Шесть голов Айдахара
Шрифт:
Непрост был путь Таныбека к трону. Так уж повелось среди Чингизова потомства, что за, казалось бы, обычным событием стояла долгая кровавая борьба. Накануне назначения нового хана вся знать, от которой хотя бы в какой-то мере зависело, кому быть в Орде первым, разделилась на два непримиримых лагеря.
Внешне легко достался в свое время трон Узбеку, но, прежде чем решиться на убийство Елбасмыша, он позаботился о поддержке. Обычного убийцу, за которым никто не стоял, ждала бы сразу суровая и жестокая кара. Но у Узбека были люди, которые умели заставлять противников молчать, и потому он решился совершить то, что задумал.
Таныбек сел на трон Золотой Орды без кровопролития, но и за ним были те, кто определял законы, по которым жила степь Дешт-и-Кипчак.
Минули времена, канула в Лету та пора, когда для избрания хана, по заветам Чингиз-хана, собирался курултай. Отныне из установленного им правопорядка бралось лишь то, что нужно было в данный момент, что помогало более сильной стороне придать назначению нового хана видимость законности. Так было и на этот раз. Таныбек, старший сын Узбека, имел перед всеми другими родственниками преимущественное право на трон. Кроме того, верные ему люди пустили слух среди воинов, что Узбек, умирая, высказал свою волю совершавшему в этот момент над ним молитву кадию – хан повелел, чтобы его преемником стал именно Таныбек. Воля хана священна, да и кто посмел бы не поверить клятве, которую принародно дал кадий, сообщая правоверным последние слова хана?
Таныбека поддерживали в основном выходцы из Ирана. В последние годы вокруг него постоянно вились сладкоголосые хитрые персы, богатые купцы, фактически правившие Крымом генуэзцы, князья аланов, черкесов, знать болгар и гузов. Разные причины собрали их вокруг старшего сына Узбек-хана, но все вместе они представляли внушительную силу.
В год овцы (1331) Узбек женил старшего сына на Ануширван-хатун – дочери эмира Шейали, сына иранского эмира Хусейна. Недолог был мир между новыми родственниками. Поход Узбека на Иран сделал их врагами. По мусульманским обычаям, если воюют между собой близкие люди мужа и жены, то муж обязан отправить жену к ее отцу или же она должна во всем принять сторону новой родни. Ануширван-хатун не хотелось изгонять из своего окружения иранских ученых – музалимов, купцов, которые не давали скучать ей по далекой родине. Таныбек не пожелал терять красавицу жену и рожденного ею сына. Этим не преминули воспользоваться те, кто стоял на стороне Джанибека и желал ослабления его брата.
И тогда в начавшиеся распри вмешались генуэзские купцы. Им было невыгодно, чтобы совсем нарушились связи между Золотой Ордой и Ираном, – по-прежнему через эти государства вел путь, по которому на невольничьи рынки Востока поставляли рабов. И не только генуэзцев беспокоило это – полный разрыв с Ираном был не по душе булгарам и черкесам.
Близкие к Узбек-хану люди довели до его ушей, сколь пагубным будет для Золотой Орды полное прекращение торговли через Иран с восточными странами. И он, до глубины души ненавидя персов, приказал никому не вмешиваться в дела сына и невестки. С этой поры еще больше окрепли связи Таныбека с Ираном, с генуэзцами из Крыма.
Между сторонниками ханских сыновей установился, казалось бы, мир, но это только казалось. Они знали, что Узбек не вечен и близкая смерть уже стоит за его сутулыми от старости плечами, а значит, скоро придет время, когда на трон Золотой Орды сядет новый повелитель. Кто им станет: Таныбек или Джанибек?
Неожиданная смерть Узбека все смешала, и, воспользовавшись этим, мусульмане Дешт-и-Кипчак и Хорезма первыми успели объявить ханом Таныбека. Спокойный и выдержанный Джанибек не подал вида, что потерпел поражение, и не уронил ни одного худого слова о брате, хотя отчаяние толкало его на ссору. Он знал, что никто не поверил в то, что он смирился со случившимся. Какой степняк ради власти не пожертвует самым дорогим, даже жизнью близкого человека? Джанибек был чингизид, а потомки Потрясателя вселенной никогда добровольно не отказывались от трона. Но обстоятельства заставляли выжидать своего часа терпеливо, казаться на людях спокойным и делать вид, что ничего не произошло.
Мысль о троне, глубоко спрятанная от посторонних, не покидала Джанибека, и только любовь к младшей жене, которую он взял в прошлом году, помогала ему справляться с собой. Черкешенку Жанбике-ханум привезли с Кавказских гор. Юная и горячая, она сразу же влюбилась в самого младшего сына Узбек-хана – Хизырбека. Трудно ей было сладить со своим сердцем: младший брат ее мужа был красивым и веселым джигитом, и Хизырбек ответил юной горлянке взаимностью.
Грех со стороны обоих был страшным, но любовь взяла свое. С этой поры Хизырбек, сжигаемый ревностью, начал сторониться брата, и постепенно ощущение вины перед ним переросло в ненависть.
Ничего не знал об этом Джанибек, не знал, что оба брата всегда недолюбливали его за то, что он превосходил их умом, умел владеть своими чувствами.
О тайных встречах Хизырбека и Жанбике-ханум было известно только одному человеку – нукеру из личной охрану Хизырбека. Он в свое время помог им сойтись, а теперь задумал рассказать обо всем Джанибеку. Слишком малой показалась ему цена, которую платил Хизырбек за услугу.
В этот год Джанибек выбрал для летовки место на берегу светлого Яика. Зимой выпало много снега, и река стала полноводной и быстрой. Не пожелал далеко откочевывать и поставил свой аул поблизости и Хизырбек. В прежние годы он обычно следовал за Таныбеком.
Степь огромна, да и разве могут помешать друг другу братья? Под голубым, как китайский шелк, небом Дешт-и-Кипчак всем хватит места. Аулы братьев разделяло пространство, достаточное для того, чтобы устраивать конские скачки. Поодаль от них, в дрожащем степном мареве, виднелось еще несколько аулов, принадлежащих влиятельному бию Тюре. Это он пригласил в этом году на берега Яика Джанибека.
Едва весенние воды скатились в русло реки и открылась низкая пойма, как за одну ночь поднялись на ней густые зеленые травы, и степь сделалась похожей на яркий ворсистый ковер. Тальники отцвели и сбросили свои коричневые сережки в быстрые, еще мутные волны реки, а на березах лопнули клейкие, тугие почки и развернули навстречу солнцу крошечные блестящие листочки. Когда аул Джанибека пришел к месту летовки, сквозь зелень трав пробились первые тюльпаны. С каждым днем их становилось все больше и больше, и вскоре степь была охвачена невиданным пожаром – под ласковым ветром перекатывались низкие волны пламени и убегали за край земли.
В пойме реки лежали бесчисленные озера, похожие на осколки разбитого стекла. На них гомонили прилетевшие со всего света птицы, и стаи гусей проносились над аулами, почти касаясь крыльями верхушек юрт. Тучные стада бродили по безбрежному простору – скот жирел на глазах, шерсть делалась гладкой и блестящей, а в спокойных глазах отражались белые высокие облака. Жизнь была добра и ласкова к людям, и никто даже не мог подумать, что совсем скоро в этом безмятежном мире и покое снова будет литься кровь.
Каждое утро, раньше чем успевал проснуться аул, Джанибек в сопровождении кусбеги – воспитателей ловчих птиц – отправлялся на озера. Мир еще был объят тишиной, и только жаворонки, поднявшись в высокое небо, видели, как просыпается золотое солнце и собирается отправиться в свой долгий путь по синему морю неба.
Словно по зеленой воде брели неторопливо лошади, и их ноги сразу же становились темными и блестящими по самую бабку от холодной крупной росы. На луке седла, отделанного серебром и слоновой костью, привезенной заморскими купцами из далекой Индии, нахохлившись и зябко взъерошив перья, сидел светлый сокол с кожаным колпачком на голове.