Шесть дней
Шрифт:
– Ты должен пытаться, – посоветовала я, надеясь, что со временем призрак Мэйсона одолеет страх и подскажет мне чуть больше. – Твоя мать должна нормально оплакать и похоронить тебя.
– Нет, – убежденно возразил он. – Моей матери проще жить, если она будет думать, что я просто сбежал из дома. Моей смерти она не переживет…
День пятый
–
Покачиваясь, я поплелась в душ, оставив болтушку Элли за спиной.
У каждого призрака обычно было свое излюбленное место появления: старый учитель Дженкс встречался в дверях школы и кабинете математики, еще бывал в библиотеке, Элли будила меня по утрам, а вечерами болтала, сидя верхом на высоком стуле, не важно, где он стоял. Бабуля Эстер никогда не вставала из-за кухонного стола: делала вид, что читает свежую газету, или оценивала нас с Чарли забавным взглядом «из-под очков», порой вставляла реплики по ходу дела, словно являлась значимой частью нашей семьи и не замечала, что она невидимая. А молчаливая Марла перемещалась из кухни в гостиную к телевизору, никому особо не мешая, будто ей было приятно наше общество, но сама она была слишком застенчивая, чтобы участвовать в жизни живых.
Эдвард, по всей видимости, решил доконать меня, взяв привычку появляться в душе. Я чуть не разбила голову о кафельную плитку, отшатнувшись, когда развернулась под теплыми струями воды и встретилась с ярко-зелеными глазами, смотрящими в упор без капельки стеснения. Мой визг огласил крохотную ванную, и я нелепо снова пыталась прикрыть грудь и бедра руками.
– Ты слишком напряженная, Свон, – как ни в чем не бывало заметил Эдвард. – Тебе надо расслабиться.
– Расс… что? – задыхалась я.
– Лучше всего помогает секс, – от его бесцеремонности у меня глаза вываливались из орбит. – Но что-то я не видел у тебя парня. Ты что, девственница?
– П-прости, но это не твое дело, – огрызнулась я, дергая на себя шторку, чтобы хоть немного спрятаться.
– У тебя коленки сжаты, как у испуганного ягнёнка, – поддел Мэйсон, приводя меня в ярость.
– Ты не мог бы убраться! – заорала я без особой надежды, что это подействует на твердолобого парня. Так и оказалось.
– Ты лучше посмотри, что я могу! – восхищенно продолжил он и...
Под его призрачными руками зашевелилось мое белое банное полотенце. Вот оно поднялось, медленно расправилось – я видела морщинки сосредоточения, образовавшиеся на лбу Эдварда от затраченных усилий, – и полетело ко мне.
– Давай, Свон, не ломайся, тяжело держать, – терпеливо попросил Эдвард. Полотенце колыхалось возле меня, я глазам своим не верила.
Робко выпустив
– Круто? – спросил парень отчего-то тихим и хриплым голосом, от которого у меня мурашки побежали по спине к ногам. Его глаза были слишком близко, и я почувствовала, как в горле образуется болезненный ком. Не плакать, приказала я себе, только не плакать.
Эдвард и не думал отодвигаться, хотя полотенце я держала уже сама.
– Ты когда в последний раз целовалась, Свон?
Попав в плен зеленых глаз, я прошептала как на исповеди:
– Никогда…
– Я бы тебя научил, – слишком серьезно заметил парень, чтобы это сошло за шутку. Я сглотнула горькие колючки.
– Ты бы на меня и внимания не обратил, – заметила я, зная, что могу в любой момент вырваться, но оставаясь на месте, будто попавшая под взгляд кобры глупая мышка. – Ты смеялся надо мной вместе со всеми.
– Да уж, – не без сожаления признал Эдвард, отступая назад и выпуская меня из странного и пугающего, но, черт меня подери, такого приятного плена.
Ситуация повторилась и дальше: Эдвард плелся за мной по пятам, не давая возможности одеться без его пристального внимания. Каков же был мой ужас, когда я обнаружила шкаф пустым!
– Что за ерунда? – воскликнула я. – Где вся моя одежда?
– Я тренировался, – бессовестно усевшись на моей кровати, заявил Эдвард, и я уставилась не него в немом потрясении.
– Твои шмотки все равно никуда не годились, Свон, – вконец обнаглел он. – Я оставил только то, что не будет делать тебя бесформенным мешком.
На кровати перед ним были разложены джинсы, в которые я не вмещалась с тех пор как надевала их в последний раз лет эдак в тринадцать, короткое синее платье, которое я носила лишь один раз на первый и последний школьный бал, где меня высмеяли и измазали кремом от пирожного, и пару любимых блузок, которые я таскала в жарком Финиксе и ни разу не надевала здесь.
– Ты издеваешься, верни мне немедленно все!
– Вряд ли, – усмехнулся Эдвард. – Я разорвал их на мелкие кусочки.
– Ты… что? – ахнула я.
– Я тренировался, – повторил Эдвард с обезоруживающей улыбкой, напоминая, как он был чертовски красив и почему я в него влюбилась.
– Не верю! – скрестила я руки на груди.
– Убедись, – показал он на окно, и я, взглянув вниз, увидела свои вещи хаотично разбросанными по зеленой лужайке. Точнее, не вещи, а ошметки от них.
– Боже, ты сущее наказание, – простонала я, чувствуя себя так, словно мне придется идти сегодня в школу абсолютно голой.