Бро, изобразив на лице печаль.
– Неужели? – усмехнулся я.
Бро быстро подмахнул заявление и без отработки отпустил меня на все четыре, рассчитав уже после обеда.
Для устройства парковщиком в Москва-сити (я решил поработать там, чтобы немного отдохнуть от рутины) мне понадобилось получить медкнижку, и пройдя всех врачей, я был встревожен сообщением хирурга: что-то не так с печенью. А через неделю узнал, что у меня рак.
Это сообщение я принял безэмоционально. Никто не понимает в первые часы, дни и даже недели, что обречен на 99 процентов. Один процент – это пресловутая борьба, которой ты будешь теперь заниматься. Бороться за жизнь. За жизнь, которая прошла, и прошла так быстро, что ты не успел сделать многое из того, о чем мечтал, что планировал, к чему был близок.
Я занялся примитивной и непрестижной работой с редким усердием. Физический труд всегда отвлекает от безотрадных мыслей. Шеф относился ко мне уважительно: из переводчиков в парковщики! Для него мое решение было подвигом. Я же считал эту работу очень психологичной, творческой, и вежливо, с душой, выполнял свои обязанности.
Но вскоре все пошло наперекосяк. Анна, одна из красивейших женщин среди тех, машины которых я принимал, не могла и представить, что парковщиком может работать
– Ты шпион? – улыбнулась она.
– Почти, – ответил я.
Ночью следующего дня, в выходной, я думал о ней. Она позвонила. Телефон узнала в конторе.
– Ты можешь сегодня… сейчас приехать? Я приготовила вкуснейшую еду! Мясное рагу и картофель, салаты… Можно выпить вина и поболтать, – едва слышно говорила она.
Я ехал в такси и размышлял: будь я здоров, со мной никогда не случилось бы такое. Прекрасная женщина заинтересовалась и приглашает на поздний ужин! Люди меняются и становятся привлекательными, когда знают, что обречены. Так господь, вероятно, расплачивается с ними за предстоящие мучения. Я улыбался и чувствовал, как омерзительная дрожь распространяется по всему телу. Печень. Смешно. Я сжимал зубы. Если не делал этого, рот начинало трясти, будто в страшный холод. Я боялся смерти. Хотя и не понимал в ней пока ровным счетом ничего.
В квартире Анны было сказочно. Освещение было устроено ее ушедшим мужем-рекламщиком, так, что свет падал на лица мягко. Мы оба были очень красивы. И наша любовь была сладка. Игривая Анна была весела, как ребенок. Но временами вдруг задумчиво смотрела, проникая в самую глубину мыслей. Она все чувствовала.
Интересно, что пока ты не знаешь, ты не тратишься на это. Это есть, и ты чувствуешь, но ты спокоен. Но стоит только объявить что-то вслух, и тебе конец. Я проходил через первые фазы понимания этого ужасного обстоятельства.
– Что-то не так? – спросила Анна однажды, когда мы лежали рядом. У меня задрожали губы, и зубы предательски застряслись, выдавая едва слышный стук.
– Все нормально, – постарался спокойно сказать я.
– Что? Что с тобой? – приподнялась на локте Анна.
Не в силах больше сдерживать предательскую дрожь, я встал и одел халат.
– Я в душ и домой! Накопилось много дел! Увидимся послезавтра, Аннушка! – пробормотал я чужим голосом и удалился. Вытираясь, я осматривал тело. Абсолютно здоровое, тренированное тело пятидесятилетнего мужчины.
Боли прекратились. В следующие две недели, я напрочь забыл о болезни и снова начал курить и пить пиво. «Может быть пронесет?» – мелькнула мысль. Я рассмеялся. Люди не верят в скорую смерть. Люди неисправимы.
Глава 2. Бро
В один из выходных я пришел к Бро.
– Что-то не так? Ты чего такой? – испуганно вскрикнул Бро.
– Послушай, ты … прости меня! Cловом, извини! Я был черств! Но… сейчас не об этом, – сбивчиво заговорил я.
– Не понимаю, – протянул Бро.
– Мне нужны деньги.
– Зачем?
– Мне нужны деньги. Дай сотню.
– Что за хрень? Допустим – дам. Когда отдашь?
– Не знаю.
– Что опять такое? Не дам ни цента! Ты съехал с катушек! – по-отечески сухо сказал Бро, протягивая зажигалку.
– Черт с тобой! – пробормотал я, прикуривая. Потом резко встал и направился к двери.
– Да подожди ты! – догнал меня Бро. – Сядь!
Минут пять напарник прохаживался по кабинету, исподтишка поглядывая в мою сторону. Я отвлеченно пил сок. Он не выдержал и направился к сейфу.