Шестая колонна. Дети Мафусаила
Шрифт:
Лазарус решил проверить, насколько велика их популярность. Он снова включил космическую связь и обнаружил, что там по-прежнему отдаются крикливые приказы, только звучат они чуть-чуть отдаленнее. Теперь его имя уже склонялось в эфире — одно из множества его имен. Это навело его на мысль о ребятах, отправленных на «Чили»: они, похоже, не мешкая, вызвали космический патруль. Лазарус печально покачал головой, услышав, что лицензия некоего «капитана Шеффилда» отныне считается аннулированной. Он выключил космическую связь, нашел частоты, на которых переговаривались корабли патруля… и вновь отключился,
Лазарус пробормотал что-то вроде «Против лома нет приема» и обратился к другому источнику информации. Показания радара дальнего действия и парагравитационного детектора свидетельствовали о том, что неподалеку от них находятся несколько кораблей, но сам по себе этот факт ни о чем не говорил, поскольку так близко от Земли всегда висело много аппаратов. Лазарусу сразу не удалось определить, какие из них являются безобидными грузовиками, торопившимися избавиться от своего мирного груза, а какие — вооруженными крейсерами патруля, готовившимися взять их на абордаж, но он знал, что «Новые Рубежи» располагают в этом плане гораздо большими возможностями, чем любой другой корабль. Например, полусферический экран в рубке позволял пилоту видеть и то, что находится впереди, и то, что позади. Он также вполне мог работать как гигантский экран радара, отчетливо показывая очертания любого тела, появившегося поблизости. Но и это еще не все. Умная электроника преобразовывала импульсы радара в картины, привычные человеческому глазу, и на экране возникало изображение интересующего объекта.
Лазарус окинул взглядом контрольную панель слева от себя и постарался припомнить все, что ему рассказывали об этом, затем нажал несколько кнопок.
Звезды и даже само Солнце на экране потускнели и стали почти невидимыми. Зато появилось около дюжины новых сверкающих точек.
Он дал аппаратуре задание определить угловое смещение каждой из них. Яркие точки вдруг превратились в вишнево-красные маленькие кометы с розовыми хвостами — все, кроме одной, которая осталась белой и не смещалась. Лазарус некоторое время анализировал полученную картину и в конце концов решил, что они никогда не пересекутся с курсом их звездолета. Потом он вплотную занялся изучением судна, которое оставалось на экране неподвижным.
Цвет его изображения потускнел сначала до фиолетового, а потом до сине-зеленого. Лазарус немного подумал, переключил несколько кнопок и по возобновившемуся белому свечению понял, что пока все в порядке. Удовлетворенный, он проделал те же манипуляции с кормовым изображением.
— Лазарус…
— Да, Энди?
— Тебе не помешает, если я начну давать коррекцию?
— Ничуть. Я просто осматривал окрестности. И если этот волшебный фонарь меня не обманывает, то они немного опоздали с началом погони.
— Отлично. Тогда вот данные…
— Слушай, может, ты сам введешь их? Возьми управление на себя, а я тем временем перехвачу кофе и бутербродов. Кстати, а ты как насчет перекусить?
Либби с отсутствующим видом кивнул — он уже начал корректировку курса. Неожиданно нарушил молчание Форд — кажется, это были его первые слова за время полета:
— Давайте я попробую раздобыть какой-нибудь снеди. Мне это только доставит удовольствие. — Казалось, он изо всех сил старался быть полезным.
— М-м-м… могут быть неприятности, Слэйтон. Независимо от того, как успел поработать с людьми Зак, большинство из них наверняка все еще произносят ваше имя в бранном контексте. Я свяжусь с камбузом и попрошу кого-нибудь.
— Меня наверняка не узнают в этой суматохе, — возразил Форд. — Кроме того, я всегда могу объяснить, что послан с важным поручением.
Лазарус видел, что ему просто необходимо заняться каким-нибудь полезным делом.
— О'кэй… если вы, конечно, в состоянии шевелиться при двух «же».
Форд тяжело выбрался из противоперегрузочного кресла.
— Я вполне могу ходить. С чем вам сделать бутерброды?
— Неплохо бы с солониной, да только это наверняка окажется какая-нибудь синтетическая дрянь. Сварганьте с сыром на черном хлебе и намажьте горчицей, если раздобудете. И приготовьте с галлон кофе. Тебе чего принести, Энди?
— Мне-то? Да что угодно.
Форд направился было к выходу, с натугой переставляя ноги под гнетом удвоенного веса, но остановился и добавил:
— Кстати, если бы вы подсказали мне, куда идти, я сэкономил бы кучу времени.
— Дружище, — ответил Лазарус, — если этот корабль не набит до краев пищей, то все мы совершили ужаснейшую ошибку. Порыскайте кругом. Наверняка что-нибудь да найдется.
Ближе, ближе и ближе к Солнцу. Скорость увеличивалась на шестьдесят четыре фута в секунду за секунду. Вперед и еще вперед на протяжении пятнадцати бесконечных часов удвоенной тяжести. За это время они пролетели семнадцать миллионов миль и достигли огромной скорости — шестисот сорока миль в секунду. Но сухая цифра мало что говорит воображению; лучше представить: один толчок сердца — и совершено путешествие из Нью-Йорка в Чикаго, которое даже на стратоплане занимает полчаса.
Барстоу пришлось нелегко. Все остальные, пока корабль набирал ускорение, безнадежно пытались заснуть, тяжело дыша и стараясь улечься так, чтобы уменьшить изнуряющее воздействие перегрузки. Заккуром же Барстоу двигало чувство ответственности за других. Он продолжал ходить, хотя казалось, что на шее у него висит, пригибая его к полу, груз весом в триста пятьдесят фунтов…
В принципе, он ничем никому не мог помочь. Он просто устало ковылял из одного отсека в другой и осведомлялся о самочувствии. Ничего, абсолютно ничего нельзя было сделать, чтобы облегчить страдания людей. Они лежали там, где нашли место, — мужчины, женщины и дети, скученные, словно гурт скота. Им негде было удобно пристроиться, поскольку корабль не предназначался для такого количества пассажиров.
Единственное, устало размышлял Барстоу, что спасает сейчас положение, — это свалившиеся на них несчастья, которые не дают им возможности думать ни о чем остальном. Они слишком потрясены, чтобы доставлять беспокойство. Позднее, он был уверен в том, начнутся сомнения в том, стоило ли бежать таким образом, будут встревоженные расспросы о том, почему на борту находится Форд, о непонятных и не всегда предсказуемых действиях Лазаруса, о его, Заккура, собственной противоречивой роли. Это будет позднее. Но не сейчас.