Шестое действие
Шрифт:
– In herbis, in verbis, in lapidiaris, сказала она мне, – пробормотал он. – Травы – это Драгонтина. Камни – Босетта. А слова? Verba? «Смутный призрак вдруг возник… Слышу я Харона крик… вижу бездну под ногами…» Неужели она тоже? И все они? Если подсчитать?
– Что вы лопочете? – возмутился Гарб. – Опять мадам Эрмесен собрались к делу приплести? Чем она вам так досадила? Я говорил, нет у нее причин убивать хозяина. И тем более воровать реликварий.
Мерсер снова промолчал. Гарб плеснул себе вина, выпил, проворчав: «Надеюсь, хоть это не отравлено», и продолжал:
– Или
– Да, если придется.
– Черт побери, как ты собираешься это сделать? – От злости Гарб перешел на «ты». – Бергамин не пойдет на такое, если я не позволю. А если ты все-таки задался целью натравить на нас столичных следователей, знаешь, в кого они вцепятся в первую очередь? Ты добивался встречи с хозяином, и, когда ты увиделся с ним, тот умер. Ты разбираешься в ядах! Тебе был нужен этот реликварий, ты сам сознался – и его украли! Ясно, что это значит?
– На это господам из столичной службы я могу предоставить лучшую кандидатуру. – Мерсер также перешел на «ты». – Ты постоянно был рядом с Ораном. Ты имеешь доступ к ядовитым веществам, используемым на заводе. Кого бы наняли вдова или сын Орана, обеспокоенные тем, что деньги семьи тратятся на стороне? Только тебя. А что до реликвария… я говорил о нем в этом городе лишь самому Орану, и только ты мог подслушать наш разговор. К тому же ты из Фораннана…
– При чем здесь Фораннан? – озадачился Гарб.
– Вот почему я тебя и не подозреваю. Потому что ты не знаешь при чем.
Гарб был обезоружен. Он сопел, обдумывая услышанное. Запал его явно прошел.
– Кое в чем ты прав, – продолжал Мерсер. – Это не дамские игрища. Вернее, не только дамские. И Роуэн, скорее всего, причастен к произошедшему. Но доказать это будет трудно. Хотя у Роуэна есть побудительный мотив, особенно здесь, в Галвине, где так много раньше принадлежало их семье. А вот у остальных…
Управляющий развел руками.
– Ну ладно, не буду тебе мешать. Должно быть, развезло меня – сутки глаз не смыкал, да еще такие события, иначе бы не сдался. Только Бергамину не повторяй все, что мне наплел, хорошо?
– Согласен. – У Мерсера были другие причины умолчать о некоторых подозрениях, однако этим он с Гарбом не стал делиться. – Но кое-что сказать придется. Сам на всех воротах стоять постоянно я не могу, а городской стражей распоряжается он. И с его помощью легче будет узнать, кто приезжал в город на прошлой неделе и уезжал отсюда.
– Звучит разумно, – согласился Гарб.
– Тогда я ухожу. Но вернусь нынче вечером или завтра утром – потолковать с отцом Тироном. – Уже в дверях Мерсер остановился. – Да, кстати. Я заметил, что в бокале Орана была вода, а не вино.
– Верно. Он уже месяца два пил только воду. От вина ему становилось хуже. Потому и бокалы «для трезвенников» вчера на стол поставили. Это важно?
– Может быть, – в задумчивости сказал Мерсер. – Может быть…
Бергамин к словам Мерсера отнесся с пониманием. И вообще, ловля злоумышленников на заставах была ему более по душе, чем тот же вид охоты в дамских гостиных. Мерсер не склонен был недооценивать умственные способности коменданта и его подчиненных. Корнет Хольтвик – тот без всякой подсказки завел разговор о Роуэне. Хоть он не был так скор мыслью, как лейтенант Гионварк, но, как местный уроженец, припомнил, что Роуэнов в прежние времена подозревали в причастности к каким-то пакостям. К каким именно, он вспомнить не мог – при нем Роуэнов уже сменили Ораны.
Так или иначе, объяснять, почему следует усилить наблюдение за городскими воротами и поспрошать о выбывших, не пришлось. Остаток дня Мерсер провел в гостинице и у ворот. Как выяснилось, Марсиаль Роуэн покинул город в тот день, как и намеревался. В собственной карете. Среди его слуг никто не заметил человека с татуировкой на лице. Вообще никто не мог сказать, покидал ли такой человек Галвин. Что ровно ничего не значило. Предводитель убийц мог еще находиться в городе, а мог покинуть его незаметно – в карете ли Роуэна, в фургоне ломовика…
Вечером Мерсер вернулся в крепость вместе с дозорными во главе с комендантом и впервые за двое суток позволил себе передохнуть. Он мог бы не спать и дольше, но какая от этого польза? Попутно Мерсер отметил, что усилия Гарба по сокрытию последних событий покуда успешны – среди солдат и офицеров не было толков об ограблении часовни. Зато относительно смерти Орана после вчерашнего обыска строились самые разные предположения. Бергамин, однако, помалкивал.
На другой день, когда Мерсер продрал глаза, Бергамина в башне уже не было. Впрочем, комендант всегда вставал ни свет ни заря. А сегодня, видимо, не спалось никому. На кухне кряхтела и топала Ида-Иснельда. В гостиной слышалось какое-то шуршание. Зайдя, он увидел Магдалину Бергамин, которая поспешно просматривала стопу исписанных листов. Она была так поглощена этим занятием, что не сразу заметила Мерсера, а увидев, инстинктивно прикрыла бумаги, сгребла их в кучу и прижала к себе.
– Сударыня, – мягко сказал Мерсер, – вы ничего не хотите мне рассказать?
Она быстро-быстро замотала головой. Возможно, это была нервная дрожь, а не отрицание.
– Должен вам признаться, я не самый прилежный читатель романов капитана Бергамина. Но некоторые из них я прочел, и с большим интересом. Особенно интересно мне стало здесь, в Галвине, когда я увидел, как чудесно преображаются под пером сочинителя простые, даже скучные люди и обычная обстановка. В том числе обстановка дома госпожи Эрмесен. Но ваш брат там никогда не бывал, не так ли?
– Так. – Ее губы едва шевелились.
– Значит, он узнавал о происходящем с ваших слов. Вы ведь очень наблюдательны… и красноречивы, когда хотите. Может быть, в доме мадам Эрмесен происходило нечто, о чем вы брату не рассказывали. Нечто необычное? Настолько, что вы рискнули это записать?
Она молчала, вцепившись в смятые листы.
– Насколько вы в это посвящены, Магдалина? Или вас лучше называть Лауреттой? Возможно, для вас это только игра. Но после того, как капитан сообщил вам о смерти Орана, вы сразу догадались, что он убит. Я не ошибся?