Шесть гениев
Шрифт:
Он повернул на дорогу, ведущую в обход леса к хуторам. Фигура у него тоже была необычная, как бы без костей, резиновая. Казалось, он мог согнуться в любом месте.
Я подождал, пока он скрылся за поворотом, и потом сам углубился прямо в лес.
В прошлом году я очень точно запомнил место, где создал пятно, и теперь шел уверенно. Свернул с тропинки, затем возле расщепленного молнией вяза сделал поворот на прямой угол и отсчитал пятьдесят шагов густым ольшаником.
Вот она, поляна, и тут у корней дуба должно
Я подошел к дубу, но пятна не было.
Черт возьми! Меня даже в пот бросило. Теоретически пятно должно было оставаться здесь до скончания веков, и дальше. Или до того момента, когда я найду способ уничтожить его. Но вот прошло пять месяцев, а его нет.
Я потоптался на месте, и меня осенило: это же не та полянка. До той я должен отсчитать еще пятнадцать шагов.
Я вышел на другую. Там стоял такой же дуб, а под ним груда хвороста. (Раньше этой груды не было).
Здесь!
Я присел на корточки и принялся лихорадочно раскидывать мокрые ветки. Меня даже стало знобить, и я с трудом удерживался, чтобы не застучать зубами.
Но вот черное мелькнуло под ветками. Еще несколько взмахов руками, и оно освободилось со всех сторон.
Ф-ф-фу! Я вздохнул и встал.
Здесь оно и было – мое пятно. То, чем я, умирая, отвечу на вопрос, зачем существовал.
Черное пятно, как огромная капля китайской туши, только не мажущейся, висело в воздухе в полуметре от земли, не опираясь ни на что. Кусок непроницаемой для света черноты. Кусок космической внеземной тьмы, кусок состояния, который я создал сначала на кончике пера в результате одиннадцати лет вычислений и размышлений, а потом воплотил вот здесь.
Тысячелетия пройдут, и если люди не поймут, как оно сделано, они не смогут ни уничтожить его, ни сдвинуть с места. Дуб сгниет и упадет, почва может опуститься, а пятно все так же будет здесь висеть. Местность может подняться, но и тогда в тверди скалы или в слое каких-нибудь туфов пятно будет спрятано, но не уничтожено.
Я сунул носок ботинка в эту черноту и вынул его. Потом я сел на корточки и протянул к пятну руки. Мне хотелось купать в нем ладони.
И в этот момент я почувствовал, что кто-то наблюдает за мной сзади. Я повернулся и увидел его.
Из-за густого ольшаника нерешительно поднялся мужчина. (Но не тот, не бледный, которого я встретил). Может быть, я и испугался бы, что меня застали возле пятна, но просто не успел. Меня сразу успокоила нерешительность незнакомца.
Это был коренастый мужчина средних лет с красным обветренным лицом и такими же красными большими руками, одетый в брезентовую рабочую куртку, испачканную на плече, в ватные брюки и тяжелые грубые ботинки.
Сначала я подумал, что это хозяин одного из хуторов с другой стороны леса, но затем – по какой-то оторопелости и робости на его лице – понял, что он может быть только наемным работником.
Три или четыре секунды
Потом он сделал несколько шагов, подошел ко мне и сказал:
– Э-э…
– Здравствуйте, – сказал я.
Он сунул руки в карманы, вынул и потер одна об другую.
– Вы тоже знаете про это? – он подбородком показал на пятно.
– Знаю, – ответил я. – И вы?
– Я его увидел сегодня утром. – Он подумал. – Сначала испугался, что это у меня в глазах, а потом понял, что оно есть. Это я его завалил хворостом.
Мы помолчали,и он сказал:
– Я ломал ветки для метел. Потом увидел, как вы сюда идете, и пошел за вами.
Очевидно, он считал, что должен объяснить мне, как попал на поляну.
– Да, – кивнул я. – Я видел это пятно осенью. И приехал посмотреть, осталось ли оно еще. Любопытно, правда?'
Тут я протянул руки к пятну, намереваясь погрузить в него пальцы.
Но мужчина шагнул вперед.
– Не надо! Не трогайте! Вдруг взорвется.
– Да нет, – сказал я. – Оно не взорвется. Вы же сами закидывали его хворостом.
Я снова протянул руку, но он опять остановил меня. На его лице был страх.
– Лучше не трогать. Не надо.
Он не мог понять, что если взрыва не последовало, когда пятно пересекали первые ветви, то ничего не будет и сейчас.
Быстро подходил вечер. Начало темнеть.
– Его ничем не сдвинуть, – сказал он. – Видите, висит само.
– Да, – согласился я. – Очень интересно, верно?
Но он покачал головой.
– Не нравится мне это. Лучше бы его не было.
– Почему?
Он беспокойно переступил с ноги на ногу. (От него ощутимо пахло хлевом, и этот запах, соединенный с его нерешительностью, еще раз подтвердил мне, что он батрак на одном из хуторов.
– Не хорошо это, – вдруг начал он с горечью. Потом сразу запнулся и задумался. – Уж слишком много разных штук.
– Каких штук?
– Ну, атомные бомбы… Водородные. Всякое такое… И вот это пятно. Зачем оно?
– Не знаю, – сказал я и посмотрел на него в упор.
Глаза у него были светлые, голубые и выделялись на красном лице. Некоторое время он выдерживал мой взгляд, потом отвел глаза в сторону.
Опять мы молчали, и это молчание становилось тягостным.
– Ну, ладно, – сказал я. – Давайте закидаем его, что ли?
– Давайте.
Вдвоем мы быстро закидали пятно, потом я спросил, куда ему идти. Оказалось, что из леса нам вместе.
Мы пошли тропинкой. У него была неровная походка – он как бы чуть подпрыгивал через шаг. В одном месте он свернул в сторону и тотчас возвратился на тропинку с перекинутыми через плечо двумя большими вязанками прутьев.
– Я работаю у Буцбаха, – сказал он, и снова это прозвучало каким-то извиненьем. Как будто он пояснял, что взял хворост не для себя, а для Буцбаха.