Шепот тьмы

Эндрю Келли

– Что это было? – Делейн резко обернулась.

Колтон, казалось, ничего не заметил.

– Ты худший вор всех времен и народов. – Он ткнул ее пальцем в бок. – Иди к последней двери слева.

Она подумала, что, должно быть, ослышалась, когда в коридоре позади них раздалось хихиканье, низкое и задорное. Волоски поднялись у нее на шее. Оглянувшись на Колтона, она прошептала:

– Я больше никогда никуда с тобой не пойду.

– Ты это не серьезно. Сюда.

Он поторопил ее, уводя в широкий, хорошо освещенный кабинет. Помещение было скудно обставлено,

за исключением двух выдающихся элементов. Один письменный стол стоял на месте перед широким эркером, в котором не было ничего, кроме одинокой колыбели Ньютона. В центре комнаты возвышался единственный белый постамент.

– На столе кое-какой предмет. – Колтон попятился назад, зависнув на пороге. – Я хочу, чтобы ты взяла его.

– И что ты собираешься делать? Стоять там, как Дракула? – Она хмуро посмотрела на него.

– Мне нельзя входить. – Это было признание, пусть и туманное. Признание, пусть и небольшое. В его глазах появилось что-то широко раскрытое и отчаянное. – Делейн, пожалуйста. Просто возьми это.

– Хорошо, – сказала она. – Хорошо, я иду. – Она осторожно ступала, под ее ногами скрипело старое твердое дерево. Опора стола была из цельного дуба, сверху увенчанная витриной из прозрачного стекла. Внутри витрины лежала подушка из мятого черного бархата.

И там, в центре, лежал один-единственный осколок кости. Она в замешательстве посмотрела на него.

– Что это?

Делейн ожидала, что ее встретит молчание. Вместо этого Колтон сделал еще одно неохотное признание:

– Ты написала слово на стене дома. Sequestrum.

При этом воспоминании ее пробрала дрожь.

– Что оно означает?

– Это разновидность некроза, – сказал он. – Современный латинский термин для обозначения куска мертвой кости, отделенной от чего-то живого.

– Мерзость. – Она придвинулась ближе, ее дыхание веером пронеслось над футляром. – И я думала, что коллекция стекла внизу была жуткой. Откуда эта кость взялась?

– Это моя.

Пораженная, она подняла на него глаза. Делейн увидела, что он проверяет свои часы, его палец отбивал такт, отсчитывая секунды.

– Давай поторопимся, – сказал он. – У нас мало времени.

Она осторожно подняла стекло с вершины опоры. Оно оказалось тяжелее, чем она ожидала, и Лейн чуть не уронила его. Отложив его в сторону, она обратила внимание на осколок кости. Он был длиной с мизинец и изогнут, как разделочный нож, а его кончик был достаточно острым, чтобы резать. Осколок раскололся, как дерево под топором.

Взгляд Колтона буравил ее, пока она отрывала кость от маленькой подушки. И тут же ощущение от нее отозвалось в ее коже веселым, призрачным пульсом. Она оглянулась на Колтона и увидела, что он тяжело дышит, а его глаза потемнели. Где-то в доме что-то начало топать ногами. Все быстрее и быстрее, звук был тоскливым и ликующим.

«Убирайся, – прозвучал в ее голове голос, громкий и близкий. – Убирайся сейчас же».

– Колтон?

Он

моргнул, взгляд прояснился, дыхание выровнялось. Его глаза нашли ее.

– Пойдем, – сказал он.

Они были на полпути домой, деревья проносились мимо окон в прожилках темноты, когда Колтон наконец заговорил. Она сидела на пассажирском сиденье, сложив руки на коленях, с забавным осколком кости в раскрытой ладони. Он гудел в ее коже. Он гудел во всей ее душе.

– Оставь себе, – сказал Колтон, испугав ее.

– Что? Почему?

– Потому что я не могу, – объяснил он, – и кто-то должен забрать его. Кто-то, кому я могу доверять. Кто-то, кого я… – Его горло сжалось в комок. – Оставь себе, – повторил он.

Делейн смотрела на него через салон. Она подумала о ямочке на его ребре, о немыслимой расщелине вдоль изгиба его кости.

– Чей это был дом, Колтон?

Костяшки его пальцев побелели на рулевом колесе.

– Того, кто больше не контролирует меня.

38

– Тебе придется спросить меня об этом еще раз.

Голос Маккензи звучал из динамика телефона Делейн. Лейн сидела в спальне Колтона; стены были выкрашены в желтый цвет раннего утра. Из кухни доносился запах заварного кофе.

Сегодня был четверг, и в определенные дни, как она узнала, Колтон выходил на пробежку. Он уходил до солнца и возвращался через несколько часов весь в поту, неся на своих плечах бодрый октябрьский воздух. Он не отклонялся от курса.

За окном солнце едва начало выглядывать из-за горизонта. Он не вернется еще по крайней мере час.

– Возможно ли, – повторила Делейн, – чтобы кто-то осуществлял сверхъестественный контроль над кем-то другим?

– Сейчас слишком рано для подобного разговора, Лейн, – на другом конце телефона Маккензи говорила так, словно ее запихнули под подушку.

– Это важно.

– Я не знаю. Может быть, через гипноз? – Маккензи издала долгий, протяжный стон.

– Нет, – сказала Делейн. – Не гипноз. С помощью предмета.

– Что за предмет?

– Я не могу сказать. – Делейн посмотрела на серебряную табакерку, примостившуюся на краю одеяла Колтона. Она спрятала осколок кости внутри, скрыв его от глаз в мягком бархате.

– Ты не можешь сказать, – повторила Маккензи. – Лейни, я люблю тебя, но сейчас ты мне не очень нравишься.

– Прости. – Она упала обратно на кровать, широко раскинув руки. – Я не хотела тебя будить. Это неважно, я сама разберусь. Увидимся в классе?

В ответ раздалось бессвязное ворчание, и телефонная связь оборвалась. Перевернувшись на живот, Лейн потянулась к коробке. Она открыла ее и ткнула пальцем в осколок кости внутри. Мгновенно ощущение этого осколка пробрало ее. Оно задержалось на ее коже. Подняв его, она провела кончиком пальца по краю излома, конец был острым, как зуб. Телефон пискнул, и она поднесла его к себе, продолжая рассматривать осколок.

Сообщение было от Колтона:

«Что ты делаешь?»