Шесть дней Древнего мира
Шрифт:
Продолжим осмотр царских и храмовых мастерских. Вот перёд нами ткацкая. Сюда поступают льняные волокна, привезенные из сельских местностей в качестве подати. Сначала материал осторожно растягивают между двумя палочками и получают тонкую нить, которую затем скручивают. Полученные нити, или ровницу, ссучивают с помощью веретена в одну нить пряжи, и исходный материал для ткачей готов. Эта сложная нить состоит из двух, а иногда и больше, до двенадцати, рядов волокон. Готовая пряжа поступает к ткачам; их горизонтальные станки примитивны, но какие чудесные ткани они выделывают! В соседнем помещении — складе — лежат готовые изделия. Здесь и большие свертки особо тонкого, почти, прозрачного полотна, так называемого виссона, высоко ценящегося в древнем мире, и грубая дешевая ткань, и длинные узкие полотнища — бинты, применяемые при бальзамировании. Одни материи одноцветны, но имеют в качестве оторочки бахрому, другие блистают
В мастерской царит тишина, прерываемая лишь периодическим стуком ткацких челноков да монотонным жужжанием быстро вертящихся веретен. Иногда слышится кашель, мелкая въедливая пыль от волокон забивается в горло. Болезни горла и легких — обычная участь работающих в этих мастерских. Всюду расхаживают надсмотрщики с палками для наказания медлительных или допускающих брак. Бьют они обычно по голове.
Помимо ткацких мастерских есть канатные, парусные и циновочные, здесь также царствует папирус. Чуть подальше расположены кузницы и литейные, где выделываются самые разнообразные изделия и оружие из меди. Руководит ими важное лицо, носящее особый титул — Начальник литейщиков металла царского дворца. Вот двое рабочих раздувают огонь в горне при помощи длинных трубок, третий держит над ним кусок металла. Рядом два кузнеца обрабатывают тяжелыми каменными молотами большой слиток меди. Здесь и шумно, и чадно, недаром в одном из поучений, восхваляющих должность писца, говорится: «Я видел медника за его работой у топок его печи. Его пальцы были как кожа крокодила, и он пахнул хуже, чем рыбья икра» [8] .
8
Перевод М. Э. Матье
Небо, как всегда, безоблачно, солнце уже довольно высоко стоит над горизонтом. Нам надо поторопиться к дворцу Хемиуна, чтобы не пропустить его отправления к пирамиде. Поэтому прервем пока осмотр этой части города и поспешим к жилищу царского зодчего.
Оно выглядит как уменьшенная копия резиденции фараона. У ворот оживленная суета, кроме многочисленной свиты здесь собралось немало зевак. Есть и озабоченные просители, которые надеются подсунуть прошения одному из писцов сановника. Вот, наконец, появляется и Хемиун со своими знатными помощниками и подходит к пристани. Они размещаются в барке, остальные сопровождающие устремляются к своим лодкам, и небольшая флотилия отправляется в путь вниз по Нилу. Мы спешно идем через город. Сперва нас поражает отсутствие на улицах вьючных животных, но потом мы вспоминаем, что и лошади, и верблюды появятся в Египте только через тысячу с лишним лет. Как только мы минуем дворцы знати, расположенные около царской резиденции, все с большими участками, то попадаем на рынок. Здесь собралось довольно много народа, шумно. Продавцы, сидящие на земле, разложили перед собой товары и громкими голосами расхваливают их, зазывая покупателей. Предлагают зерно и хлеб, сладкие пирожки, разнообразные плоды и овощи, масло, свежую и сушеную рыбу, различные ремесленные изделия: обувь, бусы и другое. Торговля идет только меновая, так как в Египте того времени еще не существует металлической монеты.
За рынком идут кварталы, населенные ремесленниками, сейчас в них мало мужчин, почти все на работах. Видны только женщины, хлопочущие над приготовлением пищи, да кучки играющих детишек. Но вот перед нами вырастают высокие белые стены, давшие имя городу. Мы проскальзываем мимо многочисленной стражи, охраняющей ворота, и оказываемся вне столицы.
Пока царский зодчий добирается до цели, мы, пользуясь своим преимуществом, отклонимся немного в сторону, чтобы осмотреть один любопытный архитектурный памятник. Это поможет нам впоследствии лучше понять особенности строящейся Великой пирамиды.
Приблизившись к южной части царского некрополя, мы проходим через небольшую рощу высоких финиковых пальм и оказываемся в пустыне. В долине Нила Границы долины видны явственно: как только кончаются возделанные участки, сразу же начинаются пески.
Скоро перед нашими глазами появляется удивительное по стройности и гармонии очертаний могучее сооружение. Недаром его создатель, архитектор, астроном и врач Имхотеп считается великим мудрецом и даже чуть ли не сыном бога Птаха.
Это погребальный комплекс фараона III династии Джосера (около 2800 года до н. э.). Прежде всего мы видим длинные белые стены, за которыми возвышается могучее тело пирамиды, делящейся на шесть огромных уступов, или ступеней. Приблизившись к комплексу, начнем внимательно осматривать его, чтобы не пропустить ни одной значительной детали.
Заупокойный ансамбль Джосера расположен на скалистой террасе, которой придан вид прямоугольника. Он весь обнесен высокими (более десяти метров) двойными стенами, пространство между ними заполнено кирпичом-сырцом и каменными обломками. Сами стены сложены из грубого местного известняка, но внешняя сторона их облицована плитами прекрасного белого известняка, привезенного из каменоломен в Туре на другой стороне Нила. Ограда здесь, как и у других храмов, кроме чисто практических целей имеет и религиозно-символический смысл — она выделяет часть земли, находящейся под силой и властью определенного бога, в данном случае Джосера.
Не спеша обойдем этот гигантский прямоугольник, прежде чем попытаемся проникнуть внутрь его. Идти придется порядочно, потому что периметр всей постройки превышает полтора километра. Но зато постепенно раскрывается и грандиозность работы, и гармония творения Имхотепа.
Общее впечатление такое, что мы идем вдоль знаменитых белых стен, ограждающих Мемфис, так схожи их очертания. И здесь стены имеют чередующиеся ниши и выступы, что разрушает впечатление монотонности. Среди этих башнеобразных выступов выделяются четырнадцать, симметрично расположенных, более массивных и высоких. Поверхность их, обращенная к нам, оформлена в виде дверей, мы ясно видим створки, крюки и даже петли. Напрасно, однако, было бы пытаться войти в них — эти фальшивые входы лишь дань старинной традиции. Этим же объясняются и ряды прямоугольных углублений в верхней части стен, — все это схематически повторяет фасады древних деревянных дворцов. Заметно и общее сходство с резиденцией Хуфу.
Наружная стена увенчана парапетом, за ним по широкой полосе наверху лениво бродят несколько стражей усыпальницы, вооруженные большими дубинами. Головы их повязаны пестрыми платками для защиты от уже палящих лучей солнца.
Наконец мы находим единственный вход в южном конце обращенной на восток стены. Он имеет вид монументальных ворот с узким проходом между двух массивных башен. Когда мы выходим из дверного проема второй, внутренней стены, то попадаем в длинную галерею, уходящую в глубь двора. Стены ее украшены сорока полуколоннами (вторая половина их как бы спрятана в толщу стены) высотой шесть метров каждая. На стволах колонн видны глубокие каннелюры-желобки, они придают им вид гигантских связок тростника. Вероятно, в древнейших зданиях, послуживших прообразом этой постройки, такие колонны-поддержки действительно сооружались из туго связанных стеблей папируса. Подобные связки издавна почитались в долине Нила в качестве священных символов плодородия и вечного обновления природы. Колонны стоят на плоских круглых каменных базах.
Простые капители в виде прямоугольников упираются в потолок из известняковых плит. Они обтесаны, словно бревна, — тоже дань давней традиции, когда такие перекрытия делались из бревенчатого наката.
Галерея имеет несколько выходов: первый, слева, ведет на лестницу, по которой можно подняться к страже внешней стены; второй, справа, выводит нас во двор, где празднуют хеб-седа (об этом своеобразном празднике мы узнаем чуть позже). В конце галереи расположен небольшой портик с четырьмя парами таких же полуколонн, из него мы можем попасть на большой южный двор.
Этот двор, так же как и примыкающий к нему комплекс на восточной стороне его, служил для одного из самых важных в жизни фараона церемониалов — так называемого хеб-седа — праздника сед. Поэтому необходимо хотя бы вкратце рассказать об этом необычном ритуале.
В большинстве древних обществ в первобытную эпоху было широко распространено представление об особой магической связи физического здоровья вождя и сил плодородия природы. Пока предводитель был молод и крепок, его ритуальные силы обеспечивали должное благополучие природы, плодородие животного и растительного мира, а следовательно, и процветание человеческого коллектива. Как только вождь становился стар или немощен, этому установленному благоденствию начинала угрожать опасность. Чтобы избежать грядущей катастрофы, производилось ритуальное убийство занемогшего или постаревшего предводителя. Тело его, закутанное в саван, помещалось в особый шатер, перед которым выбранный преемник в ряде испытаний доказывал свою силу — и физическую, и духовную. Затем он брал из рук умершего регалии предводителя. Анализу подобных древних обычаев посвящена замечательная книга английского этнографа Джеймса Фрэзера «Золотая ветвь», проследившего.их почти у всех народов земного шара. Такие же представления имелись и у предков древних египтян. Но постепенно, с ростом социального расслоения и укрепления политической власти бывших вождей, а ныне царей, начинает изменяться и этот жестокий обряд. В Египте его заменяет праздник сед — сложный ритуал «возрождения» правителя. Основная часть его состояла из воспроизведения ритуальной смерти фараона, его «оживления», возвращения ему магической власти над силами природы и, наконец, его «нового» восшествия на престол в качестве молодого сильного правителя.