Шесть собак, которые меня воспитали
Шрифт:
Время от времени Бу, к моему удовольствию, оказывал такое же внимание и руке моей матери. Я уже упоминала, что Морган (сын Деллы) так и остался единственной любовью моей мамы, после его смерти она не захотела взять другую собаку. (Свою любовь к животным она и по сей день изливает на моих собак). Если большой, агрессивный, но застенчивый Бу брал в пасть ее руку, этот знак его расположения никогда не оставлял маму равнодушной. Правда, когда это случилось впервые, она чуть не лишилась сознания, пока я не объяснила, что таким способом пес выражает свою любовь.
Однажды Бу проявил симпатию к совершенно незнакомой женщине. Ей оказалась кинолог в гостинице для животных в Лонг-Айленде. Туда мы отвезли собак, когда собирались уехать на неделю из страны. Нам рекомендовали эту гостиницу, и действительно, там все оказалось очень хорошо: дружелюбный персонал, чистые просторные внутренние помещения; большой, поросший травой двор для ежедневных прогулок, которые, как нас заверили, наши собаки обязательно будут совершать. В гостиницах животных размещают по отдельным вольерам; я попросила поселить наших питомцев по соседству, чтобы они могли видеть друг друга. Хозяева охотно согласились. Я также предупредила, что Дэзи с ее замашками примадонны может здесь не понравиться, но вести себя она будет прилично. Потом у нас состоялся специальный разговор о повадках Бу. Я предупредила, что пес может проявлять агрессивность, хотя он хорошо обучен, и порекомендовала персоналу соблюдать в обращении с ним особую осторожность. А в ответ услышала – «Никаких проблем».
Потрепав каждую собаку по загривку и велев им «вести себя хорошо», мы передали их кинологу – русоволосой женщине в комбинезоне с дружелюбным, но весьма решительным выражением лица, и она их увела.
Три часа спустя мы садились в самолет, следующий на Бермуды, в полной уверенности, что с нашей «сворой» все будет в порядке.
Вернувшись через неделю, мы прямо из аэропорта отправились забирать собак, а пока ехали, говорили только об одном: «Как там наши собаки?», «Не слишком ли расстроена Дэзи?» и «Боже, надеюсь, Бу никого не покусал!»
Прибыв на место, мы поспешили внутрь. Молодой человек первой вынес Дэзи, она бросилась к нам, на ее мордочке было написано: «Слава богу, вы вернулись! Здесь так ужасно. Совершенно невыносимо!» Мы выразили ей свое сочувствие. Через несколько минут появилась та же русоволосая женщина в комбинезоне вместе с Бу, который игриво вокруг нее крутился, радостно прыгал, а в глазах его плескалось веселье.
Я остолбенела. Слишком неправдоподобным казалось это зрелище: мой «плохой мальчик», который не только не кусает свою «временную хозяйку», но и демонстрирует явное к ней расположение. Это была вовсе не щенячья любовь. К тому моменту Бу было шесть лет. То была любовь взрослого. Потом он увидел нас и кинулся ко мне со столь страстными приветствиями, что я едва устояла на ногах. Женщина с улыбкой подошла ко мне и сказала: «Великолепная собака. Потрясающая!».
Дэзи замешкалась в дверях. Бу в одно мгновение оказался на улице. Но за то время, пока мы шли по дорожке к машине, он, не забывая выражать восторг по поводу нашей встречи, несколько раз оглянулся на женщину в комбинезоне, которая стояла в дверях и махала нам рукой. Попробуй угадай, что творится в голове – а может быть, и в сердце – у собаки, которую ты, казалось бы, хорошо знаешь. То, что произошло в гостинице для животных в Лонг-Айленде, имело одно объяснение: Бу полюбил совершенно незнакомую женщину, видимо, почувствовал в ней нечто созвучное, родственное своей натуре, но что именно это было, так и осталось для меня загадкой.
Всю свою врожденную нежность и любовь Бу проявлял в отношениях с Дэзи: он вилял хвостом и светился от радости, когда, возвращаясь домой после продолжительной прогулки в парке (для Дэзи это было слишком утомительно), видел ее возле входной двери, где она нас поджидала. Как он радовался, если я брала в руги два поводка, – это означало, что Дэзи идет в парк вместе с нами. Ее миниатюрность приводила Бу в экстаз; его умиляли ее коричневые кудряшки, которые он регулярно обнюхивал и перебирал, словно пересчитывал. Больше всего, думаю, его душу грели женственность и нежность Дэзи. Маленькому кудрявому кокер-спаниелю позволялось все, но при условии неукоснительного соблюдения правила номер один: никогда не соваться в миску с едой, когда Бу ест, потому что один-единственный шаг в этом направлении мог превратить в «обед» и саму обожаемую Дэзи.
Ну, что можно поделать с такой собакой? Чему может научить ротвейлер, обликом своим напоминающий огромный немецкий танк? Меня он научил многому. Прежде всего, я поняла: если идет война и главная задача – найти и разбить противника, танк, способный уничтожить все на своем пути, справляется с этой задачей великолепно. Когда же военные действия не ведутся, танк остается не у дел, ему негде и незачем применять свою мощь. А гражданское население отнюдь не приветствует появление танка на дорогах мирного времени.
Бу продемонстрировал мне, что чрезмерная агрессивность и жестокость, проявляемые в моменты кажущейся опасности, сильно осложняют жизнь как собакам, так и людям, страдающим подобным синдромом. Чрезмерная жесткость лишила Бу возможности проявлять врожденные нежность и доброту. Фактически единственным счастливым исключением стали его отношения с Дэзи. К тому же он не смог получить причитающуюся ему долю любви от близких людей, не потому что они не любили его, а потому что он не позволял им проявлять чувства.
Что еще? Бу был очень умен, но чтобы жить в этом мире, недостаточно иметь просто хорошие мозги. Нужно уметь оценивать ситуацию (не говоря уж о других, более тонких нюансах), устанавливать связь между причиной и следствием: «Если я буду нападать на других собак, то не смогу с ними играть. Если я буду рычать на тех, кто меня любит, они десять раз подумают, стоит ли меня ласкать и баловать». Несмотря на свой ум, некоторые причинно-следственные связи Бу выявить так и не сумел.
Все это было важно, но самые жестокие уроки ждали меня впереди.
Летом 1996 года я закрыла Грин Виллидж.
Решение оставить магазин далось мне нелегко. После восемнадцати лет непрерывной работы я мечтала, как все люди, иметь два выходных в конце недели. Лекси подрастала. По субботам она играла в баскетбол, а по воскресеньям в софтбол, ее приходилось провожать на эти занятия. Я планировала написать книгу, а при шестидневной рабочей неделе это невозможно. Понятно, что писательскую деятельность имеет смысл начинать при наличии свободного времени; обрести его я смогу, лишь закрыв магазин. Но как же мне жаль было с ним расставаться!