Шестое чувство, или Тайна Кутузовского экстрасенса

Михайлов Сергей Юрьевич

Память! Что с моей памятью? Мне было обещано, что по окончании эксперимента она полностью очистится от информации, связанной с полетом на Большое Колесо. Но я ничего не забыл! Я все помнил так же отчетливо и ясно, как вчера. Никакого перехода в новое состояние я не ощущал. Может, вчерашний визит эмиссаров Центра был всего лишь сном? Да нет, в кармане у меня восьмой электрод… В памяти вдруг всплыла последняя фраза моего шефа: «На какую функцию мозга воздействует восьмой электрод?» Да на память,

черт возьми, на память! Эксперимент окончен — но память о нем осталась со мной… Мне стало душно. Я открыл окно настежь. В комнату ворвался шум начинающегося дня — дня солнечного, ясного, теплого. Вчерашний дождь умыл город. На газонах зажглись желтые огоньки одуванчиков. Воздух стал прозрачным, легким и звонким от щебета жизнерадостных пичуг… Вспомнив вчерашний инцидент, я глянул в зеркало. Лиловый фингал красовался под правым глазом. Тут же заныли плечо, помятые сапожищами Дэна ребра. «Да, жизнь прекрасна, — подвел я черту, — но не всегда…»

Как мне теперь вести себя с Евграфом Юрьевичем? С тетей Клавой? Делать вид, что я все забыл? Да нет, они живо прочтут мои мысли. Ладно, завтра видно будет.

Маша приехала к вечеру — уставшая, довольная, с двумя сумками покупок. Василий так и не объявился.

На работу в понедельник я опоздал. Все утро замазывал синяк жениной пудрой, но тщетно. Плюнув с досады, я стер пудру — и помчался в институт.

Неожиданности подстерегали меня уже на пороге лаборатории. Из угла, где сидел Евграф Юрьевич, на меня целился колючий, начальственно-недовольный взгляд Балбесова.

— Изволите опаздывать. Нехорошо-с. Хотелось бы знать причину.

— А тебе-то что за дело? — огрызнулся я и сел на свое место.

Петя-Петушок уважительно, со знанием дела, оценивал мой синяк.

— Где шеф-то?

Вопрос был обращен в пустоту, и та отозвалась взволнованным шепотом Тамары Андреевны:

— Тут такое, такое случилось! Евграфа Юрьевича вызвали в Америку. Он звезду открыл. У него дома обсерватория обнаружилась. За ним президент какой-то там ассоциации из самих Штатов прилетел. Я уже и нашатырь нюхала… Ой, что же теперь будет?!..

Я сидел и ровным счетом ничего не понимал. Только одно до меня дошло: Евграф Юрьевич с нами больше работать не будет.

Все это было столь неожиданно, что я поначалу забыл о Балбесове. Лишь после того как он несколько раз проплыл мимо моего стола, по-петушиному выпятив грудь, я вдруг осознал: грядут перемены, и первая — назначение нового завлаба. Стал понятен смысл метаморфозы в поведении Балбесова: он явно метил на это место. Этим объяснялось и то, что он перебрался за стол шефа, и его тон, и легкий подхалимаж Пети-Петушка, и нервное похихикивание Тамары Андреевны. Кандидат в шефы вышагивал по лаборатории и упражнялся в красноречии:

— Бардак,

сущий бардак! Работать никто не хочет! Опаздывают (это явный намек на меня), саботируют (это — на Петю-Петушка), целыми днями пропадают невесть где (это — на Тамару Андреевну). В результате — полный развал. В конце месяца — авралы… Завышенные премии… Нет, надо все менять, так работать нельзя!..

Он не успел закончить. В комнату вошел Антон Игнатьевич Вермишелев, начальник нашего отдела.

— Доброе утро! — приветствовал он всех и, увидев меня, двинулся к моему столу, на ходу пытаясь понять, чернилами я вымазал глаз или это синяк. — Вот вы-то мне и нужны.

— А я ведь вас, Николай Николаевич, предупреждал! — заблеял выскочка Балбесов. — Антон Игнатьевич, если не считать недисциплинированности старшего инженера Нерусского, в лаборатории полный порядок.

Вермишелев поморщился, нетерпеливым жестом отстранил Балбесова, подошел ко мне и улыбнулся.

— Товарищи, минуту внимания! Вы уже знаете, что нас внезапно покинул Евграф Юрьевич. Так вот, нового завлаба мы нашли не на стороне, а среди членов вашего дружного коллектива. Кандидатура согласована и утверждена «треугольником» отдела.

«Быстро сработали, — удивился я. — Могут, когда захотят. Наверняка Балбесов».

— Наверняка правильно решили, — встрял Балбесов, пожирая завотделом преданным взглядом.

— Погодите вы, — снова поморщился Вермишелев. Он положил руку мне на плечо и торжественно провозгласил: — Вот ваш новый заведующий. Прошу любить и жаловать. Поздравляю вас, Николай Николаевич. Я давно к вам приглядываюсь, а Евграф Юрьевич от вас просто без ума. Его и благодарите: он предложил вашу кандидатуру.

…Вечером Маша сообщила мне еще одну ошеломляющую новость: тетю Клаву срочно увезли в какую-то клинику. У нее совершенно случайно обнаружили три сердца. Два работали в противофазе, отчего пульс не прощупывался. Я не удивился бы, если бы услышал, что и сержанта Стоеросова, и Мокроносова отправили куда-нибудь из Москвы…

Месяц спустя мне на глаза попался популярный научно-технический журнал с кратким сообщением: русский ученый Любомудров Е.Ю., работающий в обсерватории города Хьюстон (США) в рамках обширной программы НДСА по изучению возможных контактов с внеземными цивилизациями, с помощью телескопа собственной конструкции открыл доселе неизвестную планету, на которой возможна белковая жизнь. Планету нарекли Большим Колесом — в память о тамбовской деревушке, где родился ученый.

Итак, эксперимент начал приносить плоды. Жду контакта. Может, снова с Арнольдом увижусь?..

Март—июнь 1988 г., апрель—май 1990 г.,

Москва