Шерас
Шрифт:
Так ДозирЭ добился своего и теперь, пробравшись туда, куда еще ни одному авидрону не удавалось проникнуть, — на священный синдан, видел всех малльских вождей, слышал все их разговоры. Половина Вишневых плащей, узнай они о его успехах, верно, задохнулись бы от зависти…
Вскоре ДозирЭ чуть обвыкся и стал понемногу прислушиваться к тому, о чем говорили маллы. Собственных знаний малльского языка вряд ли бы хватило, чтобы во всем разобраться, но, к счастью, Бредерой приставил к нему одного из своих приближенных, который по-авидронски пересказывал речи вождей, опуская лишь самые грязные оскорбления коротковолосых. Синдан как бы разделился на два лагеря. Старые и опытные вожди, такие, как Аквилой и Аз, при полной поддержке белобородых, призывали к миру, пытались убедить синдан в том, что с авидронами необходимо дружить, и их поддерживали едва ли не все представители равнинных селений. Однако молодые вожди-горцы, такие, как Бахи, Хитрой, Мегеринк, Шум, возбужденные до крайности жарким
Минул полдень. Наконец дело дошло до одноглазого Ахлероя, который до сих пор, на удивление всем, больше молчал. Он степенно вышел на середину, как-то злорадно глянул на отца, скользнул уничтожающим взглядом по лицу ДозирЭ и, вдохнув полную грудь воздуха, пламенно заговорил:
— Я долго, братья мои, ждал этого момента. Может быть, всю жизнь. И вы это знаете. Еще ребенком я понял, что авидроны пришли в наши пределы не только, чтобы строить Великую Подкову — то лишь повод, клянусь Якиром, — но, прежде всего, чтобы лишить нас права на собственный выбор, подчинить, сделать послушными безмолвными рабами. Безжалостные завоеватели, бесконечно жадные, безгранично подлые — коротковолосые, которым всегда всего мало, решили захватить и наши земли, завладеть всеми нашими богатствами — ведь у нас их не счесть. Ни для кого не секрет, что в Малльских горах есть и золото, и серебро, и паладиум, и даже изумруды. Я уже не говорю о мраморе, граните, железной руде. А наши соляные копи близ Царинглоум-рой? И нас бы не только захватили, но и уничтожили, если б не наши легендарные предки, многие из которых перешли в подземную долину Мертвых, как и подобает нашим мужчинам, с мечом в руках. Их не соблазнили сладкие посулы иноверцев, они не искали спасенья, а бесстрашно сражались и с гордостью умирали, в то время как их несчастных родственников целыми деревнями угоняли в рабство. И всё это ради того, храбрые мои соплеменники, чтобы мы сейчас имели возможность собраться на этот синдан и открыто, не оглядываясь с верноподданнической заискивающей улыбкой на Авидронию, говорить все, что думаем. С годами я лишь укрепился в своем мнении, ибо получил великое множество доказательств подлых замыслов коротковолосых. И даже мой отец — мудрейший Аквилой, известный всем вам как истый миротворец, не смог меня переубедить, как ни старался. Однажды он даже отправил меня послом в Грономфу, чтобы говорить о мире с самим Инфектом Авидронии, и вы все помните, чем моя поездка закончилась…
Тут Ахлерой вдруг что-то вспомнил и бросил на ДозирЭ испепеляющий взгляд. Многие обернулись или выглянули из-за спин товарищей, чтобы увидеть того, кто удостоился этого гневного взора. Щеки авидрона запылали, но он не опустил глаз, а только сжал скулы, и на них заиграли желваки.
— В той поездке я потерял око, — продолжал со злобной дрожью в голосе молодой вождь. — На меня, используя подлую хитрость, трусливо напали… А Инфект так меня и не принял. Потом я понял, что он, трусливый негодяй, и не собирался с нами о чем-либо разговаривать. Он, хотя и считается у авидронов богом, такой же обычный коротковолосый, как и его подданные, потому что золотой блеск наживы сделал слепцом и его!
Громкие одобрительные возгласы не позволили Ахлерою продолжить. Когда он вновь заговорил, его жаркая тирада уже была хлесткой, как удар паранга. Она зажгла сердца многих вождей, и вскоре в бофорде не осталось равнодушных, даже старцы затрясли бородами, обеспокоенно друг с другом переговариваясь. Аквилой хотя и был всерьез встревожен откровенной непримиримостью сына к авидронам, которую тот впервые выказывал не таясь (тем более в присутствии чужаков, что было весьма опасно и в будущем могло оборотиться крупными неприятностями), но даже он с восхищением наблюдал за Ахлероем, находя в его поведении те знакомые черты, которые в молодости были присущи ему самому.
— К чему я всё это говорю, спросите вы меня, — говорил Ахлерой. — Да к тому, что не хватит ли нам выяснять, кто кого обидел и кто кому задолжал? Малльские междоусобицы выгодны только нашим врагам. Разве для этого мы собираем синдан? Не следовало бы нам, вместо разговоров об угнанном табуне лошадей, позаботиться о судьбе Малльских гор, о судьбе всего нашего народа? Наша сила в беспримерной храбрости, а слабость наша в отсутствии единства, в отсутствии одного всесильного вождя, который смог бы твердой рукой собрать все земли, все богатства, объединить все отряды в одну большую армию. Поэтому настало время создать единое государство — Маллию. Ведь мы для этого уже вполне созрели. Надо выбрать себе одного вождя, самого мудрого, но прежде всего — самого отважного. И назвать его интолом. И тогда не страшны нам будут авидроны либо любые другие враги, потому что мы станем настолько богаты и сильны, что соперничать с нами будет смерти подобно. Ну а если мы еще немного промедлим, сами погибнем. Времени уже не осталось…
Опять Ахлероя прервали, но на этот раз весь синдан вспыхнул, словно факельница. Многие вскочили с мест, закричали, затопали. Шум был такой, что деревянная бофорда завибрировала и
Не скоро вожди успокоились. Всё это время Ахлерой стоял перед маллами со скрещенными на груди руками и с победоносным видом. Он был почти у цели, и это наполняло его сердце сладким ожиданьем.
— Если вы, воины Якира, считаете, что интолом Маллии мог бы стать я, отвечу вам не лукавя: я согласен! — торжественно произнес одноглазый оратор. — Вы все знаете, что я — еще не совсем вождь и даже не имею права голосовать на синдане, но зато я — воин, а за моей спиной стоят еще десять тысяч отважных воинов, готовых идти со мной хоть на Грономфу. Поэтому обещаю вам, братья: я приложу все силы, чтобы сделать Маллию сильной и свободной, а если понадобится — умру за нее, не раздумывая.
Ахлерой закончил и занял свое место. Все были взволнованны до крайности и жарко обсуждали друг с другом неожиданное предложение своего знатного соплеменника. Многие лица сияли от радости, впрочем, были и такие, кто в сомнении покачивал головой, разводил руками, шептал соседу на ухо предостережения. Только один Бредерой не обращал никакого внимания на царившее в бофорде всеобщее возбуждение. Он, незаметно ухмыляясь себе под нос, безмятежно сидел на скамеечке и лишь изредка косился на флатона, бледное лицо которого по-прежнему было непроницаемо — гость оставался неподвижным и всё время смотрел прямо перед собой, будто заснул с открытыми глазами. «Настоящий воин — выдержка чудовищная, — думал про него Бредерой. — Если все флатоны такие, то никакая Великая Подкова их не остановит»…
После Ахлероя вперед вышел посол Берктоля Хугена Фейштушер. Маллы плохо относились не только к авидронам, но и ко всем инородцам. А этот чужак к тому же был рыхлым откормленным горожанином, довольно мерзким, больше похожим на женщину: двойной подбородок, длинные завитые волосы, просторная золотая плава, не скрывающая выпуклостей груди, выпирающего живота и широких мясистых ягодиц, слабые руки в золотых браслетах, пухлые пальцы, унизанные перстнями, окрашенные в пурпур ухоженные ногти. Многие маллы, особенно из труднодоступных горных селений, еще никогда не видели таких странных изнеженных мужчин, поэтому не без интереса оглядывали посланника, с трудом скрывая противоречивые чувства. Каждый из них, встретив берктольца на узкой горной тропе, скорее всего, убил бы его, не задумываясь о последствиях, и забрал себе все найденные на нем драгоценности. Но сейчас они знали, что его привел на синдан сам Ахлерой, а потому все проявили не свойственную малльским мужчинам выдержку, и если кто и усмехнулся, то совсем незаметно.
За всё время проведения синданов Хугена Фейштушер стал первым инородцем, выступившим перед малльскими вождями. Он начал с благодарности за оказанную ему честь, а потом некоторое время рассказывал о Берктольском союзе. Его заранее подготовленная речь звучала довольно изящно, однако оседлавший вдохновение берктолец и не догадывался, что малообразованный дикарь, который помогал ему общаться с соплеменниками, терял при переводе с берктольского на малльский всю красоту его слов, всю блестящую логику его утверждений. Далее гость зачитал письмо Главного Юзофа Шераса Сафир Глазза, адресованное малльскому народу. Несмотря на свою удаленность от континентальной политики, маллы уже достаточно наслышались о величественном Берктоле и о могущественном Сафир Глаззе, профиль которого часто видели на золотых монетах, поэтому восприняли послание со всей серьезностью. В нем говорилось, что Берктоль с уважением относится к племенам, населяющим Малльские горы, и видит в их лице своих первейших друзей. Что Берктоль желает лишь одного: чтобы маллы были свободны и не позволили Авидронии себя поработить. Гневные молнии, которые метал Главный Юзоф Шераса в адрес Грономфы, занимали добрую половину послания, а во второй его части Сафир Глазз советовал маллам основать свое государство и обещал в этом случае на ближайшем Совете Шераса принять Маллию в Берктольский союз, а также немедленно утвердить ее границы. «Если же интолом новой страны или ее Верховным вождем будет избран Ахлерой, — писал Главный Юзоф Шераса, — мы пошлем вам безвозмездно золота на сто тысяч берктолей и еще выделим на защиту от внешних врагов одну из своих армий численностью более восьмидесяти тысяч человек. Помимо этого, страны Берктольского союза помогут вам построить ваш первый город и окажут другую всемерную помощь».
Прочитав послание Сафир Глазза, Хугена Фейштушер от себя добавил, что Ахлерой — давний друг Совета Шераса, знаменитый своей смелостью, дальновидностью, неподкупностью и независимым мышлением. Благодаря ему всему материку стало известно о сегодняшних бесчинствах авидронов в Малльских горах. Хотя Ахлерой и молод, Берктоль ему всецело доверяет, поэтому хочет видеть именно его интолом будущего государства свободолюбивых горцев. Впрочем, решать синдану — Совет Шераса не препятствовал и никогда не будет препятствовать свободному волеизъявлению любого народа. Как вожди решат, так тому и быть.