Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы
Шрифт:
Однажды с борта флурены-вискосты «Гуанга» – корабля «Белой Армады», на котором находился ДозирЭ, воины заметили приближающееся странное существо. Опытные моряки вспомнили Букорозица – бога морей, в которого верили флатоны, и на галере случился переполох. Диковинный обитатель залива Обезьян вскоре оказался совсем близко, и авидроны различили жуткого вида рыбу с мощными плавниками, всю покрытую толстыми костяными пластинами.
Чудовище подняло над водой огромную голову с большими злыми желтыми глазами, а когда лучники с перепугу принялись метать стрелы, которые отскакивали от тела, словно от брони, рыба открыла пасть и показала два ряда сращенных между собой зубов. Воины в ужасе застыли, но тут один из бывалых моряков поспешил объяснить: «Это рыба-убийца. Но пока мы стоим на палубе этого корабля, нам ничего не грозит».
В
Наконец моряки завидели орла-рыболова с добычей в когтях, что свидетельствовало о близости суши. Так и вышло: вскоре показалась земля.
Алеклия прибыл в то место, где залив Обезьян глубже всего вдавался в материк и откуда до Алинойских гор было ближе всего. Он собирался посетить Дати Ассавар – новую авидронскую крепость, до которой отсюда оставался всего день пути. Вместе с Белой либерой Инфект высадился в небольшом военном порту и одним броском проделал это расстояние. Вскоре перед пораженным ДозирЭ и его товарищами открылась высочайшая стена, поднимающаяся к небу несколькими могучими уступами. Это многоугольное укрепление, длиной чуть более четырех тысяч шагов, соединяло между собой два безжизненных горных массива с отвесными склонами и нависающими кручами. На одной скале виднелась выбитая гигантская надпись: «Авидрония», и это первое, что бросилось в глаза восхищенным всадникам.
Почти все белоплащные, сопровождавшие Алеклию, участвовали в недавней осаде Кадиша и до сих пор помнили, насколько неприступными казались им укрепления иргамовской крепости. Но то, что перед ними предстало сейчас, их просто ошеломило. Крепость Дати Ассавар выглядела несоизмеримо более могучей и совершенной, чем Кадиш. Она прежде всего была значительно выше и имела несколько оборонительных линий: одну – на широком уступе посередине стены, защищенном парапетом с бойницами, другую – на вершине стены высотой не менее семидесяти мер. К тому же здесь устроили три ряда внутренних галерей, и каждые двести пятьдесят шагов над стенами вздымались могучие четырехугольные башни.
У подножья крепости землю срыли, и это создавало неудобный уклон для атаки неприятеля; четыре глубоких рва с болотной жижей на дне и два широких водоема преграждали путь непрошеным гостям. Всё остальное пространство усеяли плотные ряды наклоненного железного частокола. Здесь была проложена единственная авидронская дорога на каменном возвышении. Она вела прямой линией к крепости и упиралась в каменные створки ворот – две громадные сомкнутые глыбы в центре углубленного портала.
Инфект вместе с белоплащными миновал Дорожный камень и громадную статую льва-воителя с открытой пастью. ДозирЭ вспомнил, что видел такую же, только значительно меньше, в Авидронии, где-то на новобидунийской дороге. Потом проехали мимо мраморной стелы высотой в пятьдесят мер, на которой была высечена надпись: «Вечная Верность Авидронии и Инфекту», и приблизились к воротам. Каменные створки дернулись, нехотя сдвинулись и, наконец, со скрежетом разверзлись. Показались золоченые округлые ворота, символизирующие, судя по форме и рисунку чеканки, солнце. Когда же открылись и они, стали видны еще три ряда подъемных решеток, потом опять широкие каменные створки, и только после них Инфект, а за ним его стройные отряды въехали в Дати Ассавар. Там Божественного уже поджидал пятидесятитысячный гарнизон крепости, выстроенный вдоль дороги. Послышалась мелодия гимна «Слава Авидронии!», но грохот тысяч приветственных криков заглушил звуки лючин.
После церемонии встречи и парада гарнизона Белую либеру распустили, и воины, определив лошадей в конюшни, разбрелись по крепостным улицам, а многие бросились в местные кратемарьи, ибо настрадались от скудной корабельной пищи. Однако всех желающих кратемарьи вместить не смогли, и кое-кому пришлось удовлетвориться осмотром здешних построек. ДозирЭ и Идал также оказались в числе обделенных и вынуждены были довольствоваться прогулкой по территории крепости.
Помимо внешних стен, которых было вполне достаточно, цитадель более не имела укреплений. Ровная долина, разделившая на две части непроходимые Алинойские горы, идущие сплошной неприступной грядой почти тысячу итэм, была единственным проходом в этих местах и соединяла побережье с материковой равниной – Междуречьем. Вот эта долина и преграждалась двумя высокими толстыми стенами, образовавшими невиданную доселе грозную крепость.
Внутренняя территория крепости была разбита на прямые длинные улицы, вдоль которых стояли высокие каменные казармы, военные и гимнастические Атлетии, храмы, кратемарьи, купальни, лечебницы, оружейные мастерские и прочие строения, необходимые для защиты и для удовлетворения человеческих нужд. Несколько величественных дворцов украшали собой центральную часть городка…
На следующий день Инфект провел странные маневры, в ходе которых гарнизон Дати Ассавар выступил в несвойственной для себя роли: выстроился в боевом порядке на равнине и принял «сражение» с Белой либерой. Белоплащные сделали вид, что собираются атаковать основными силами по центру, а на самом деле обошли оба фланга глубоким охватом, напали с тыла, окружили и «уничтожили» весь пятидесятитысячный гарнизон. Военачальники Дати Ассавар даже не успели понять, что произошло.
Вечером того же дня Алеклия подал сигнал: «Внезапное нападение! Всем явиться на главную стену!», а сам вместе с Белой либерой изображал несметное полчище флатонов, которые собрались штурмовать крепость. На этот раз циниты гарнизона действовали быстро и слаженно, а удар, который нанесли их лучники и метательные механизмы, был просто ужасен и напомнил события под Кадишем.
На третий день пребывания Божественного в крепости в Дати Ассавар явилась со всем своим имуществом Кадишская либера. Инфект решил не отягощать флотилию чрезмерным количеством транспортных кораблей и плотов, тем более что после пролива Артанела предстоял выход в открытый океан, плавание по которому вряд ли будет столь же беззаботным, как по Анконе или в заливе Обезьян, поэтому он решил оставить либеру в крепости.
Рано утром телохранители Инфекта попрощались с гарнизоном и с Кадишской либерой и возвратились на корабли. Ближе к вечеру авидронский флот отправился в обратный путь.
…И наступила ночь. Мириады крупных звезд разукрасили черное небо знакомыми рисунками: вот Лошадь, вот Башня, вот Колесо, вот Страна Гароннов – таинственные созвездия, указывающие путь мореходам и путешественникам. ДозирЭ давно не виделся с Андэль и мучился неясными тревогами, но взыскание, которое на него наложили после резни на главной площади Ауе-Ауе, еще не сняли, и он не имел права посещать люцей. Стоя в одиночестве у борта своего корабля, он с печалью смотрел на бескрайнее звездное небо – сказочные звездные дороги в далекие неизведанные миры.
Дул всё тот же дружелюбный муссай-арконик, но теперь караван двигался против ветра, и поэтому суда маневрировали, забирая то чуть левее, то чуть правее. Неожиданно молодой человек различил знакомые контуры кораблей – то были «плавучие акелины», всё время державшиеся неподалеку от «Белой Армады», и сердце его наполнилось теплой грустью. Вот и галера Андэль.
Десятки лодок курсировали между боевыми кораблями и судами, перевозившими люцей. Лодки приставали к «плавучим акелинам», выгружая нетерпеливых посетителей, которые взбирались на палубу по веревочным трапам, или, наоборот, развозили отдохнувших авидронов по своим кораблям.
Внезапно ДозирЭ увидел быстроходную беспарусную галеру, стремительно приближающуюся к кораблю, где находилась Андэль. Инфект – догадался грономф. Вскоре галера приблизилась к «акелине», и несколько человек взошли на ее борт по деревянным мосткам.
– Не печалься, ДозирЭ. Красавиц много, а Бог – один, – раздался за спиной сочувствующий голос.
Молодой человек оглянулся. Сказанные слова принадлежали Одрину – изящному главному десятнику Белой либеры и сыну знатного дорманца. ДозирЭ недолюбливал Одрина за то едва заметное снисходительное пренебрежение, которое тот испытывал по отношению к воинам – выходцам из бедных семей. У Одрина были тонкие черты лица, особенно губы – словно земляные червяки, и тонкие холеные руки с длинными тонкими пальцами. Он всегда благоухал бертолетом – ароматом, который могли позволить себе только богатейшие эжины, ибо грос этого благовония стоил не менее берктоля. При всем этом дорманец считался одним из лучших воинов и поединщиков среди телохранителей Инфекта.