Шепот в ночи
Шрифт:
– В этом нет необходимости. Моя племянница может приготовить яичницу. Она уже доказала, что может готовить кофе. Я люблю яичницу всмятку, – приказала она. – Смотри, не высуши ее как бумагу. Ну, – протянула она, видя, что я не сразу двинулась с места. – Накорми нас. Бедняжка Мортон умирает с голода. Чем ты занят? – спросила она, подходя к нему.
– Просчитываю, как нам лучше попасть на основную магистраль.
– У нас есть время. Разве ты не хочешь провести часть каникул с этими людьми?
– Конечно, – кивнул он. – Но как долго ты хочешь здесь оставаться?
Я затаила дыхание.
– Пока не заскучаю, – ответила она. – Кроме того, –
Я выронила яйцо, оно шлепнулось на пол и разбилось.
– Тетя Ферн!
– Посмотри, что ты наделала, – сказала тетя Ферн. – Мисс Криворучка! Ну, собери его, Кристи. Это будет твое, – она рассмеялась.
Я с ненавистью посмотрела на нее. Это была последняя капля в чаше моего терпения, но одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы понять, что именно этого она и добивается. Она искала возможность, чтобы сделать жалкой жизнь всех окружающих, такой же жалкой, как ее собственная. Я закусила губу и подавила свою гордость.
– Так почему она убежала? – спросил Мортон.
– Неважно. Это наше личное дело, правильно, принцесса?
Я тряпкой собрала разбитое яйцо и старалась не обращать на нее внимания, но она не отставала. Она была тем человеком, которому нравилось сыпать соль на раны других. Мне пришлось признать, что она не сожалеет о том, что случилось со мной. Она занята собой, и в ней нет места для сожалений.
– Правильно?
– Да, тетя Ферн, – кивнула я, глотая слезы.
Я поняла, что убегая из одной ужасной западни, я попала в другую. Каждый раз, когда я разрывала одно звено в этой цепи, которая приковала меня к проклятью нашей семьи, кто-то снова соединял ее. Словно я ношу кандалы на шее, руках и ногах. Медленно и механически передвигаясь, как какой-нибудь раб, я приготовила тете Ферн и ее приятелю яичницу. Я изо всех сил старалась, чтобы слезы не попали в еду.
– Почему ты не завтракаешь? – спросила тетя Ферн, когда я поставила им на стол яичницу и кофе.
– У меня нет аппетита, – сказала я.
– Ну, ты уж поешь чего-нибудь, – настаивала она. – Тебе нужно поддерживать силы, так как предстоит еще много работы. Позже, вечером, ты сможешь развлечь нас своей игрой на рояле.
– Что-то не хочется.
– Уверена, что хочется, – возразила она, наслаждаясь каждой секундой моего унижения. – Это еще одна возможность для тебя показать себя снова, и ты это любишь, принцесса.
– Я никогда не выставляюсь напоказ, тетя Ферн.
– Да нет же. Особенно после всех этих расходов! Мой брат потратил на ее уроки целое состояние, – сообщила она Мортону, тот кивнул, не очень заинтересованный этим. – Намного больше того, что он тратил на меня, – с ненавистью добавила она.
– Мне жаль тебя, тетя Ферн, – сказала я, качая головой. – Внутри тебя сидит чудовище, зеленое чудовище, пожирающее твое сердце. Мне жаль тебя больше, чем себя, – я направилась вон из кухни.
– Не уходи далеко, принцесса! – крикнула она мне вслед и рассмеялась. – Вдруг мне понадобится еще что-нибудь.
Эхо ее смеха разносилось по дому. Этот смех приветствовали все мрачные закоулки старого особняка. Я не сомневалась, что это было такое же зло, которое так хорошо обосновалось в этих стенах.
Хуже некуда
Несмотря на яркое солнечное утро и небольшие облачка, которые казались приклеенными к ярко-голубому небу то тут, то там, я была так несчастна, что лучше бы, открыв дверь, я увидела серый пасмурный день. Даже щебетанье воробьев и малиновок казалось унылым и неестественным. Большой черный ворон уселся на спинку старого шезлонга и уставился на меня с нездоровым любопытством. Он почти не двигался и походил больше на чучело, чем на живую птицу. Вместо аромата свежескошенной травы и диких цветов, я вдохнула затхлый запах прогнивших деревянных досок пола. В воздухе вокруг дома суетилась мошкара, словно праздновала находку огромного тела, которым собиралась питаться вечно.
Я вздохнула, поняв, что настроена только на то, что опечалит меня. Я могла замечать только то, что отвратительно и мрачно, и неважно, каким замечательным был день. Я привыкла думать, что погода влияет на мое душевное состояние, но теперь я понимаю, что это далеко не так. Это мама с папой делали для меня мир ярким и удивительным. Их улыбки и радостные голоса создавали солнечный свет. Красота без людей, которых любишь ты и которые любят тебя, несовершенна, не так ценна. И только нежно любящие тебя люди могут сделать твой мир ярче, радостней, так же как люди эгоистичные и жестокие, у которых каменные сердца, а вместо крови – ледяная вода, могут сделать твой мир ничтожным и мрачным. Тетя Ферн была как грязное темно-серое облако, которое зависло теперь над моей головой, то и дело угрожая пролить на меня свой холодный дождь и сделать меня еще более жалкой. Стремясь убежать от того ужаса, в который превратился мой дом, взяв с собой моего младшего брата и приняв помощь от Гейвина, я привела их к тому, что теперь кажется больше похожим на дорогу в ад. Я нашла убежище в старом поместье, но этим я только позволила проклятью проникнуть и в эти две простые нежные жизни.
Я чувствовала себя Енохом. Если я сяду на корабль, он утонет, если я поеду на поезде или полечу самолетом, они разобьются. Может, даже если я попаду на небеса, то ангелы там замолкнут навсегда. Мне было жалко себя и людей, которые любили меня. Под влиянием этих мрачных мыслей, я решила убежать и исчезнуть. Если меня здесь не будет, тете Ферн некого будет мучить, и она, заскучав, уедет; Гейвин сможет забрать Джефферсона к себе, и они заживут счастливо, а Шарлотта, Лютер и Хомер снова вернутся к идиллии, к своему простому миру, как раньше.
Я прошла несколько шагов, и мой взгляд остановился на разбитом шоссе. Качаясь под усилившимся ветром, деревья и кусты словно манили меня. Голос, приносимый ветром, шептал:
– Беги, Кристи, беги, беги!
Что изменится от того, куда я пойду, какой поворот сделаю или где я остановлюсь? Кто-то, наверное, будет скучать обо мне некоторое время. Некоторое время у Гейвина на сердце будет тяжесть, но со временем я затеряюсь в его памяти, и он вернется к счастливой жизни, полной надежд. Достаточно тяжело жить в мире, в котором огонь уничтожил таких замечательных людей, как мама и папа, в котором такие злые люди, как сестра Шарлотты Эмили, процветают и доживают до старческого возраста, где болезни и бедность живут рядом с богатством и процветанием, где ни с того, ни с сего наносят удары и прогоняют счастье в любой момент. Зачем добавлять еще и эту свинцовую тяжесть проклятья? Мои шаги становились уверенней, шире и быстрее. Может, мне лучше спрятаться в зарослях, чтобы убедиться, что тетя Ферн и Мортон уехали, а потом и Гейвин с Джефферсоном. Тогда мне будет легче. Да, я…