Шепот тьмы
Шрифт:
– Подожди, – сказал он. – Это для тебя.
Лейн насторожилась. Она чувствовала себя жесткой, словно очень тщательно выполняла все движения: говорила, моргала, дышала. Как будто, если бы она остановилась, ее тело продолжало бы жить без нее.
– Что это?
– Платье, – сказал он, – а не гадюка. Так что можешь не смотреть на него так, будто оно готовится тебя укусить.
– Для чего оно?
– Для прогулки. Типа того. – Он отпустил сумку с одеждой. – Ты так быстро ушла в тот день. Я даже не успел поговорить с тобой.
– Ты убил человека, Колтон, –
Его нога по-прежнему была решительно зажата в двери. Он выглядел, как ей показалось, очень усталым.
– Я знаю, – сказал он. – Я был там.
– Боже. – Она сильнее вдавила дверь в его ногу. Но все осталось без изменений. – Это не шутка.
– Я не шучу, – сказал он, в его голосе появилось что-то жалобное. Сумка с одеждой висела между ними вялая и темная. Она вспомнила, как он дрожал, как ползал по полу на коленях.
«Я выбрался из ада ради тебя», – сказал он той ночью. Все это время она думала, что это метафора. Теперь, когда осколок кости вонзился ей в бедро, она не была в этом уверена.
Внутри нее бушевало что-то болезненное и безымянное. Что-то, чего она не понимала. Что-то такое, что она не готова была понять. После того, как она вернулась домой от Колтона в тот день – борясь со слезами в автобусе, мчась по обледеневшему тротуару, – она закрылась в ванной на втором этаже, и ее рвало до тех пор, пока внутри не осталось ничего, кроме воздуха.
Воздуха и этого вечного трепета. Призрачного мотылька.
Щебетание чего-то странного по ее костям.
– Делейн, – сказал он, пытаясь освободить ногу. – Пожалуйста, просто возьми платье.
Она поняла, чем оно было. Предложение мира, смехотворное перед лицом всего, что произошло. Что-то дорогое за что-то непростительное.
Лейн внимательно рассматривала пакет еще несколько секунд, прежде чем выхватить его через щель. Пакет зашелестел, как будто протестуя против смены рук. Как будто он знал, что его передают кому-то, кто не может себе этого позволить.
– Что в коробке?
Он проследил за ее взглядом до маленького синего квадратика в его кармане. Лента завилась в радужную спираль.
– Ничего, – сказал он слишком быстро, чтобы можно было поверить. Затем добавил: – Ничего важного.
– Хорошо.
Снова тишина. Ни один из них не двинулся с места. Она стояла, дрожа, в дверном проеме и смотрела на него. Он смотрел в ответ, его пульс бился в области горла. Солнце пробивалось сквозь облака, пронзая их новоноябрьской белизной, превращая заваленное листьями крыльцо в печь. Между ними три однобоких Джек-о’лантерна [3] ухмылялись из зияющих, мясистых пастей, их глаза были искусаны белками и выглядели странно.
3
Джек-о’лантерн (или Джек-о’фонарь) – резной фонарь из репы, тыквы или другого корнеплода, обычно ассоциируемый с праздником Хеллоуин.
– Мы проводили исследования в течение
– Это платье – часть плана Б?
– Да. Во всяком случае, это его начало. – Он застегивал пальто, поглядывая на часы. Она никогда не видела его таким беспокойным. – Ты зайдешь ко мне вечером? Около семи?
– Зачем?
– Я скажу тебе, когда ты придешь. – Он пожал плечами.
– Не знаю, – сказала она. – Я думаю, это плохая идея.
– Почему? – в его голосе не было злости, только любопытство, и она не могла отказать ему в правде.
– Потому что, – сказала она, – каждый раз, когда я подхожу к тебе слишком близко, все начинает рушиться.
– Не все. – Он пожал плечами.
– Боже, Колтон. Оглянись вокруг. Из-за тебя меня угрожают исключить из Годбоула. Из-за тебя человек умер. Из-за тебя во мне что-то живет. Ты сказал мне однажды, что все, что ты сделаешь, это причинишь мне боль. Я должна была послушаться.
– Хорошо. – Он не придумал умного ответа, не давил и не уговаривал, не засыпал ее банальностями. Только смотрел с тихим разочарованием, горло сжалось в тугой ком. – Хорошо, – повторил он. Спустился по ступенькам, держась одной рукой за перила. Уходил без боя. – Я понял. Я оставлю тебя в покое.
Он был уже на полпути, когда она окликнула его, с замиранием сердца.
– Я сказала, что должна была послушаться, – сказала она. – Я не говорила, что послушаюсь. Я буду там в семь. Давай попробуем план Б.
40
Делейн стояла возле дома Колтона Прайса в черном берете и бежевом пальто, крепко сжимая лацканы из-за холода. Уже наступили сумерки, и небо пылало закатом, горизонт Бостона освещался красными лучами солнца. Один за другим начали зажигаться фонари, мерцая золотыми нитями на ветвях.
Она была здесь почти десять минут.
Ее ноги уже теряли чувствительность. Кончики пальцев онемели. Платье было коктейльной длины – идеальное для светского раута, соответствующее слишком дорогому пальто, подаренному ей Колтоном, но менее подходящее для безделья на пути резкого ноябрьского ветра. Холод пробирал ее нейлоновые колготки с непрекращающейся силой. Она не чувствовала себя обновившейся. Скорее чем-то переделанным. Делейн чувствовала только холод.
Дверь распахнулась в тот самый момент, когда она подняла кулак, чтобы постучать. Колтон стоял на пороге в костюме-тройке и пальто, его челюсть была крепко сжата, каждый дюйм костюма был безупречно подогнан.
– Я потерял терпение, – сказал он, наматывая шарф на шею. – Если ты не намерена набраться смелости и постучать, мы можем закончить наш вечер.
– О. – Она возилась с обрезанными кончиками своего боба, не привыкшая к такой длине. – Извини.
– По крайней мере, ты не опоздала. – Он спустился по ступенькам и вышел на улицу. – Я подсчитал, что у тебя будет достаточно времени для того, чтобы передумать и убежать.
Она встала в один ряд с ним, стуча каблуками.
– Я не планировала.