Шестое действие
Шрифт:
Госпожа Эрмесен наклонила голову, и у Мерсера создалось впечатление, что она не хочет встречаться с ним взглядом.
– Да, – произнесла она. – Но мы неизменно делимся между собой познаниями – о травах, о камнях… и о многом другом.
Травы, между прочим, в гостиной имелись, равно как и другие растения в вазах вдоль стен. Причем попадались такие, что никак не годились для украшения, например крапива, а иным, вроде базилика, полагалось бы находиться на кухне. Они распространяли острый, пряный аромат, перебивающий даже любимые хозяйкой ароматические свечи. Наверное, на тайном языке сочетание этих растений имело определенное значение, но не для Мерсера.
То же касалось и обеда. На сей раз, учитывая
Мерсер мог бы спросить об этом у Драгонтины или у Аймы, сидевшей от него по правую руку. Но она строила ему глазки и готова была болтать отнюдь не о тайном языке. Другую соседку, представленную Мерсеру как Гисмонда, полную, бледную, круглолицую, не занимало ничего, кроме еды.
Хозяйка и почетный гость сидели рядом. Она что-то тихо и доверительно говорила ему на ухо – временами казалось, что ее голова лежит у него на плече. Несколько раз он бросал взгляды в сторону Мерсера. Вряд ли Роуэн узнал его, скорее это было следствием рассказа мадам Эрмесен.
Марсиаль Роуэн был, что называется, мужчиной видным, хотя уже далеко не юношей. Аристократическую правильность черт несколько нарушал крупный подбородок и кривоватый нос – словно он был некогда сломан. Но это даже придавало ему мужественный шарм. Выше среднего роста, широкоплечий – к такому и впрямь невольно хочется прильнуть одинокой женщине. Его бирюзовый с красной отделкой кафтан и обилие кружев на манжетах и воротнике могли бы озадачить чопорных жителей Эрденона, но на Юге нынче мужчины одевались так же ярко, как дамы, и не в ущерб своей репутации. Длинные темные волосы были зачесаны со лба назад. Все это Мерсер помнил по Скелю, как и голос Роуэна – низкий, раскатистый, хорошо поставленный. Для такого голоса потребны большие помещения, иначе он кажется чересчур громким. Но перед полком, изготовимшимся к атаке, или в застольных речах он звучит как подобает.
И сейчас, когда собравшиеся воздали честь обеду и вину (Мерсер, занятый наблюдениями, почти не пил), Роуэн сделал знак, что хочет говорить. Болтовня стихла.
– Друзья мои! – Он повел по воздуху крупной белой рукой, словно собирался обнять всех собравшихся. – Я редко бываю в городе, который когда-то мог назвать своим. Не все, кого я знаю много лет и к кому влечет меня в этот край, собрались за этим столом. Есть здесь и новые лица. Так уж случилось, что здесь, вдали от роскошных столиц, собрались истинные ревнители древней карнионской традиции. Свидетельств о ней вы не найдете ни в пыли архивов, ни в хранилищах монастырей. Молчат о ней и летописцы. И это правильно. Сокровища не отдают на разграбление, но сохраняют в тайне и награждают ими достойных. В немногих семьях, где кровь была чиста с тех благословенных времен, когда великая Карниона простиралась от моря до моря и ни один чужак не ступал на ее землю, древние знания передавались из уст в уста, никогда не ложась на бумагу. Нас мало, донесших искры былого могущества до сумрачных нынешних дней. Но мы, я и моя добрая соратница, – он поцеловал руку хозяйки, – сделали все от нас зависящее, дабы здесь, в тени Эрдского Вала, ваши усилия возродить древнюю славу Карнионы увенчались успехом. Да расцветет она вновь!
Собравшиеся с энтузиазмом выпили, Роуэн первый, благо, как и в прежний визит Мерсера, подавали здесь не аквавиту, а красное вино, настоянное на разных травах.
После еды предались танцам и музицированию. Танцевали не все – лишь Айма и еще две дамы помоложе: Лидвина и Алеарда. За арфой нынче сидела Драгонтина, флегматичная Гисмонда вызванивала мелодии на колокольцах, еще одна пожилая гостья – Далинда – играла на флейте. И нигде прежде в империи Мерсер не слышал таких мелодий, не видел таких танцоров.
– Вас что-то удивляет? – звучный голос раздался совсем рядом. Соримонда и Берлингьер пересели в соседние кресла.
– Мужчины не танцуют.
– Ага! В этом логика. В буквальном смысле слова. В движении заключена Сила. Истории о магах, мановением руки сворачивавших скалы, укрощавших бури, – не сказки. А что лучше передает магию движений, чем танец? В сущности, женщинам в танце не нужны мужчины, а мужчинам – женщины. В этот миг они принадлежат Силе. И пусть этот танец всего лишь символ, они это чувствуют. – Глаза Роуэна блестели, вероятно, он был слегка пьян. – Женщины вообще лучше чувствуют магию движения, а мужчины – магию слова. Наши предки знали это – и многое другое, тогда, давно, мир был юн, и боги радовались, что в хрустальных чертогах Карнионы идет бесконечный праздник. Все изменило проклятое Вторжение…
– Грязный дикарь в вонючих шкурах ворвался в светлые чертоги Карнионы и принялся крушить своим топором хрупкие колонны и прекрасные фризы… – пробормотал Мерсер.
– Он понимает! – вскричал Роуэн, обращаясь к вдове Эрмесен, и при этом схватил Мерсера за руку. – Дорогая, он прекрасно все понимает, хотя и не южанин! Как прекрасно он выразил сущность эрдского варвара, по сию пору навязывающего нам свое соседство! Может быть, нам следует подумать, чтобы принять господина Мерсера в наше сообщество? Он не из грязных эрдов, а это главное.
Все это прекрасно звучит, подумал Мерсер, особенно если вспомнить слухи о связях Даймона Роуэна, отца Марсиаля, с событиями в герцогстве Эрдском. Говорили, что именно он финансировал Виллибальда Вирс-Вердера, выступавшего под девизом «Эрденон для эрдов». Возможно, это неудачное вложение капитала нанесло не меньший удар по состоянию Роуэнов, чем козни конкурентов.
– Вряд ли это возможно, – медленно произнесла госпожа Эрмесен.
Роуэн неохотно расцепил горячие пальцы.
– Не думаю, что простой ходатай по делам мог бы занять место среди потомков старых семей, – поддержал Мерсер хозяйку дома.
– Здесь не все потомки старых семей, как вы наверняка подметили… к тому же среди славных уроженцев Юга было немало тех, кто сочетал ратное дело со служением закону и иными занятиями.
– Служить не позорно, позорно наживаться этой службой.
– Моя дорогая Соримонда всегда столь категорична…
– Я бы, например, предпочел принять в наш круг скорее капитана Бергамина, чем его скучную сестрицу…
– Он унизил свое благородное имя!
– Но он владеет словом… магией слова. Истинно мужской дар – облечь Силу в слова, зачаровать ее, умерщвлять и оживлять, возвращать древним обычаям, изгнанным во тьму, их красоту и смысл…
Госпожа Эрмесен слегка коснулась его плеча.
– Ах да… Я отвлекся. Дар женщины – движение. Танец. Они танцуют… играют… Обратите внимание – у них лишь те инструменты, что были у служительниц древних богов… тех, что танцевали у алтарей… а их изгнали на перекрестки…
Трех женщин, кружившихся посреди зала, не волновали ни перекрестки, ни алтари. И, может быть, в эти мгновения им были не нужны партнеры. Они притопывали, то наклоняясь, то откидываясь назад, неожиданно резко – даже полная, низкорослая, похожая на шарик брюнетка, именующая себя Лидвиной. Лица у них были отстраненные, отрешенные, как у спящих. Неизвестно, что разумел Роуэн под «магией», но что для погружения в транс есть много способов, кроме различных зелий, и музыка с танцем среди самых действенных – это Мерсеру было известно. В таком состоянии они могли плясать хоть до утра, а потом свалиться без памяти.