Шестерки умирают первыми

Маринина Александра

Плохо другое: Тарасов не просто умер. Он убит. И теперь милиция начнет искать того, кому это было выгодно. А кому это было выгодно? Кому мог насолить этот романтический дурачок, обладатель глубочайших и уникальных знаний, которые он так и не научился использовать на благо собственному карману? Навлек на себя гнев ревнивого мужа? Смешно! Не отдал вовремя долг какому-нибудь крутому дельцу? Еще смешнее. Тарасов в жизни рубля взаймы не взял. А если все-таки догадался? Может быть, поэтому и ушел из системы среднего машиностроения, чтобы развязать себе руки и начать шантажировать тех, кто остался? Но если Тарасова убили по этой причине, то почему же он, Виталий Васильевич Сайнес, ничего об этом не знает? Уж он-то должен был узнать в первую очередь! Кто-то темнит. Тарасов вошел с кем-то в контакт, потребовал себе долю за молчание. Этот кто-то его и убил. Но почему он не сказал о Тарасове остальным? Почему промолчал? Так не делают. Всегда в первую очередь бегут

к подельникам, рассказывают, трясясь от волнения, о шантаже, требуют сообща придумать, как вести себя дальше. А просто взять на себя грех, уничтожить шантажиста потихоньку, не беспокоя остальных и ничего им не говоря, не требуя никакой помощи и даже не заявляя своих прав на больший процент от прибыли (мол, я больше вас всех рискую, на мне теперь труп висит), – это не укладывалось в голове у Виталия Васильевича. По его разумению, чтобы так себя повести, надо иметь очень серьезные, далеко идущие планы. И на первом месте в этих планах должно стоять устранение всех тех, с кем приходится делиться.

Сайнес почувствовал себя неуютно. Кто мог затеять такую игру? Во-первых, тот, кто перекрыл заводу финансирование, из-за чего рабочим нечем платить зарплату. Во-вторых, тот, кто по бартеру гонит этому заводу золотосодержащие отходы производства. В-третьих, та фирма, которая покупает у завода эти отходы в восемь раз дешевле реальной стоимости, но зато за наличные, что позволяет все-таки выплачивать рабочим деньги. И в-четвертых, тот, кто выдал этой фирме лицензию на право торговли цветными металлами и золотосодержащими отходами с зарубежными странами. Так кто же из них контактировал с Тарасовым? По чьему указанию его убили?

Глава 2

1

Запах свежезаваренного кофе приятно щекотал ноздри и создавал в помещении протокольного отдела какую-то совсем домашнюю обстановку. Прекращать работу было нельзя, деловые поездки зарубежных и отечественных бизнесменов не должны срываться из-за того, что кто-то почему-то убил Юрия Ефимовича Тарасова. Консультант третьей категории Светлана Науменко принимала посетителей, начальник отдела Игорь Сергеевич Шульгин осуществлял, как обычно, общее руководство, а Ирина Королева поила на кухне кофе свою однокурсницу Анастасию Каменскую и рассказывала короткую четырехдневную эпопею пребывания на службе нового заместителя начальника.

Настя слушала Ирину, и перед ее глазами вставал образ назойливого нелепого существа, не понимающего сути выполняемой им работы и не чувствующего, какое жуткое впечатление производит он на окружающих.

В первый же день Тарасов принялся наводить порядок, и начал он со стола начальника отдела Шульгина. Начальник в это время вместе с генеральным директором присутствовал на переговорах, Светлана Науменко подавала высоким договаривающимся сторонам кофе и напитки, а Ирина уехала в ОВИР, и шустрый Тарасов моментально пробрался в отгороженный ажурной стойкой с полочками уголок, где находился стол Шульгина и его компьютер.

– Игорь вернулся с переговоров, увидел свой стол и побелел, – рассказывала Ира, разливая кофе по маленьким изящным чашечкам. – Тебе сколько сахару?

– Два кусочка. А почему Шульгин так отреагировал?

– Да у него в столе какого только барахла не было. Презервативы, порнография, немытые рюмки, документы, которые должны быть подшиты в папки, а не валяться бог знает где. И вот представь, он приходит и видит, что все это аккуратненькими стопочками сложено у него на столе. Презервативы отдельной кучкой, порножурналы – отдельно, а сверху на них – открытки примерно такого же содержания. Рюмки отмыты до зеркального блеска и вынесены на кухню. Документы – отдельно, в папку сложены. Впечатление такое, что человек подглядывал в замочную скважину, как ты, к примеру, занимаешься любовью, а потом с невинными глазами начинает тебе советовать, как правильно держать ноги при этом. Ты понимаешь, Настя, ему и в голову не приходило, что то, что он делал, неприлично. Неприлично рыться в чужих вещах. Неприлично навязывать свой стиль жизни людям, которые много лет проработали вместе и выработали свои внутренние правила сосуществования. Неприлично целый день носиться по офису, не закрывая рта, и мешать всем работать. На него невозможно было сердиться, потому что он выглядел при этом очень искренним. Но и терпеть это сил не было. У меня в столе, например, не было ни одной бумажки, ни одной вещи, за которую я могла бы краснеть, даю тебе честное слово, но все равно мне прямо дурно сделалось, когда я увидела, как он с ним обошелся. Так что можешь себе представить, что почувствовал Шульгин, увидев свое хозяйство, выставленное на всеобщее обозрение.

– А Светлана? У нее он тоже навел порядок?

– Еще какой! Сначала все в столе разобрал, а потом в шкафу, где сложены протокольные флаги.

– Короче говоря, он вас всех достал, – резюмировала Настя, допивая свой кофе и ставя чашку на красивое маленькое блюдце.

– Что ты хочешь сказать? Что его убил кто-то из нас?

Настя молча полезла в сумку за сигаретами и долго рылась в ней в поисках зажигалки. – Послушай, – Ирина встала и отошла к противоположной стене, словно боялась в этот момент находиться рядом с бывшей сокурсницей. – Я, конечно, ни одного дня по специальности не работала, но кое-что из университетского курса помню. Ты подозреваешь меня в первую очередь, потому что я пришла необычно рано и обнаружила его, и при этом не было никаких свидетелей. Так? Ты думаешь, что он нашел у меня в столе что-то такое, что сделало его обладателем тайны, которую мне ни в коем случае нельзя было разглашать. Да? Ну скажи, Анастасия, я права?

Настя молчала. Да, Ирочка Королева была очень способной студенткой, и несмотря на то, что в течение двенадцати с половиной лет, прошедших после окончания юридического факультета, она не работала в правоохранительной системе ни одного дня, хватка у нее осталась. По крайней мере, она не превратилась в курицу, что очень часто случается с женщинами, которые забрасывают свою основную специальность ради семьи и детей.

– Почему ты молчишь? – продолжала Ирина, и голос ее звучал все более жестко. – Ты меня подозреваешь или нет?

– Да, – вздохнула Настя, глубоко затягиваясь и резко выдыхая сигаретный дым. – Я вынуждена подозревать и тебя, и Шульгина, и Науменко, и еще три тысячи сотрудников Совинцентра и столько же тысяч гостей, проживающих в гостинице. А также десятки тысяч людей, работающих в системе Министерства среднего машиностроения.

– Не увиливай, – зло сказала Королева. – Меня не интересуют все. Меня интересует твое отношение лично ко мне. Мы с тобой учились в одной группе, мы вместе готовились к экзаменам и вместе ходили отмечать свои пятерки в «Космос» или в «Огни Москвы». Ты что, забыла это?

– Нет, я помню.

Настя стряхнула длинный столбик пепла в блюдечко, сняв с него предварительно чашку с осевшими на дне остатками кофейной гущи. Разговор становился тягостным и неприятным, но избежать его было нельзя, она понимала это еще тогда, когда принимала решение ехать в Совинцентр, чтобы самой побеседовать с сотрудниками протокольного отдела.

Она смотрела на Ирину и удивлялась сама себе. Оказывается, она совсем не помнила эту женщину. Или, может быть, она просто плохо ее знала? Во всяком случае, сейчас перед ней сидел совсем не тот человек, которого она ожидала увидеть, опираясь на воспоминания двенадцатилетней давности. Ирина поступила на юрфак, будучи на седьмом месяце беременности. До последнего дня ходила на занятия, в роддом ее увезли прямо из лекционного зала. Академический отпуск не брала, зимнюю сессию сдавала вместе со всеми и, к всеобщему удивлению, получила только отличные отметки. Причем очевидцы, присутствовавшие в аудитории, когда Ирина отвечала свой билет, клялись, что отвечала она действительно блестяще и пятерки ей ставили заслуженно, а не из сочувствия к кормящей матери. Все пять лет Ирине Королевой удавалось сочетать отличную учебу с воспитанием ребенка, хотя никто не знал, как ей это удается и чего ей это стоит. Говорили, что у нее какой-то необыкновенный муж, который зарабатывает столько, что может платить кухарке, домработнице и няньке, освобождая любимую супругу от забот по хозяйству и давая ей возможность овладевать юридическими знаниями. Другие говорили, что все это так, только платит за все не муж, а высокопоставленный отец. Третьи утверждали, что все намного проще: Ира подбросила ребенка своей матери, как делают многие рано рожающие девицы, и посвятила себя учебе, а что касается стирки, уборки, готовки и ухода за мужем, что также требует времени и сил, то никакого мужа у нее вовсе и нет. Как было на самом деле, Настя не знала, потому что ее это не особенно интересовало. Она никогда не спрашивала Ирину ни о муже, ни о сыне, они говорили в основном об изучаемых дисциплинах, об однокурсниках и преподавателях, о книгах и фильмах. Между ними не было настоящей дружбы, они не были близки, но всегда радовались обществу друг друга.

И вот сейчас Настя смотрела на Ирину Королеву и понимала, что совсем не знает ее. Что должно было произойти с ней, чтобы после пяти лет каторжного труда, когда приходилось разрываться между учебой и семьей, пустить все коту под хвост и не заниматься юриспруденцией? Ради чего были все эти жертвы? Или не было никаких жертв? Но как же их могло не быть, если, судя по официальным документам, Ирина замужем с 1975 года, а в 1977 году у нее родился сын. И если верить тем же самым документам, и муж, и родители у нее были самыми обыкновенными, ни о каких сверхдоходах и речи идти не могло, поэтому и не было ни кухарок, ни нянек, ни горничных. Тогда выходило, что Ирина должна была обладать не только блестящими способностями, но и усидчивостью, работоспособностью, целеустремленностью. Что же случилось потом? Почему спустя двенадцать с половиной лет она занимает высокооплачиваемую, но до оскомины скучную должность консультанта в протокольном отделе, для которой не нужно не только юридическое, но и вообще высшее образование.