Шестиклассники
Шрифт:
— Конечно, ты заботилась о том, как сделать лучше, — заметила Таисия Николаевна, — но кончилось всё вон каким спором с ребятами.
«И с дедушкой!» — подумала про себя Аня.
Таисия Николаевна остановилась.
— Вот мы и пришли, — И взяла у Ани тетрадки.
— А что же мне делать? — спросила Аня робко.
— Что — тебе?
— Ну, с ребятами… Отказалась заметку писать. Да и с Галкиным тоже всё плохо.
— А ты не отчаивайся. Всё будет хорошо.
— Да-а… будет…
Таисия Николаевна, нагнувшись,
— Э-э-э, да мы, кажется, нос вешаем? Вот уж совсем ни к чему. Вот что! Идём-ка сейчас ко мне! Да, да, идём! — Она снова отдала Ане стопку тетрадей и открыла калитку.
В глубине двора высился четырёхэтажный дом.
Таисия Николаевна обогнула его и, войдя в ближайший подъезд, постучалась в дверь на первом этаже.
Открыл высокий курчавый мужчина, одетый в полосатую пижаму.
— Наконец-то! — радостно заулыбался он, беря у Таисии Николаевны портфель и помогая раздеваться. — Думал, и не дождусь!
— Да вот немножко задержалась.
В небольшом коридорчике, где все столпились, было тесно.
Кроме вешалки, в нём стоял книжный шкаф. Где-то за дверью гремело радио.
— Знакомьтесь, — сказала Таисия Николаевна. — Это Михаил Андреевич. — А это моя первая помощница — Аня Смирнова.
— Очень рад, — Михаил Андреевич по-взрослому пожал Ане руку.
— Очень рад, очень рад! — явно передразнил кто-то сбоку звонким голоском, одна из дверей в коридорчике с дребезжанием прихлопнулась, и за ней сейчас же раздался топот поспешно улепётывающих детских ног.
— Ах ты, разбойник! — воскликнула, смеясь, Таисия Николаевна и бросилась в комнату.
Михаил Андреевич пропустил впереди себя Аню:
— Прошу!
В просторной комнате, уютно обставленной, с двумя огромными книжными шкафами, Таисия Николаевна уже тискала, подняв высоко над головой, «разбойника» — симпатичнейшего бутуза лет четырёх, который великолепно чувствовал себя на высоте в крепких материнских руках.
— У-у-у, — вытянув губы, гудела Таисия Николаевна, а бутуз дрыгал ножонками в красных ботинках и заливчато верещал, упорно пытаясь ухватить мать за нос.
Наконец Таисия Николаевна прижала сынишку к груди и повернулась к Ане:
— Хороший парень?
Парень и в самом деле был чудесный — плотно сбитый, большеголовый, лобастый!
— Как тебя зовут? — спросила Аня, беря его за мягкую, пухлую ручку.
— Мишук, — ответил он солидно. — А тебя?
Через минуту он уже сидел у Ани на руках и, водя коротеньким розовым пальцем по дырочкам вышитого Аниного воротничка, охотно рассказывал, как они играют на улице с Вовой, у которого есть собака-бояка, которая лавкает, лавкает, а сама от всех прохожих отпугивается. А ещё у них там есть канава и в канаве трава. Вова забрался в траву и аукал, а его искали, а он, только когда шесть раз позвали, как выскочил!
— А сколько тебе лет?
— Четыре, седьмой.
— Четыре, пятый?
— Нет, четыре, седьмой! — твёрдо повторил Мишук. — А тебе сколько?
Он отличался абсолютной самостоятельностью. Таисия Николаевна, прислушиваясь к его разговору с Аней, из другой комнаты крикнула:
— Довольно, Мишук, замучил нашу гостью.
— Замучил, да? — простодушно спросил он, бесцеремонно поворачивая к себе Анино лицо руками.
— Боевой он у нас, — засмеялся Михаил Андреевич.
Он принёс из кухни чайник и разливал чай по стаканам.
— Прошу за стол, — позвал он. — А то мне скоро идти. Садитесь, юная помощница! Михайло Михайлыч, всё-таки отпусти её.
— А она мне будет потом рисовать?
— Больше всего любит, когда рисуют, — объяснила Таисия Николаевна, выходя из спальни переодетая, в лёгком халатике с крупными фиолетовыми цветами.
— Сам я тебе нарисую, хохотать будешь, — заявил Мишук, усаживаясь рядом с Аней за стол.
— Почему хохотать?
— Потому что не умею. Все хохочут.
— Самокритика! — подмигнул Михаил Андреевич.
Мишук поглядел на отца и, не донеся до рта куска хлеба с маслом, тоже принялся закрывать и открывать глаза, крепко зажмуриваясь.
— Ну вот, — всплеснула руками Таисия Николаевна. — Научил ребёнка.
— Ребёнок! Не надо, не учись! — сразу начал перевоспитывать Михаил Андреевич. — Так можно только взрослым.
Взрослые засмеялись, и Аня тоже — ведь по сравнению с Мишуком и она была взрослой. И почему-то подумалось, что, должно быть, в каждом доме, где есть маленький, всегда очень хорошо, потому что все маленькие, как сейчас этот Мишук, объединяют взрослых и, наверное, примиряют их во всех неприятных спорах. Вот был бы и у них маленький…
Когда-то Аня очень хотела братика. Ей сказали, что за ним большие очереди, так она ответила маме:
— Вы только покажите, где продают, а в очередь я и сама встану!
Ане было тогда лет пять.
Теперь тоже хоть хохочи при таком воспоминании. Но Ане не смешно, а грустно. Всё-таки стало бы у них дома с каким-нибудь Мишуткой куда веселее.
И очень хотелось подольше сидеть за столом под оранжевым абажуром с Михаилом Андреевичем, и с Таисией Николаевной, и с их весёлым говоруном Мишуткой!
Аня даже забыла о своих неприятностях, с улыбкой слушая, как шутливо спорят Михаил Андреевич и Таисия Николаевна о том, куда пойти в воскресенье — на оперный или драматический спектакль, — и принимая участие в обсуждении новой кинокартины и рассматривая чудесные книги.
— Некуда уже и ставить, — заметила Таисия Николаевна.
Потом Михаил Андреевич ушёл, тепло распрощавшись и объяснив:
— Смена такая у меня на заводе…
А Таисия Николаевна повела спать спотыкающегося от усталости Мишука, который, кивая напоследок Ане, бормотал: