Шепот небес
Шрифт:
Пока мать переодевалась к ужину, Джесси вышла из дома немного прогуляться. Заходящее солнце отбрасывало длинные тени. Поколебавшись, девушка направилась по аккуратно подстриженной лужайке к пруду. Большинство семей крупных землевладельцев, живущих в округе, хоронили своих родственников на церковном кладбище в Блэкхейвен-Бей. Но Корбетты не принадлежали к их числу. Церковь в Блэкхейвен-Бей, возведенная на высоком живописном, открытом всем ветрам холме, возвышалась над морскими просторами, а Беатрис Корбетт ненавидела море.
Подойдя к родовому кладбищу, Джесси увидела новые каменные
Ансельм Корбетт умер два года назад, и его могила успела зарасти густой травой. Только теперь, увидев ее, Джесси поверила в то, что отца действительно больше нет на свете.
Глотая слезы, она опустилась на колени рядом с мраморной надгробной плитой. Легкий ветерок, шелестевший в кронах буковых деревьев, росших у ограды кладбища, доносил запах скошенной травы и яблоневого цвета.
Два года назад, в день отъезда Джесси, когда отец поцеловал ее в последний раз, тоже цвели яблони. Он не хотел отпускать дочь в Лондон, ему казалась нелепой и даже неприличной мечта Джесси учиться в женском пансионе. Тем не менее Ансельм Корбетт помог дочери исполнить ее заветное желание. Он сломил сопротивление жены, и она в конце концов разрешила Джесси отправиться в Англию.
Джесси тяжело вздохнула при мысли о том, что больше никогда не увидит отца.
– Папочка, папа… – прошептала она. – Если бы ты знал, как мне тебя не хватает…
Она положила на могилу веточки цветущей яблони и закрыла глаза, чувствуя, как по ее лицу неудержимым потоком текут слезы.
Джесси не знала, как долго она простояла на коленях, предаваясь скорби. Ее вывел из задумчивости шум крыльев вспорхнувшей птицы. Девушка невольно открыла глаза и, обернувшись, увидела стоявшего у входа на кладбище каторжника, прислуживавшего в имении. Он молча наблюдал за ней, держа под мышкой деревянный ящик с инструментами. Несмотря на то что парень сейчас уже оделся в хлопчатобумажную рубашку, заправленную в брюки из грубого холста, и поношенные ботинки, Джесси узнала в нем того голого по пояс каторжника, который привлек ее внимание в карьере. Черноволосый ирландец с приятными чертами лица и тревожным взглядом переминался с ноги на ногу и не отрывал от нее взгляда.
– Я думала, что на сегодня все работы закончены, – промолвила она, недовольная тем, что ей помешали.
Ирландец подошел к ней вплотную, и Джесси невольно попятилась к ограде.
– Здесь еще остались кое-какие недоделки, – кивнул он на ограду. – Я сам вызвался устранить их.
Он присел на корточки всего лишь в нескольких футах от нее и принялся за работу. Джесси оцепенела, чувствуя, как по ее спине бегут мурашки.
– Вызвались? – переспросила она.
– Ну да, вызвался. – На лице каторжника появилась белозубая улыбка, и его глаза цвета морской волны потеплели. – Ребята в бараке тоже удивлялись. Они решили, что я чокнутый.
Теперь Джесси убедилась, что перед ней действительно
– Сегодня днем вы работали в карьере, – заметила она.
– Верно. А завтра я займусь строительством новых конюшен.
И тут Джесси наконец поняла, куда клонит ирландец.
– В таком случае вы вовсе не чокнутый, – заключила она. – Заниматься возведением ограды и строительством конюшен намного легче, чем работать в карьере.
– Вы правы, – усмехнувшись, согласился он и бросил на Джесси взгляд через плечо.
Выразительное лицо с широкими скулами, прямыми темными бровями и глубоко посаженными глазами, в которых сквозил таинственный свет, понравилось Джесси. Она смущенно отвела взгляд в сторону и принялась рассматривать ограду.
– А вы умеете делать кладку? – спросила она.
– Еще бы! Я целый год строил дороги и возводил мосты для ее британского величества. Думаю, что теперь мне все по плечу.
– Значит, вы прошли настоящую каторгу, в кандалах, – подытожила она, удивляясь тому, что у нее сжалось сердце от его слов.
Почему она не уходит? Зачем разговаривает с наглым самоуверенным преступником?
Ветер усилился, возвещая о близости холодной ночи. Джесси взглянула на дом, в окнах которого уже горели свечи. Пора возвращаться, чтобы переодеться к ужину, на котором будут Харрисон и Филиппа Тейт. Но Джесси все еще медлила. Ей хотелось сказать ирландцу несколько слов на прощание, но он молча работал, стоя к ней спиной и как будто забыв о ее присутствии.
В конце концов Джесси повернулась и зашагала к дому. Она не знала, смотрит ли ирландец ей вслед, но ни на секунду не забывала о нем.
Глава 3
Харрисон Уинтроп Тейт, одетый в темный фрак, прохаживался перед озаренным мягким вечерним солнцем крыльцом своего усадебного дома в Болье-Холл. Под его ногами хрустел гравий. Харрисона ждала карета с открытой дверцей, запряженная двумя белоснежными лошадьми. Поодаль на дорожке стояла его собака, вилявшая хвостом от нетерпения. По-видимому, она ждала, что хозяин отправится с ней на вечернюю прогулку. Однако его парадная одежда и изящная трость с серебряным набалдашником свидетельствовали о том, что он едет в гости или по делам.
– Сегодня ничего не получится, старина. – Харрисон остановился рядом с собакой, чтобы потрепать ее по голове. – Ты уж извини.
Пес вздохнул, улегся на землю и, положив голову на вытянутые лапы, жалобно посмотрел на хозяина.
Выпрямившись, Харрисон взглянул на свой дом. Здание украшали лишь железные решетчатые парапеты веранды, доставленные на Тасманию из Шотландии. Обычно вид его величественного двухэтажного дома со строгим фасадом, выполненным в георгианском стиле, наполнял его сердце гордостью. Но сегодня Харрисона не трогали красоты архитектуры. Он сгорал от нетерпения. Его захлестнули непривычные эмоции. Он извлек из кармана атласного жилета золотые, украшенные изящной гравировкой часы, которые подарил ему отец в день восемнадцатилетия, и, щелкнув крышкой, взглянул на циферблат. Часы показывали десять минут восьмого, а он намеревался подъехать к дому Корбеттов в семь часов вечера. Харрисон недовольно нахмурился.