Шестерки Сатаны
Шрифт:
Сложность ситуации состояла в том, что по ходу дела ребята сильно нагадили одному из старых «друзей-соперников» отца, господину А. Б. Соловьеву. Сам Соловьев, понимая, что при таких отношениях с Чудом-юдом он будет ощущать себя мишенью, даже сидя на толчке, благоразумно выехал на Запад, где и пребывал поныне. Но при этом нельзя было исключать, что он начнет разбираться с ребятами, которых пригрел Чудо-юдо. Кроме того, северяне — область, откуда они прибыли, лежала к северу от столицы — при оказании услуги Чуду-юду чисто случайно узнали много интересного и необычного. Судя по всему, перед отцом тогда стояло несколько вариантов решения. Первый — вернуть ребят на прежнее место, то есть в родную область. Второй — наглухо засмолить их в ЦТМО, превратить в спецсубъектов. Третий — самый печальный — ликвидировать, невзирая на заслуги, как шибко много знающих. Он выбрал четвертый
Почему Чудо-юдо приспособил их именно к тому делу, которым они сейчас занимались, а не к какому-то иному — мальчики вообще-то были неплохими боевиками, — мне не объясняли. Я, как и положено, не старался в этом разобраться. Мои нерегулярные наезды сюда были своего рода инспекциями, призванными определить, насколько точно северяне выполняют задачи, не появляется ли соблазн что-нибудь отчебучить, нет ли вокруг лишних людей, и как постояльцев дяди Сани воспринимает посторонняя публика, живущая в дачном поселке. Приезжал я сюда, как правило, в сопровождении одного или двух ребят Морфлота, тех, которые пригоняли сюда тачки и увозили их по назначению. Конечно, самым памятным был первый визит.
Он состоялся вскоре после моего второго возвращения, но я уже успел рассказать отцу о том, что пережил в первый раз. Причем упомянул в своем рассказе и о том, как меня захватили в заложники «майор Агафонов» со товарищи. Перечислил ему по кличкам почти всех, кроме Гребешка, который в тот раз мне не представился. Более того, я сообщил ему, что вторично мельком видел серую «Волгу» со знакомыми пассажирами уже в этом потоке времени. Чудо-юдо все выслушал, высказал предположение, что всю эту фигню засунули мне в память некие недоброжелатели, потом, как уже говорилось, кое-что проверил… Но примерно через неделю, отправляя меня к Морфлоту с задачей проинспектировать его подмосковный «филиал», даже не предупредил, что от Морфлота придется ехать к людям, которых я уже однажды убивал.
Конечно, если б я к тому времени не знал, что они живы, то мог бы изрядно поволноваться. Дружески встречаться с людьми, одному из которых ты раскромсал горло битой бутылкой, одного подставил под выстрел его же товарищей, а прочих завалил из трофейного «глока», согласитесь, не так-то легко. Насчет того, что мне все время мерещился шрам на горле Агафона, я уже упоминал. Да и воспоминания о том, как они засадили меня в подвал с крысами, о том, что угрожали со мной разделаться, если выкупа не привезут, были не самыми приятными. Поэтому при той, условно говоря, «новой первой встрече» с «гостями столицы» мирно и по-деловому беседовать было очень сложно. Конечно, я усерднейшим образом старался не показывать неприязни, но при этом все время ощущал боязнь какого-то подвоха, подставы, облома. Несмотря на то, что Агафон и все остальные держались самым корректным и даже немного подобострастным образом, понимая, что имеют дело с не самой простой фигурой, я никак не мог расслабиться и поверить в то, что разговариваю с людьми, которые со мной раньше не встречались и в мыслях не имеют ничего против меня. Постоянно чудилось, будто Агафон или Луза, выбрав момент, когда я утрачу бдительность, начнут сводить со мной счеты. Говорил я с ними очень осторожно, не забывая поглядывать по сторонам, и слава Богу, что они эту мою подозрительность восприняли лишь как необходимый элемент первого знакомства «начальника» с подчиненными.
Впоследствии все эти сложности сошли на нет. Я притерпелся, постепенно перестал воспринимать их как оживших покойников, а затем стал испытывать к этим ребятам почти те же приятельские чувства, какие испытывал к давно знакомым командам. Даже, пожалуй, более теплые, чем к некоторым отдельным личностям в этих «старых» бригадах. Допустим, в команде Морфлота было несколько мужиков, которые явно стремились настучать на своего босса, желая, должно быть, подняться повыше. С чисто деловой точки зрения это было очень полезно, потому что инспектору необходимо пользоваться и конфиденциальной информацией, а не только слушать то, что исходит от бригадира. Иначе перестанут бояться, а значит, уважать. Подшефный должен быть убежден, что ни один его шаг не останется без внимания и ни одно отклонение по жизни не сойдет с рук. Поэтому я не только не засвечивал перед бригадирами стукачей, но и, наоборот, стремился поощрить их благополезную деятельность. Однако благодаря оставшейся с детдомовских времен врожденной неприязни к осведомителям за людей я этих «дятлов» не считал. Были такие, которые работали слишком жестко при проведении силовых мероприятий, были натуральные садюги, которым хотелось не столько добыть нужные сведения, сколько просто помучить беззащитного. Опять же в некоторых случаях они были очень полезны, поскольку могли даже мертвого разговорить, но подспудное чувство омерзения и брезгливости я все-таки испытывал.
А вот среди северян и примкнувшего к ним дяди Сани я отдыхал душой. Они всегда и все говорили друг другу в лицо, иногда не шибко вежливо, но всегда по делу. Ничего в принципе от меня не утаивали, но при этом были очень осмотрительны с окружающими. Они не заводили опасных и непродуманных шашней, не пытались изображать из себя крутых и наводить свой порядок в поселке. Напротив, они строго следовали доброй традиции не высовываться. Охотно и бесплатно помогали разным дачникам: кому машину ремонтировали, кому крышу чинили или стекла вставляли, кому дрова кололи, прямо как гайдаровские тимуровцы. При этом они — не без помощи бутылки, конечно, но тем не менее — произвели очень хорошее впечатление на местного участкового, нашли с ним общий язык и зимой патрулировали поселок, дабы какие-нибудь бомжи не забрались на пустующие дачи и не подожгли их по пьяни. Возможно, что налаживание контактов с ментом удалось еще и потому, что двое из четверых — Агафон и Гребешок — в прошлом сами служили в милиции.
Обычно Чудо-юдо посылал меня на эту точку не чаще двух раз в месяц. Как правило, без каких бы то ни было конкретных указаний, просто так, чтоб служба медом не казалась. Все конкретное доходило до них через людей Морфлота, и лишь в некоторых случаях я доводил до них какие-то прямые указания Чуда-юда, но, конечно, без ссылки на источник. Они, конечно, понимали, что я стою где-то посередине между ними и Богом, но не имели представления ни о Морфлоте, ни о Чуде-юде.
Да, теперь я считал свои отношения с Агафоном и компанией вполне приятельскими. Тем не менее, мне все еще было непонятно, зачем я сюда приехал. С напряжением перебирая в памяти все, что предшествовало отъезду с Кириной дачи, я никак не мог вспомнить, когда мог отдать команду ехать к Агафону. Тем более что Ваня, сидевший за баранкой, как и Валет, впрочем, дороги туда не знали.
Когда мы вошли в дом, Агафон поинтересовался:
— Пожрать не хотите, братки?
— Есть такое мнение… — кивнул я, вспомнив, что Чудо-юдо мне сегодня даже позавтракать не позволил.
— Как раз к ужину поспели, — просиял Агафон, — мы как раз ужинать собирались, картошки с мясцом нажарили. Сто грамм примем?
— Можно… — ответил я задумчивым тоном, хотя выпить почему-то очень хотел. И не сто граммов, а гораздо больше. Во всяком случае, после всех приключений прошедшего дня, в течение которого у меня было минимум три возможности отправиться на тот свет (могли застрелить равалпиндевцы, мог деструктировать Богдан, и мог задохнуться в тайнике), мне надо было снять стресс.
— А вы чего стоите? — обратился Агафон к Валету и Ване. — Неужели не узнаете?
— Могли и забыть, за два года-то… — заметил Луза, устанавливая на стол огромную чугунную сковородку, заполненную жаренной на сале картошкой с зеленым луком, густо перемешанной с говяжьей тушенкой.
Я как-то не вспомнил о том, что биороботы были знакомы с северянами.
— Вы знакомы? — спросил я у Вани. — Бывали здесь раньше?
— Нет, — ответил Ваня, — мы здесь не бывали. Но с ними знакомы.
— Может, заочно, по переписке? — пошутил, даже скорее съехидничал Гребешок.
— Почему? — возразил Ваня, причем почти человеческим голосом. — Мы вас лично знаем по кличкам, вы из «Белой Куропатки». Два года назад вами командовал Фрол.
— Ну, молодцы. А я уж думал, загордитесь, не вспомните, — хмыкнул Гребешок. — Да поставьте вы чемоданы, у них ног нет, не сбегут…
Я сообразил, что бойцы без моей команды не сядут, и постарался как можно естественнее произнести фразу:
— Ваня, Валет — садитесь. Будем принимать пищу.
— Куда чемоданы поставить? — спросил Валет. Только тут я вспомнил, что он несколько часов назад был ранен в плечо. Темные пятна бурого цвета на камуфляжке были не очень заметны. Но через пробоину виднелся бинт, наложенный Ваней. Значит, мне его ранение не во сне приснилось, тем более что он меня из-под этой пули вытолкнул. Башку, правда, крепко ушиб, шишку набил, но шишка — это лучше, чем мозги по стенке. А вполне могло быть и так.