Шесть соток для Робинзона
Шрифт:
– Ты не понимаешь всей сложности ситуации. А я попыталась сложить вместе части мозаики и получила пугающую картину. Вернемся на некоторое время назад. Иван Стебунков богат и вроде бы не имеет родственников, зато у него есть друзья: Игорь Мамонов, Олег Барсуков и Дарья Васильева. Компания сложилась давно, ее членов связывают не кровные, но очень прочные узы. Мне кажется, что родственниками не рождаются, ими становятся в процессе жизни. Можно появиться на свет в огромной семье: единокровные братья-сестры, бабушки-дедушки, тетки-дядья – и все же ощущать себя одиноким. А можно вырасти сиротой, но повстречать, скажем, в школьные годы людей, которые станут твоими братьями и сестрами по жизни. Вот в компании Ивана Гавриловича и сложились такие отношения.
– Откуда тебе известны такие подробности? – скривился Вадим. – Ты пила чай с этими людьми?
– Мне не повезло, не обзавелась настоящими друзьями. Все детали про окружение Стебункова растиражировали СМИ.
Я порылась в своей сумке и достала из ее недр блокнот.
– События развивались так. Стебунков летит на сафари в Африку и привозит оттуда мясо крокодила, которым угощает приятелей. Все гости, отведавшие деликатес, умирают. Следователь, занимавшийся происшествием, приходит к выводу, что шашлык был заражен неким неизвестным нашим врачам вирусом. На Африканском континенте существуют болезни, о которых не знают доктора Европы. Местные колдуны справляются с инфекцией, и у коренного населения выработался к ней иммунитет, белый же человек перед ней беззащитен. Сафари для Стебункова организовала турфирма, ее владелец показал журналистам стандартный документ, подписанный Иваном Гавриловичем. Такой дают каждому, кто отправляется на Черный континент. Бумага содержит стандартный текст: «Я, имярек, предупрежден о том, что во время сафари обязан соблюдать следующие правила безопасности: не выходить из джипа, не передвигаться по территории отеля один, не общаться с местным населением без гида, не пить сырую воду, не купаться в открытых водоемах, не покупать продукты и сувениры на рынках, питаться лишь в тех ресторанах, которые рекомендует сопровождающий…» Ну, и так далее. Стебунков подмахнул договор, однако его нарушил – привез крокодилятину, замаринованную аборигенами. Ничего хорошего из этой затеи не вышло – погибли разом все его друзья. Вроде это был несчастный случай. Иван Гаврилович никого не хотел отравить, он сейчас испытывает огромные моральные мучения, уехал из Москвы, бросил дела, считает себя убийцей. Дело закрыто, обвинять некого. Но мне пришла в голову мысль: что, если существует человек, который рассчитывает после смерти Ивана Гавриловича получить его капитал? Вдруг это он каким-то образом отравил всю компанию?
– Зачем? – задал справедливый вопрос Вадим. – Тогда уж следовало бы убить самого бизнесмена.
Я погладила блокнот.
– Верно. Но давай вспомним: у Стебункова нет никого ближе тех друзей. Поэтому можно предположить, что он упомянул их в завещании. Я задала себе вопрос: почему не отравился сам Иван Гаврилович? И нашла ответ: его временно оставили в живых, чтобы он успел переписать свое последнее волеизъявление. Киллер предполагает, что, потеряв тех, кого считал близкими, Стебунков оставит свое состояние ему. И еще убийца знает, что у Ивана Гавриловича есть сын Вадим, помеха на пути к богатству. Вдруг у Стебункова проснутся отцовские чувства, и он вспомнит о брошенном мальчике? Тут надо отметить один интересный момент. Когда Иван узнал, что жена Ксения обманула его, пошла с ним в загс уже беременной…
Вадим вскочил.
– Что?
– Сядь, – попросила я. – Ксюша Жрачкина – не дергайся, мне известно, что ты не Мирославский, – юная, растерянная, выгнанная из дома авторитарным отцом, не имевшая ни жилья, ни средств к существованию, послушалась совета, данного ей преподавательницей. Она, схитрив, вышла замуж за влюбленного в нее Стебункова, будучи беременной на раннем сроке от иностранца, которого сопровождала в качестве переводчицы. Родился мальчик, представленный Стебункову как его недоношенный сын…
Я говорила медленно и видела: Вадим на самом деле не знал правды. Она обрушилась на него только сейчас и, похоже, придавила его, как бетонная плита.
– Понимаешь теперь, почему твоя мать не брала алиментов у Стебункова? – спросила я, завершив рассказ. – Ксения пошла на обман исключительно из-за своего ребенка, а когда все раскрылось, испугалась скандала, пообещала бывшему мужу никогда не предъявлять к нему финансовых претензий. И сдержала слово. Но вот что интересно! Иван Гаврилович не оформил официальный отказ от отцовства, он не стал подавать в суд. Почему? Да хлопотное это дело, связанное с неприятными формальностями – общением с судьей, сбором всяких справок, в том числе и с работы. Ивану Гавриловичу пришлось бы идти в отдел кадров и просить: «Дайте справку о том, что я состою в штате». Естественно, ему задали бы вопрос: «Зачем она вам? Нам надо указать, для предоставления в какую организацию выдана бумага». Стебункову пришлось бы сказать про суд.
Я бросила взгляд на Вадима. Тот сидел, не шелохнувшись.
– Тетки-кадровички, – продолжила я, – любопытнее сорок. Начали бы выпытывать подробности, могли пойти на заседание суда. Оно же открытое, заходи, кто хочет. И все узнали бы, что преподаватель затеял процесс об отказе от отцовства. Представляешь бурю слухов, которая разразилась бы в учебном заведении? Стебункову перемыли бы все кости, осудили бы за то, что он бросил мальчика. Вот Иван и решил оставить все, как есть. Если бывшая жена поступит
Я снова посмотрела на Сперанского. В его глазах застыл вопрос, но он молчал.
– Думаю, этот человек опасается, что олигарх, потеряв всех близких людей, вспомнит о единственном родственнике, решит наладить с ним отношения, оформит на него наследство и тем самым лишит денег того, кто рассчитывает разбогатеть, заявив о себе после смерти Стебункова. Простите, у Ивана Гавриловича есть еще один кровный родственник… Кто он такой? Может, ребенок от какой-то любовницы? Вероятно, у Ивана все же были тайные связи с женщинами, здоровому, далеко не старому мужчине трудно жить монахом. В результате мы имеем следующее: преступник уже убрал Игоря Мамонова, Олега Барсукова, Дарью Васильеву и водителя Степана Комолова. Косвенно виновным в произошедшем считают самого Стебункова. Киллер очень хитер и не собирается действовать напролом. Поэтому он обращается к фэншуисту Сперанскому с просьбой создать смертный амулет для олигарха. Мерзавец знает, что ты, Вадим, ненавидишь отца, который никогда тебе не помогал, и с радостью ухватишься за любую возможность навредить папеньке. Но на самом деле заказчик желает убрать тебя. Он не верит, что обереги обладают какой-то силой, а вот яд очень хорошо справится с задачей. Ты должен назвать мне имя своего клиента! И вспомни, что еще вручил он тебе, кроме предоплаты. Коробку конфет? Бутылку элитного спиртного? Я уверена, было некое угощенье, к которому ты не прикасался, зато его попробовала сначала Нина, а потом Надя. Храня молчание, ты покрываешь жестокого негодяя и ставишь себя под удар. Пойми, Вадим, ты – последняя преграда на пути убийцы к наследству. Как только тебя не станет, преступник выждет какое-то время и уничтожит Ивана Гавриловича.
– Это правда? Насчет иностранца… – прошептал Сперанский.
– Да, – кивнула я. – Лейла Ахатовна полностью в курсе дела. Она терпеть тебя не может, никогда не простит тебе смерть матери, но если я очень попрошу ее, Ибрагимова выложит правду. Кстати, ты искусный лгун! Наговорил мне кучу всего про мать, наврал про ее фамилию, работу бухгалтером, ни разу не упомянул о ломбарде, пел песни о невероятной любви к ней, но умолчал, что не пошел в риелторскую контору, не стал продавать квартиру, чтобы отправить больную Ксению в Германию.
Вадим боднул головой воздух и ринулся в бой:
– А ты сама в восемнадцать лет сильно любила родителей? Неужели ни разу не подумала: «Чтоб вы сдохли! Жить не даете!»
– Я не знаю тех, кто произвел меня на свет, – ответила я.
Глава 27
Вадик не смутился, наоборот, еще больше ажитировался.
– Тогда молчи! Да, я ненавидел мать. Она постоянно зудела о моральных принципах, а сама сидела в ломбарде, наживалась на чужом горе. И мне в детстве и юности много чего не хватало. Мать странно понимала слово «забота». Я попросил велик – не купила. Повод для отказа был потрясающий: я непременно упаду и сломаю себе шею. Отдыхать на море мы никогда не ездили – самолет же может упасть, и Вадик разобьется. Позвать друзей в гости нельзя, и вообще мне лучше общаться только с ней, ведь мать дурному не научит, а приятели втянут меня в плохую историю. И так без конца. Может, я бывал с ней груб, но виновата в этом она, потому что буквально душила меня заботой. Я просто отстаивал право быть самим собой. Лейла врет! Чертова баба всегда преувеличивала мои прегрешения. Сказал я матери: «Все равно пойду вечером гулять», Ибрагимова за сердце хватается. Ах, ах, он мамочку оскорбил… Завтра она уже говорит, что я ее ударил, а послезавтра – чуть ли не убил.
– Но квартиру ты не продал, – напомнила я.
Вадим стукнул кулаком по столу.
– А ты спросила у Лейлы, чем страдала мама?
– Нет, – призналась я.
– Рассеянный склероз, – чуть тише пояснил Сперанский. – Его нигде бы не вылечили. Я тоже говорил с врачом и поинтересовался: «В Германии ей точно помогут?» Он объяснил: «Избавить от болезни нельзя, можно только загнать ее в фазу ремиссии. Но у Ксении тяжелая стадия, ее ждут слепота и мучительная смерть от отека легких». Какого черта он тогда пел про поездку в Мюнхен?